Глава 41
Сказки детства
– Он пришел ко мне вечером. Я это сразу вам сказала. Саша пришел вечером. Я же не отрицаю этого. Пьяный. А потом ушел.
После обыска квартиру Алисы Астаховой закрыли и опечатали. Все снова собрались в офисе Мельникова. Участковый Лужков выложил на стол его телефон и ключи от машины. Никого из фигурантов дела он не попросил «подождать за дверью». Все находились в офисе. А за дверями в коридоре дежурили двое оперативников.
– Он ушел, я выгнала его, – повторила Алиса.
Я же не отрицаю… Катя отметила, что фраза в ее устах прозвучала так же, как до этого в показаниях Виктора Ларионова.
– Эти вещи его, я даже не видела их. Он, когда пришел, снял пиджак. Наверное, выложил телефон и ключи из кармана. А потом, когда мы поругались, схватил пиджак и выскочил, забыв про ключи и… Я же не отрицаю! Я даже не знала, что его ключи так и лежат у меня в коридоре! Это он сам их выложил. Я и внимания не обратила. Мне было не до этого, поверьте.
Алиса сцепила пальцы рук. Она смотрела на своих одноклассниц – на Светлану и Елену.
– Это ты его убила! – сказала Елена, глядя на нее в упор.
– Что ты мелешь?! Ты дура! Дрянь! – Голос Алисы сорвался.
– Это ты дрянь! Маньячка, сумасшедшая, как и вся ваша семейка! Все эти твои бабки и прабабки Аннет и Аврора. – Елена обернулась к Кате, к Мещерскому, к Лужкову: – То, что я вам рассказала, что мы сделали все вместе, вчетвером, – ужасно. У меня сейчас у самой дети. Думаете, я по ночам от кошмаров не вою, представляя, что кто-то может такое и с моими детьми сотворить? Но у нас – единственное оправдание: мы были оболванены, зачарованы. Мы были отравлены этими россказнями, которыми она нас пичкала! Детям вон про ведьм-людоедок рассказывают из пряничных домов. Знаете, что для нас было пряничным домиком? Эта вот чертова наша мыловаренная фабрика! А ведьмой – сумасшедшая старуха, пьяница, ее бабка Аврора, бывший директор фабрики. Она после выхода на пенсию совсем опустилась, пила как полковая лошадь. Ее мать Аннет Астахова рассказала ей всю эту историю, эту кошмарную сказку, когда она уже была взрослой, студенткой. Хватило ума! А уж Аврора-карга поведала это ей, своей внучке, – Елена ткнула пальцем в Алису, – когда ей стукнуло всего девять лет. Девять лет девчонке! И она, конечно, не удержалась, рассказала нам, своим подружкам. И домой к Авроре привела, а та повторила свой рассказ, налакавшись водки. И потом мы слышали это на протяжении месяцев, на протяжении лет! Это стало нашей легендой, игрой. Понимаете, игрой! Мы играли в это, как дети играют в казаки-разбойники. Никаких моральных ограничений, только игра и жестокость и дикие кровавые подробности, как в фильмах ужасов…
– Ты все лжешь, сука! – хрипло выкрикнула Алиса. – Это было на самом деле, это не сказка!
– Конечно, не сказка. Раз на фабрике трупы нашли. Как раз, как в нашей сказке детства, семь человек сброшены в подвал, убиты из «маузера» в затылок. Мальчишка-гимназит, девчонка-барышня, их мать, их дядя, их старая нянька и двое слуг, кастратов-скопцов. Ну же, Алиса, расскажи нам эту сказку с самого начала! Чтобы вот они, – Елена кивнула на участкового Лужкова, Катю и Мещерского, – тоже все поняли наконец!
– Пошла к черту!
