Список Шиндлера - читать онлайн книгу. Автор: Томас Кенилли cтр.№ 45

Так что Вулкан, как и фрау Дрезнер, и почти пятнадцать тысяч других обитателей гетто понимали, что спасти их может только неожиданное чудо.

Но они в него не верили – ни на секунду.

Доктор Седлачек обещал, что путешествие будет без особых удобств, – так оно и вышло.

Оскар пустился в дорогу в хорошем пальто, с чемоданом и сумкой, полной дорожных принадлежностей, которые очень понадобились ему в конце пути. Хотя у него были соответствующие документы, он не испытывал желания пускать их в ход. Будет куда лучше, если ему не придется показывать их на границе. В таком случае он всегда сможет отрицать, что в декабре посещал Венгрию.

Он ехал в грузовом вагоне, заполненном пачками партийной газеты «Фолькишер Беобахтер», предназначенной для распространения в Венгрии. Вдыхая запах типографской краски, примостившись на пачках напечатанного острым готическим шрифтом немецкого официоза, Оскар двигался на юг – а за окном проплывали остроконечные заснеженные пики словацких гор.

Миновав границу Венгрии, они двинулись на юг по долине Дуная.

Ему был заказан номер в «Паннонии», рядом с университетом, и в первый же по приезде день его навестили маленький Сем Шпрингман и его коллега доктор Ресо Кастнер. Эти два человека, которые поднялись в номер Шиндлера на лифте, уже слышали от беженцев какие-то отрывочные сведения о происходящем в Польше. Но ничего существенного, кроме отдельных фактов, те сообщить не могли. То, что им удалось избежать опасности, не означало, что они были знакомы с масштабами ее распространения, механизмом функционирования, ее размерами и так далее. Кастнер и Шпрингман были полны ожиданий, что – если Седлачеку можно верить – этот судетский немец, дожидающийся их наверху, сможет обрисовать цельную картину, дать исчерпывающий ответ об опустошении Польши.

В номере они наскоро представились друг другу, потому что Шпрингман и Кастнер пришли слушать и видели, что Шиндлер полон желания рассказывать. В этом городе не составило труда заказать крепкий кофе и пирожные, что позволило сделать первые минуты знакомства непринужденными. Кастнер и Шпрингман, обменявшись рукопожатием с огромным немцем, расселись в креслах. Но Шиндлер продолжал мерить шагами комнату. Казалось, что здесь, далеко от Кракова, от страшных гетто и акций, груз того, что он знал, давил его куда больше, чем когда он рассказывал обо всем Седлачеку. Он возбужденно топал по ковру номера. Его шаги наверняка были слышны снизу – даже в их номере канделябры подрагивали, когда он изображал действия карательной команды эсэсовцев на Кракузе, показывая, как один из них прижал ногой голову жертвы к мостовой и застрелил на глазах маленькой девочки в красном, догонявшей свою колонну…

Он начал с личных впечатлений о жестокости, царящей в Кракове, о сценах, которые он сам видел на улицах и о которых слышал по обе стороны стены – и от евреев, и от СС. Ему удалось захватить письма от некоторых жителей гетто: врача Хаима Хильфштейна, доктора Леона Залпетера, Ицхака Штерна. В письме доктора Хильфштейна, сказал Шиндлер, говорится о голоде. «Как только уходит лишний вес, – сказал Оскар, – начинают работать мозги».

Все гетто обречены на уничтожение, сообщил им Оскар. Это в равной степени относится как к Варшаве, так и к Лодзи или Кракову. Население варшавского гетто сократилось на четыре пятых, лодзинского – на две трети, краковского – наполовину. Куда деваются люди, которых вывозят из гетто? Часть их попадает в трудовые лагеря; но сегодня, вам, господа, придется узнать и принять, что как минимум три пятых депортированных исчезают в концентрационных лагерях, которые применяют новые научные методы убийства. И эти лагеря – не что-то временное и исключительное. У них даже есть официальное название, данное им в СС, – Vernichtungslagers — лагеря уничтожения.

