Так говорили древние язычники. Точно то же самое повторяли и современные психоаналитики. Однако из этого утверждения можно сделать всего один и очень простой вывод. Если бога нет нигде, кроме тебя, значит (правильно!), бог – это и есть ты. Раз бог живет внутри тебя, то значит, единственный бог на свете – это и есть ты сам.
Логично?
Почти двести лет подряд революционеры по всему миру боролись с любыми проявлениями религии. Первое, что делали юные бунтари, взяв власть во Франции, Мексике, Турции, России и Китае, – это принимались жечь и взрывать храмы. Им казалось, что религия только мешает современному человеку стать, наконец, полностью свободным и счастливым. Что, как только последний священник будет повешен на воротах последнего храма, мир наконец станет прост, понятен и открыт для перемен к лучшему. Избавившись от этой химеры, человек сможет наконец получить от жизни настоящее удовольствие.
Однако, отменив христианство, революционеры вовсе не избавились от религии как таковой. Человек вообще так устроен, что не в силах жить без религиозной веры. Хоть что-то в этом смысле ему необходимо. Поэтому, отменив Бога христиан, юные бунтари очень быстро получили вместо Него богов попроще. Дальневосточных идолов Свами Прабхупады. Мировую душу Карла-Густава Юнга. Морфея, Троицу, Локи и Персефону «Матрицы». А главное – божественных себя самих. Прекрасных и лучезарных себя самих.
Именно эта жуткая картина и стала главной религией ХХ века. Именно она и привела мир к той катастрофе, результатами которой сегодня все мы можем полюбоваться, просто выглянув утром в окно.
Глава IV
Герберт Маркузе: новая надежда
Ну ладно: с тем, как устроен мир, все более или менее понятно. Допустим, он устроен абсурдно, местами жесток, лишен смысла – и вообще, вовсе не так приятен, как думали прежде. Суть-то все равно не в этом, а в том, каков же человек, живущий в этом мире. Каков каждый из нас, людей, мечтающих о счастливой жизни и не находящих ее.
Тому, кто хочет узнать, как он выглядит, нужно не умничать, а просто посмотреться в зеркало. К середине ХХ столетия люди устали от бесконечных абстрактных разговоров на тему, каков же он, современный человек. Теперь они мечтали просто отыскать хоть какое-нибудь зеркало, в которое можно было бы заглянуть и узнать, как же, черт возьми, все мы выглядим на самом деле.
1
Увидеть себя со стороны, увидеть и понять наконец, каков же ты в реальности, – штука почти непосильная. Сделать это трудно, почти невозможно. Вернее, невозможной эта задача казалась раньше, до того, как изобрели кино. А в ХХ веке все наконец стало элементарно: ставь камеру, нажимай кнопку START и смотри потом на себя самого со стороны сколько влезет.
Кино – это ведь самое честное из искусств. Это в книжках можно описать то, чего не бывает: шестиногих лошадей, полеты к иным галактикам или добрых капиталистов. Глаз кинообъектива не обманешь: кино регистрирует факт, только факт, и ничего, кроме факта. По крайней мере так было принято считать до самой середины ХХ века.
Первые фильмы братьев Люмьер были, как известно, документальными. И первые фильмы тех, кто продолжил дело знаменитых французских братьев, – тоже. Именно этой особенностью кинематографа очень долго восторгались первые кинокритики. Люди устали от того, что вместо фактов им постоянно подсовывают интерпретации. Людям хотелось голой, беспристрастной истины. И многие надеялись, что именно кино такую истину им наконец даст. Голую, беспристрастную и окончательную.
Нужно признать, что надежда не оправдалась. Показать мир таким, каков он есть, кинематограф так и не сумел. Но вот что касается всего голого, то за этим дело как раз не стало. Первые фильмы эротического содержания стали сниматься всего через несколько лет после того, как Люмьеры засняли свое прибытие поезда. По русским социальным сетям до сих пор кочует почти трехчасовая подборка черно-белого французского и немецкого порно начала века. Душераздирающее зрелище: целлюлитные попы женщин, тощие ребра мужчин, во время полового акта партнеры остаются в приспущенных носках, на некоторых из которых можно разглядеть дырки. Смотрелось все это не возбуждающе, а скорее отталкивающе. Но зато в этих картинках зрители видели истину. Кино показывало им жизнь безо всяких прикрас.
Первые полвека истории кино порно оставалось узкоспециальным жанром. Такие фильмы снимались, смотрелись и приносили своим создателям какой-никакой доход. Но ни о каком широком прокате речь, разумеется, не шла. Порно занимало приблизительно такую же нишу, как сегодня фильмы по технике безопасности: дешевые ролики чисто для служебного пользования. Показывали их в публичных домах или закрытых мужских клубах. Длительность роликов составляла десять – двадцать минут. Звукового сопровождения не было. Роли исполняли не специальные порноактрисы, а обычные проститутки: заплатил даме, а дальше уж как получится. В некоторых сценах видно, что у актеров вдруг исчезает эрекция. В других девушки отказываются выполнять какие-то уж совсем хардкорные трюки или по окончании орального сеанса с отвращением выплевывают сперму на живот партнерам. В общем, кинодокументалистика в чистом виде.
В официальном прокате до 1960-х запрещено было демонстрировать не только гениталии, но даже и полуприкрытую женскую грудь. Верхом неприличия считались демонстрации поцелуев взасос. Фильм студии Эдисона 1906 года с шестиминутным поцелуем (усатый дядька мнет и облизывает очень толстую хохочущую женщину) считался настолько шокирующим, что показывать его прокатчики рисковали только в специально оборудованных кабинках: опускаешь монетку в четверть доллара и триста шестьдесят секунд можешь любоваться на запретное зрелище.
Цензурные нормы чуть смягчились лишь после 1959-го. В результате нескольких судебных процессов было решено, что порнографией не считаются книги и фильмы, имеющие художественную ценность. При этом, что конкретно считать этой самой «ценностью», суды не уточняли. Так что мелкие окологолливудские студии сразу же наладили выпуск дешевых картин, в которых гениталии крупным планом, конечно, не показывали, но при наличии хотя бы щепотки фантазии зритель мог додумать все сам. Американцы называли такие картины «skin flicks», что можно перевести как «фильмы, где все хоть и показывают, но, к сожалению, мельком». Тогда же был разработан и стандарт таких фильмов: сцена мальчик – девочка, сцена мальчик – девочка с более жестким содержанием, сцена девочка – девочка, а в конце обязательно групповая сцена.
Еще десять лет спустя порнография была наконец полностью легализована. Но не в США или какой-то большой европейской стране, а в карликовой черт знает где находящейся Дании. Для тогдашнего читателя газет это было таким же поводом поострить, как сегодня – легализованная в Голландии марихуана. Нет, ну до чего додумались эти чокнутые датчане – качал головой какой-нибудь Джон с американского Среднего Запада и, глядя на свою упитанную американскую жену, пытался выгнать из головы мысль насчет того, что жаль, черт возьми, он не родился датчанином.
Глупо было не попытаться нажить хоть маленький мешочек долларов на интересе к датским киношкам. И прокатчики, разумеется, нажили. В том же году на экраны США вышел документальный фильм «Цензура в Дании». Смотрите, мол, что там у них в Старом Свете творится. Совсем сбрендили, а? По сути, фильм представлял собой нарезку сцен из самой что ни на есть жесткой порнухи, но сопровождаемой занудным закадровым текстом, объясняющим происходящее на экране с точки зрения искусствоведения. То есть зрители платили вроде как не за просмотр сцен разврата, а за повышение собственного, блин, культурного уровня.