– Давай, Алиса, рассказывай, – тихо попросила Светлана Колганова. – Я же слышала, что ты Саше кричала там, в квартире: слюнтяй, недоумок, тряпка, трус! Только он был не слюнтяй. Он и тогда, мальчишкой, не мог этого вынести – хотел с собой покончить. А теперь, взрослым, он все это пережил заново, и, если бы только она заговорила, он бы во всем признался. Он так тебе и кричал: я больше не могу, я устал бояться и каяться всю жизнь! ОНА все вспомнила!
Если бы только она заговорила…
Она все вспомнила…
– Единственное оправдание того, что мы сделали это, что мы были такими тварями в детстве, – твердо, безжалостно повторила Елена, – это то, что мы находились под негативным влиянием, наслушавшись россказней твоей бабки Авроры, бабки-алкоголички, свихнувшейся на ваших семейных мерзостях. Это и на взрослых воздействует, а уж на тринадцатилетних подростков – ого-го! Мне ли не знать, у меня двое детей. Это ты, Алиса, бесплодная смоква. Червивое чрево. Ну же, рассказывай, подруга, с самого начала! У твоей прабабки-суки Аннет, по словам Авроры, ведь тоже имелось свое оправдание.
Елена обернулась к Кате, словно ища у нее поддержки. Но Катя, как и они все, пока еще ничего не понимала.
Алиса Астахова глядела в окно – в надвигающиеся на Безымянный переулок сумерки.
Темные глаза – провалы на бледном лице.
Лицо – как гипсовая посмертная маска.
Из сумерек, запечатленное на стекле, на нее смотрело сквозь время и расстояние другое лицо, другие глаза.
Тоже темные, с расширенными зрачками, когда-то прекрасные, бездонные очи, а ныне полубезумные, покрасневшие от дыма, усталости, злости и слез.
Глава 42
Пальцы врастопырку
26 декабря 1917 года
Аннет Астаховой исполнилось двадцать пять лет. Свои первые четверть века она отмечала в нетопленной спальне особняка, доставшегося ей от старшей сестры Адели, на кровати, заваленной шелковыми пуховыми одеялами и матросскими бушлатами.
В ночной сорочке и панталонах она подошла к окну, стала вглядываться в сизый зимний день. По заплеванным семечками, облитым мочой улицам среди сугробов ездили грузовики. На стылых площадях Москвы до хрипоты и ора митинговали. Осатаневший от митингов и пьянства народ с гиканьем и улюлюканьем ловил не успевших сбежать городовых и полицейских приставов и швырял их в полной выкладке с мостов в ледяную воду Москва-реки, набив карманы полицейских шинелей камнями. Тем, кто пытался выплыть, стреляли в голову из винтовок и «маузеров».
Аннет Астахова приобрела и себе «маузер». Он оттягивал ее тонкую руку, но стреляла она прилично.
Таких времен она ждала давно. В такие времена можно было заставить платить по всем долгам. И она собиралась это сделать.
Она закурила сигарету в мундштуке. Начала одеваться – очень скромно. Платье и пальто она позаимствовала у своей горничной. Но грубое сукно не могло скрыть ее природного фамильного изящества.
Аннет была похожа и не похожа на свою старшую сестру Адель. Та заменила ей мать, стала первой наставницей, подругой. Аннет восхищалась Аделью – ее деловой хваткой, ее энергичным характером, ее бесстрашием, бескомпромиссностью и передовыми взглядами. Адель управляла бакалейными предприятиями своей закадычной подруги Серафимы Козловой. И Серафиму Аннет тоже обожала. Две эти женщины были ее путеводными звездами с самого детства, потому что родители умерли рано, и сестра и ее богатая подруга взяли на себя воспитание и образование Аннет.
Аннет училась в лучшей гимназии Москвы. Затем в лучших пансионах Швейцарии. Она слушала лекции в Сорбонне и весело и с пользой проводила время в Париже. Она хотела посвятить себя юриспруденции, потому что с пятнадцати лет все ее воображение занимал долгий судебный процесс, который вела Серафима Козлова с помощью Адели против изуверов сектантов-скопцов, прятавшихся под крылом мыльного фабриканта Якова Костомарова.