За последние несколько недель, рассказал Оскар, примерно две тысячи обитателей Кракова, задержанные в облавах, были отосланы не в газовые камеры Бельзеца, а в трудовые лагеря под городом. Один расположен в Величке, другой в Прокочиме: и тот, и другой – близ железнодорожной линии, идущей прямо на русский фронт. Из Велички и Прокочима заключенных каждый день гоняют в деревушку Плачув, предместье города, где ведется строительство большого трудового лагеря. Их существование в таких лагерях беспросветно, они не знают ни дня отдыха – бараками в Величке и Прокочиме командует эсэсовец Хорст Пиларцик, обративший на себя внимание в прошлом июне: именно он организовал вывоз из гетто примерно семи тысяч человек, из которых вернулся только один, фармацевт. Предполагается, что лагерем в Плачуве будет руководить человек такого же сорта. Своеобразное преимущество трудовых лагерей состоит в том, что там нет технических возможностей для систематического уничтожения людей. Их существование оправдывается экономическим обоснованием – заключенных из Велички и Прокочима, так же, как и из гетто, каждый день гонят на работу на различные стройки. Лагеря в Величке, Прокочиме и предполагаемый лагерь в Плачуве находятся под личным контролем шефа краковской полиции Юлиана Шернера и Рольфа Чурды. А лагерями уничтожения заправляет Главное административно-хозяйственное управление СС в Ораниенбурге под Берлином. Vernichtungslagers тоже какое-то время используют своих заключенных как рабочую силу, но конечная цель их – уничтожение людей и использование получаемых побочных продуктов: то есть повторный оборот одежды, сбор оставшихся драгоценностей и вещей, вплоть до очков и игрушек; используются даже кожа и волосы трупов.

В середине своих рассуждений о разнице, существующей между лагерями уничтожения и предназначенными для рабского труда, Шиндлер внезапно подошел к дверям, резко распахнул их и оглядел пустой холл.

– Я знаю, что у этого города репутация места, где все подслушивают, – объяснил он.

Невысокий мистер Шпрингман, поднявшись, тронул его за локоть.

– В «Паннонии» все нормально, – тихо сказал он Оскару. – Гестапо обосновалось в «Виктории».

Шиндлер еще раз осмотрел холл, закрыл двери и снова начал метаться по комнате. Остановившись около окна, он возобновил свой мрачный отчет.

На руководство трудовыми лагерями назначают людей, доказавших свою беспощадность и серьезный подход к делу во время чисток гетто. В этих лагерях время от времени тоже убивают. И, конечно же, процветает коррупция среди лиц, связанных с распределением запасов пищи, рационы заключенных постоянно уменьшаются. Но это все же предпочтительнее, чем гарантированная смерть в Vernichtungslagers. Люди в трудовых лагерях все же могут худо-бедно жить, а кое-кого удается вытащить оттуда и тайно переправить через границу в Венгрию.

«То есть эсэсовцы так же продажны, как и другие силы полиции?» – спросили Оскара представители Комитета по спасению в Будапеште.

– По своему опыту, – ответил Оскар, – могу сказать, что среди них нет ни одного, кого нельзя было бы купить.

Когда Шиндлер завершил свое повествование, воцарилось молчание. Нельзя сказать, чтобы Кастнер и Шпрингман были так уж изумлены. Всю жизнь они провели под гнетом страха перед тайной полицией, которая смутно догадывалась, чем они нынче занимаются. Они пребывали в относительной безопасности лишь благодаря связям Сема и взяткам. И в то же время респектабельное еврейство относилось к ним с неприязнью и не поверило бы тому, что они могли поведать другим со слов Шиндлера. Например, Шмуэль Штерн, президент Еврейского совета, член венгерского сената, оценил бы сегодняшний рассказ Оскара Шиндлера как гнусные выдумки, инсинуации, очерняющие суть немецкой культуры, и оскорбительный намек на предполагаемые действия венгерского правительства. Однако двое гостей Шиндлера привыкли слышать и худшие вещи.