Калейдоскоп. Расходные материалы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 73

Не волнуйся за меня, Люси. Даже чудовищная буря, отправившая на дно «Нелли» вместе со всем экипажем и пассажирами, пощадила меня – хотя, похоже, только для того, чтобы подвергнуть испытанию не менее губительному: дегустации местных спиртных напитков. В результате вместо соленой воды, доставшейся моим недавним товарищам, в моем желудке нынче плещется черносмородиновая и полынная, а уши вместо предназначенных им водорослей наполнены сетованием на недостаток льда.

Послушав местных чиновников и вояк, лишний раз убеждаюсь, что употребление льда в колониях явилось толчком к моральному упадку колонизаторов, разучившихся побеждать климат одной силой духа. Стэнли, Ливингстон и Сэмюэл Бейкер безропотно утоляли жажду теплой мутной водой или, на худой конец, пальмовым вином. Охлажденный аперитив – вот что губит европейцев. Попомни мои слова, Люси, если так будет продолжаться, не пройдет и полвека, как Европа потеряет все свои колонии.

Начальник станции живет в просторном доме на сваях, нависающем над самым портом. Вероятно, ему доставляет удовольствие смотреть на вереницы негров, разгружающих трюм за трюмом. Бичи надсмотрщиков щелкают, чернокожие цепочкой карабкаются по хлипким сходням, водрузив на голову корзины с грузом и с трудом сохраняя равновесие. Я подумал, что они скорее напоминают прямоходящих муравьев, чем людей в привычном нам смысле слова, но потом заметил, что у некоторых на спине виднеется черный бугорок: это матери тащат с собой своих детей. Вряд ли муравьи способны так надрываться.

Как я и ожидал, директор станции показал себя не только неотесанным чурбаном, но и человеком крайне низкой культуры. Достаточно сказать, что он ни разу в жизни не слышал о The Daily Planet. Я спросил об ученом, собирающемся скрестить обезьяну с человеком, вместо ответа он пнул негритянку, которая, сидя на корточках у стола, занималась своими ногами, ковыряя в них щепкой.

– Пошла отсюда, бочка, – прикрикнул он, – сбегай позови боя. И принеси льду!

Когда женщина ушла – не так уж, кстати, она была и толста, не сравнить с той уродиной в цирке, к которой ты меня приревновала! – директор буркнул:

– Вы бы потише об этом, при черномазых. Они и так уверены, что все белые доктора приехали сюда, чтобы навести на них порчу. Вот и мрут, как мухи. Мы должны быть ответственны, старина. Бремя белого человека, все такое. Раз ниггер пришел к врачу, а не к знахарю – пусть получит нормальное лечение, ну, без лишних трат, конечно, но и без издевательств. Верно я говорю?

Я не успел ответить, как явился бой. Похоже, директор решил, что слуга не слишком торопился, потому что вскочил, как подброшенный пружиной, и встретил боя парой пощечин и двумя ударами в низ живота.

– Он меня в гроб вгонит, – простонал он и рухнул в кресло, покрытое желтым полотном, измятым и засаленным. Отдышавшись, он продолжил: – Послушайте, Уиллард, вам надо плыть в Бардамю, это старая французская станция в верховьях реки. «Лорд Уэйн» отправляется туда завтра. Го ворят, в Бардамю окопался какой-то докторишка… негры ловят ему животных, в том числе бабуинов и горилл. Небось, он и есть ваш доктор Моро!

Директор захохотал.

Я записал в блокнот название станции и парохода, который должен отправить меня навстречу моей судьбе.

Я тоже скучаю по тебе, милая Люси, но на этот раз я замыслил пробраться в самое сердце черной Африки. Что ж, я надеюсь вернуться в Нью-Йорк со славой, а там уже можно подумать и про книгу и даже про малюток, на которых ты так мило намекаешь в своем письме.

Целую тебя крепким африканским поцелуем.

