Элизабет не хотелось думать о плохом, но отбросить эти мысли не получалось. Интересно, ее бы тоже наказали, если бы застали с Дунканом? Но разве тогда не нужно было бы наказать и Роберта? Впрочем, за все время своего пребывания на острове ей никогда не доводилось слышать, чтобы здесь когда-либо наказывали мужа из-за супружеской измены. Но, как бы там ни было, ей повезло, потому что она осталась неразоблаченной. Однако это касалось только общественного порицания. Мысль о том, что она отказала своему мужу незадолго до его смерти, терзала Элизабет, превратившись в тяжелый груз, отягощавший ее воспоминания. Этот поступок дополнил нестираемую картину позора, связанную с ее личными ошибками, состоявшими в ее собственных супружеских изменах. Прошлой ночью она снова и снова просыпалась от кошмаров, в которых ей снился Роберт, умолявший любить его. И каждый раз она со злостью отказывала ему, а когда после этого отворачивалась от него, он снова подходил к ней с другой стороны, но уже будучи мертвецом. Кровь сочилась из его мокрых светлых волос, а его прозрачные глаза были похожи на замерзшее стекло и смотрели ей прямо в глубину ее нечистой души.
– Что ты наделала? – жалобно спрашивал он. – Почему ты бросила меня одного? Это все твоя вина! Это из-за тебя мне пришлось умереть!
Элизабет, задыхаясь, просыпалась, металась из стороны в сторону, прижимая кулаки к своим глазам, однако не могла избавиться от этого видения. А затем ей приснился Дункан, и в этом сне она отдавалась ему и, когда он брал ее, стонала не от страха, а от наслаждения. Жгучее чувство стыда, которое осталось у нее после пробуждения, лишь ухудшило ее состояние.
Она прижала пятки к бокам Жемчужины, когда выехала на открытое пространство. Дорога пролегала мимо Ойстинса, группы дряхлых хижин на юге города, которую даже трудно было назвать деревней. В непосредственной близости от побережья стояло несколько сараев, в которых сушился табак. Имелся здесь и причал для лодок. А еще, как и в каждом поселении на острове, – обязательный кабак, в котором плантаторы и свободные рабочие из ближайшего окружения собирались, чтобы выпить и поиграть в кости.
В небольшом загоне на окраине паслось с полдюжины коз, а на огороженном дворе что-то клевали куры. Рядом стояла хижина с маленькой верандой, на которой сидела толстая темноволосая женщина. Это была Миранда, кормилица Джонатана. Ее муж выращивал табак, и они вдвоем обрабатывали крошечную плантацию. Кроме того, они держали всяких мелких животных, которых в базарные дни продавали в городе.
Элизабет слезла с лошади, привязала Жемчужину в тени пальмы и пошла через дорогу к Миранде. Она порылась в своей сумке и нашла там несколько монет, которые отдала женщине. Португалка засунула деньги в вырез своего платья и улыбнулась, показав белые зубы.
– Ром? – спросила она.
Элизабет поблагодарила, но отрицательно покачала головой. Она уселась на ступеньки веранды рядом с Мирандой.
– В Сант-Джеймсе восстание рабов, может быть, оно распространится и сюда. Вам нужно быть осторожными – тебе и твоему мужу.
И вдруг она почувствовала, как устала. Она еще некоторое время молча сидела рядом с Мирандой, глядя далеко в море. Солнце переместилось на запад и висело уже ниже, чем тогда, когда она отправилась в дорогу, однако Элизабет потеряла всякое ощущение времени. В какой-то момент она поднялась, попрощалась с Мирандой и пошла к Жемчужине.
Садясь на лошадь, она снова почувствовала усталость и решила, что пора возвращаться. В какой-нибудь другой день, в более ранний час, она поехала бы и дальше, может быть, даже до скалистого побережья на востоке острова, где о скалы разбивался мощный прибой Атлантики.
Она напилась воды из бурдюка, который возила с собой, а затем направила Жемчужину через рощу, состоявшую из растрепанных ветром пальм, вниз, к побережью, где находилась чудесная маленькая бухта. Мелкий белый песок там имел нежный розовый оттенок то ли от лучей заходящего солнца, то ли от коралловой извести, которая связывала остров с морским дном. Волны, пенясь, бились о пологий берег. Элизабет бросила поводья Жемчужины на одну из скал, обрамлявших бухту, и, погладив кобылу по крупу, разделась и медленно зашла в воду. Вода была приятно освежающей, хотя она вряд ли была холоднее, чем воздух. Элизабет бросилась в волны прибоя и, преодолевая их сопротивление, выплыла далеко вперед, а потом легла на спину и предоставила волнам подгонять ее к берегу. Небо прямо над ней было насыщенного синего цвета, который в западной стороне переходил в огненно-красный цвет. Она задумалась о том, есть ли где-нибудь на свете страна, которая больше походила на рай, чем эта. Англия с ее бесконечными тусклыми, серыми зимами и долгими дождливыми летними днями была совершенно не такой, как избалованный солнцем Барбадос, поэтому старая родина казалась ей уже совсем чужой, когда она изредка вспоминала о ней. И снова Элизабет попыталась вспомнить, как ледяной ветер дул ей в лицо, как холодный дождь оставлял на ее волосах капли воды и как мерзли ее руки и ноги после зимних верховых выездов в родовом поместье. Она попыталась вызвать в памяти свою любовь к пейзажам юности, напомнить себе, что Рейли-Манор был ее домом и что там находились ее корни, но видела себя посреди шумящего и пенящегося океана, запах которого доставлял ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Она чувствовала себя одним целым с этим магическим миром тропиков, который сразу же захватил и увлек ее за собой, как только она попала на остров.
Элизабет затаила дыхание и нырнула в прозрачную глубину. Она видела искаженные подводной перспективой изящные ветви кораллов на морском дне, а между ними – колеблющиеся водные растения самых разных оттенков. Стайка маленьких светящихся рыбок метнулась к ней, но, словно заколдованная, остановилась над коралловой отмелью, а потом умчалась дальше. Черепаха, огромная, как бочка, величественно проплыла мимо.
Элизабет оставалась под водой до тех пор, пока не почувствовала, что ее легкие вот-вот разорвутся. Она была очарована прекрасным пестрым разнообразием, открывшимся перед ней. Наконец она с неохотой поднялась на поверхность и, отфыркиваясь, высунула голову из воды. Затем она побрела на берег, отряхивая с себя воду, как озорной щенок, так что брызги летели во все стороны. Обеими руками она отжала воду из волос и достала из седельной сумки гребешок и щетку. Она взяла себе в обыкновение постоянно возить их с собой, когда выезжала поплавать, а также полотенце, чтобы вытираться. Она расчесала мокрые волосы, вытерла тело полотенцем, натянула на себя нижнюю юбку, а затем легла на плоскую, теплую от солнца скалу.
У нее еще оставалось немного времени, чтобы отдохнуть. Всего лишь четверть часа… Элизабет закрыла глаза и расслабилась, стараясь ни о чем не думать. Было так хорошо лежать здесь, чувствуя вечернее солнце на лице, а нежный ветер – на коже.
Когда она снова проснулась, солнце уже село, а над ней на фоне вечернего неба возвышалась фигура какого-то человека. Не успел стихнуть ее испуганный вскрик, как она поняла, что никакая опасность ей не угрожает. Но тем сильнее она разозлилась.
– Тебе всегда нужно так меня пугать? – набросилась она на Дункана.