Аквалон - читать онлайн книгу. Автор: Лев Жаков, Илья Новак cтр.№ 82

На теле у дикаря росли ногти. Будто швы на одежде, они двумя линиями тянулись от запястий вдоль локтей, по плечам и заканчивались под ушами. Безкуни был жирным, лоснящимся, в лапах сжимал дубинку, утыканную острыми каменными осколками.

Опустившись на колени, он сунулся в низкое квадратное отверстие, что открылось позади отъехавшего в сторону участка каменной стены, и уставился на Тулагу ржавыми глазами. Из-за расползшейся туши, загородившей почти весь проем, выглянули несколько уродливых юных лиц. Жирный казался самым старшим из них, он, пожалуй, достиг уже двадцатилетнего возраста, хотя определить точно было невозможно. Безкуни угрожающе забормотал, глухо заворчал, вытягивая перед собой дубинку, попытался влезть в пещеру… Мельком увидев, что жгут, соединивший световой клубок внутри тумбы и паунога, почти угас, Гана вскочил и бросился вперед. Он вонзил стеклянное лезвие в рыхлую грудь, сразу же выдернул, прыгнув в сторону, обеими руками крепко обхватил тварь и сдернул ее с тумбы.

И ощутил, что существо теперь вообще ничего не весит, будто состоит из эфирного пуха. Безкуни упал в квадратном люке, хрипя, цепляясь боками за каменные края и пытаясь отползти назад, в то время как остальные, спеша проникнуть в пещеру, толкали его вперед. Обняв паунога, Гана побежал прочь.

Провал ожил: вдоль склонов по желейным трубам и каменным выступам передвигались фигуры детей и подростков, кто-то сидел, свесив ноги, кто-то поднимался или спускался… все вокруг кишело безкуни. Зазвучали голоса, темные лица повернулись к нему. Эхо подхватило слова, смешало их в многоголосую сумятицу, лишенную и намека на осмысленность. Сзади донесся топот ног – преследователи наконец смогли выпихнуть жирного из двери и помчались за Ганой. Но он уже достиг круглой площадки, не останавливаясь, пересек ее, вскочил на каменный бордюр и, как охотник за серапионами – лозоплавку, швырнул паунога перед собой, после чего, прыгнув следом, упал животом на мягкое округлое тело, закачавшееся в воздухе.

* * *

Поначалу прикосновение мокрых стенок полости и бородавок, что усеивали их, казалось неприятным, но Гана, не отличавшийся брезгливостью, быстро привык. Управлять пауногом было не сложнее, чем малым одномачтовым эфиропланом. В зависимости от того, какой бородавки он касался, как нажимал на нее или вращал, существо начинало взлетать или опускаться, с различной скоростью двигаться влево, вправо, вперед или назад. Всем этим заведовали наросты в левой полости, а правая предназначалась для того, чтобы двигать конечностями, но с этим Гана справиться пока не мог. Под правой рукой мягких выступов разных форм и размеров оказалось куда больше; скорее всего, Лан Алоа посвятил многие дни тому, чтобы научиться управлять конечностями паунога, ловить и умерщвлять с его помощью рабов.

Впрочем, сейчас это было и не нужно. Тварь опускалась, безкуни остались вверху, а заполняющая дно провала световая масса постепенно приобретала более четкие очертания – в той мере, в какой они вообще могут быть присущи свету.

Гане доводилось видеть так называемый мягкий гриб, при помощи которого хозяйки делали хорошо утоляющий жажду кисловатый напиток. В большой горшок наливали воду, бросали туда хлебную мякоть, несколько проросших зерен определенных растений и, главное, – зародыш этикеня. Под действием добавленных в воду компонентов полип изменялся и вырастал не таким, как в ямах-отстойниках для облаков, а в виде рыхлого сгустка сложной формы, лежащего на дне сосуда или прилипшего к его стенке. Гриб представлял собой рыжеватую субстанцию с небольшой темной сердцевиной. Слишком разреженный, чтобы быть по-настоящему плотным, и все же не совсем жидкий – этакое твердомягкое тело. По краям оно становилось газообразным, волновалось ленивыми завихрениями и полотнищами, состоящими из крапинок, мельчайших хлопьев, которые постепенно смешивались с водой, насыщая ее своим цветом и превращая в собственно напиток. Мягкий гриб, таким образом, не имел четких границ, пребывая с окружающей средой во взаимоотношениях более близких, более интимно-проникающих, чем тело человека, камень или железо.

И таким же был этот свет: густое расползшееся тулово, явно куда более вещественное, чем сияние, что испускает масляная лампа или огонь свечи, но все же не обладающее той материальностью, какая присуща, к примеру, дереву.

Кто-то из безкуни мог научиться летать на демонах, и Тулага решил, что нужно обеспечить себе лучшую защиту. Он достал из кошеля полный коротких лучиков желейный брусок с красной хитиновой трубкой, некоторое время изучал мягкую диафрагму на ее конце, затем, осторожно сжав двумя пальцами световой дротик, вставил его в трубку, вытащил, вставил опять, но стрелять пока не решился, хотя и подумал, что теперь сможет вопользоваться этим оружием без труда.

Чем ниже спускался пауног, тем сильнее дрожали, корчились стены и все, что окружало беглеца. Ему надо было возвращаться, надо было лететь вверх и побыстрее выбираться из провала, но любопытство гнало дальше. Кружок неба над головой уже исчез из виду, как и круглая каменная площадка. Еще несколько десятков остов – и свет стал как густой и теплый желтый суп. И, словно кружки жира, на нем плавали несколько пауногов.

Беглец достиг места, где плотностью свет почти сравнялся с водой. Здесь на незримой границе парило с десяток тварей; будто пробковые поплавки, чуть покачиваясь, они двигались кругами, повинуясь световому течению. Конечности их висели неподвижно, как длинные связки бамбуковых стеблей.

Очутившись на этой границе, существо под Тулагой дернулось и дальше уже двигалось куда медленнее, с трудом преодолевая световую кашу. Ухватившись за складку кожи, наездник свесился на бок, прилег, наклонив голову и глядя вниз.

Протянувшаяся со дна мира к поверхности исполинская мутно-желтая колонна начиналась здесь. Основание ее напоминало толстый язык, покрытый отделившимися слоями – их-то с высоты Гана и принял за лепестки гигантской розы. Язык этот был придавлен остроконечной алмазной громадиной, формой напоминающей нос корабля, но размером с большой остров. Драгоценное крошево, по каким-то причинам потускневшее, плотным слоем покрывало поверхность вокруг светового языка, не позволяя разглядеть, что находится под ним. Камня давно не стало; внизу стены провала целиком состояли из мягкого желе, спрессованного весом всего находящегося вверху, и Тулага подозревал, что под языком то же самое вещество.

Пауног пролетел еще немного и остановился. Гана надавил на бородавку, повернул, сжал сильнее… тело, на котором он восседал, задрожало, под мягкой кожей будто перекатилось несколько пузырей, но дальше лететь тварь не могла: свет выталкивал ее. Тогда Гана вытащил запястья из складок, лег на живот, свесив ноги с одной стороны, а голову с другой. Пауног качнулся, на несколько мгновений повис неподвижно, затем под давлением света стал очень медленно подниматься туда, где парили другие твари. Тулага лежал не шевелясь, глядя вниз.

* * *

Ладонь Арлеи с громким звуком ударила по щеке матроса – схватившись за скулу, тот задом уселся в песок.

– Прекратите истерику! – приказала девушка. – Вы, здоровые мужи, ревете тут, как дети, которых покусали моллюскогусеницы!