Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Хоффман cтр.№ 67

Планкерт решил сам идти на встречу с Толкачевым. Он понимал, что если они потеряют контакт с агентом, это будет колоссальным ударом для ЦРУ. А если он допустит ошибку, из-за которой Толкачева арестуют и казнят, это будет преследовать его до конца жизни.

Планкерт считал, что неплохо изучил Толкачева по описаниям: человек средних лет, с быстрым летящим шагом, как будто он шел, не касаясь земли. Оперативники, встречавшиеся с Толкачевым, советовали Планкерту не волноваться о ходе встречи: агент — настоящий профессионал, он позаботится о том, чтобы все прошло гладко, надо просто позволить ему делать по-своему. Планкерт также прочитал, что у Толкачева была замечательная способность сливаться с толпой. Он выглядел “как все” {277}.

Вечером 7 декабря, использовав “Джека из коробочки” и выпрыгнув из машины, Планкерт заметил Толкачева. Шпион выглядел точно так, как его описывали: неприметный человек в фетровой шляпе, коричневом пальто, коричневых перчатках, черных ботинках и сером шарфе, надетом под пальто. Когда они встретились, падал снег. Они обменялись паролями. “Ну что, пройдемся”, — сказал Толкачев.

Планкерту сразу показалось, что у Толкачева измученный и усталый вид. В его голосе чувствовалось некоторое напряжение. Планкерт также заметил, что Толкачев выглядит старше, чем на своей фотографии. Толкачев сказал, что некоторое время провел в постели — у него был гипертонический криз. Тем не менее он успел затребовать совершенно секретные документы из институтской библиотеки и сфотографировать их дома, в одиночестве. По мере прогулки Толкачев заговорил оживленнее — он рассказывал о новых правилах безопасности, с которыми имел дело. Но он по-прежнему готов был преодолевать любые препятствия и был столь же целеустремленным.

Планкерт по-русски объяснил, почему они пропустили предыдущие встречи: они заметили слежку со стороны КГБ.

Толкачев резко остановился и с расширенными глазами повернулся к Планкерту: “За вами следят?”

“Нет-нет!” — ответил Планкерт. Речь шла о предыдущих встречах. Толкачев успокоился, и они пошли дальше.

Планкерт понял, что в разговоре важно каждое слово, и спросил, можно ли включить диктофон. Толкачев согласился. Планкерт нажал на кнопку спрятанного под одеждой диктофона, чтобы потом в резидентуре прослушать запись и отправить ее в штаб-квартиру. Они обменялись пакетами: пленка, батарейки и книжки для агента; 16 кассет отснятой пленки для оперативника {278}.

Встреча подходила к концу, когда они услышали чьи-то шаги по хрустящему снегу. Толкачев и Планкерт тревожно оглянулись: к ним приближался высокий пожилой армейский офицер в форме. Они замерли. Но военный прошел мимо, и оба перевели дух.

После всего 20 минут разговора они расстались. Когда Планкерт обернулся назад, чтобы проверить, все ли с Толкачевым в порядке, тот уже растворился в темноте.

Планкерт вышел на Садовое кольцо и сел в троллейбус. Он прошел на заднее сиденье и сел за спинами остальных пассажиров. Быстро снял свое российское пальто и очки, запустил руку в сумку, достал американскую верхнюю одежду и надел ее. Все произошло за считанные минуты, на следующей остановке он соскочил. Никто не обратил на него внимания, но он был настороже. Вдруг КГБ сейчас ищет его? У дверей посольства, как всегда, стояли два милиционера. Увидев американца, возвращавшегося после прогулки с собакой, Планкерт быстро догнал его и вошел в ворота сразу вслед за ним. Двое коллег ждали его в своей квартире. Он молча передал им пакет от шпиона, который следовало принести утром в резидентуру. Планкерт не мог ничего говорить — квартиры, скорее всего, прослушивались. Но он поднял большой палец вверх и взял предложенный ему стакан с виски. Он чувствовал облегчение и азарт.

ЦРУ неоднократно пыталось подделать институтский пропуск Толкачева, вплоть до ажурных синих разводов на бумаге. Наконец Толкачев сказал, что самый последний вариант, который ему передали в мае 1982 года, годится. И затем в течение пары месяцев ему удавалось с помощью этого фальшивого пропуска выносить документы. Но в августе правила безопасности опять внезапно изменились. Теперь для запроса документов требовалось новое удостоверение.

Подделка ЦРУ, над которой так долго работали, оказалась бесполезной.

“Теперь для “Сферы” крайне затруднительно, если вообще возможно, забирать документы домой, — докладывал Планкерт. — Для разрешений введены специальные бланки, которые “Сфера” может использовать, но слишком активное их использование, несомненно, навлечет на него подозрения”. Планкерт писал, что он чувствует “нутром”: Толкачев, “ввиду положения на работе и состояния своего здоровья, озабочен тем, что жизнь становится труднее и что лучшие дни, возможно, уже позади”.

Оценка Планкерта вызвала новый приступ сомнений в ЦРУ. В телеграмме московской резидентуры в штаб-квартиру перечислялись факторы, создающие тревожный фон для Толкачева: новые правила безопасности, его душевное состояние и мысли о копировании документов более рискованными способами, например с помощью шпионских фотоаппаратов Tropel. Из штаб-квартиры ответили, что, возможно, стоит взять тайм-аут на полгода — дать Толкачеву передышку. В резидентуре согласились. Оттуда написали, что Толкачев, похоже, был обеспокоен своей безопасностью, когда разговаривал с Планкертом. “Если он видит признаки опасности — а мы считаем, что он их видит, — то возможно, они более зловещи, чем он готов признать”, — писала резидентура {279}.

С пленками, которые Толкачев передал Планкерту 7 декабря, все прошло прекрасно: было получено еще 499 страниц секретной документации.

Для шпиона, который сэкономил Соединенным Штатам миллиарды долларов, Толкачев с его личными просьбами был чрезвычайно скромен. Его сын Олег поступил в архитектурный институт, а чертежное оборудование в Советском Союзе было низкого качества. Не может ли ЦРУ найти более качественный чертежный набор в Восточной Европе или на Западе? Даже ластики в Москве дрянные, жаловался Толкачев: они оставляют на бумаге грязные следы. Может быть, ЦРУ удастся найти четыре-пять более приличных резинок? “Чешские ластики довольно хорошего качества, — писал Толкачев. — Моему сыну удалось раздобыть половинку такого ластика у своих знакомых, и мы сейчас пользуемся им, но его надолго не хватит”. Он также хотел получить два или три больших брикета китайской сухой черной туши и три или четыре высококачественных чертежных пера {280}.