Твой Джо

(Из блокнота Джозефа Уилларда)

Двадцать лет назад лучшими матросами считались каннибалы – до тех пор, пока однажды они не съели полностью всех белых на одном из пароходов. Потом выяснилось, что компания наняла их работать на полгода за еженедельную плату в три куска латунной проволоки дюймов десять длиной. Никакой еды для негров на борт не взяли: предполагалось, что этой ходячей монетой они будут расплачиваться в прибрежных деревнях. Но то ли деревень не было, то ли жители были настроены враждебно, то ли капитану неохота было останавливать пароход – короче, каннибалы голодали пару недель, а потом не вытерпели и сожрали всех, кто был на борту.

По местному поверью, убив леопарда, необходимо опалить ему усы. Иначе дух леопарда найдет охотника и отомстит – даже если охотник уедет очень далеко, в Европу или в Америку. Рассказывают о русском путешественнике, которого дух убитого леопарда настиг в революционной России, посреди охваченного восстанием Петербурга. Здесь вообще подозрительно часто поминают русских – кажется, я на верном пути.

К. подтвердил слухи о совокуплении обезьян с женщинами, сказав, что много раз слышал о нападении равнинных горилл на негритянок. Молодые самцы-одиночки, изгнанные из стада, воспринимают их как самок. Учитывая силу и ловкость обезьян, вырваться из их объятий фактически невозможно (реакция сжатия сильнее человеческой в 25 р., проверить перед публикацией). К сожалению, при совокуплении самец обычно ломает грудную клетку женщины, и та умирает. Если же насильником выступают более слабые шимпанзе, жертва все равно обречена: племя изгоняет ее.

Бывают ли у обезьян венерические заболевания? Может ли человек заразиться от обезьяны каким-нибудь еще неизвестным науке сифилисом? Спросить в Пастер-ском инст-те, когда буду в Париже.

(Ниже следует расшифровка фрагмента, записанного стенографической скорописью на больших желтых листах)

Большую часть путешествия по реке я не помню. Первый приступ малярии свалил меня на борту хлипкого парохода, гордо называвшегося «Лорд Уэйн». Матросы снесли меня на пристань в Бардамю и без промедления отплыли.

Честно говоря, я не могу их винить.

Я не знаю, сколько дней я провалялся в бреду. Меня преследовал запах вербены и меда, в горячке мне виделась окруженная клубами дыма голова мужчины – лысая, почти круглая. И голос! Его голос! Я слышал его все время. Он, казалось, звучал изнутри моего черепа.

Я знал, что кто-то был рядом со мной в эти страшные дни, какой-то человек, наделенный, как мне казалось, небывалым, почти божественным могуществом.

Позже я понял, что не я один так воспринимал профессора Курта Кляйна.

Как описать его? Высокий, крупный мужчина, лет пятидесяти, очень полный, с бритой налысо головой, большими руками и глубоким, громким голосом. Он прекрасно говорил по-английски, а легкий немецкий акцент придавал его речи ту строгость и решительность, которой иногда так не хватает нашему языку.

Я оставался рядом с ним до самого конца – и хотя этот человек до сих пор вызывает во мне ужас и омерзение, я, вне сомнения, считаю его одним из величайших умов нашего века, и потому мой долг – рассказать о нем все, что мне удалось узнать.

Впервые Курт Кляйн попал в Африку, когда, блестяще закончив Берлинский университет, отказался от работы в одной из лучших клиник Германии и отправился в колонии, движимый, как он однажды обмолвился, непростительным юношеским идеализмом. В Юго-Западной Африке он провел пять лет, после чего вернулся в Берлин, навсегда оставив идею медицинской практики. Следующие пятнадцать лет, проведенные в лучших лабораториях Европы, сделали из него универсального гения, подобного Леонардо, – насколько я мог судить, он блестяще знал физику, химию и математику, не говоря уже о медицине и биологии.