Калейдоскоп. Расходные материалы - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кузнецов cтр.№ 2

Той далекой ночью все еще было впереди. Рождение Яны, эмиграция в Германию, появление Клауса и те слова – ничего у нас с тобой не вышло, – после которых только развод.

Ну да, мне нравится смотреть на эту девочку, в первый раз выбравшуюся в Европу из своей украинской провинции, потому что ее белокурые волосы, изумленные глаза, трогательная манера улыбаться в ответ на любую глупость дают мне забыть – пусть на мгновение, – что давным-давно нет ни той Инги, ни той Москвы, ни того меня.

История с историей, каламбур.

– Всё повторяется, – продолжает он, – и вместе с тем – не повторяется ничего. Да и вообще – исторические события не существуют сами по себе: они только точки в потоке времени, звенья в цепи причин и следствий. Не замкнутый круг, даже не диалектическая марксистская спираль – это просто бесконечное развитие одних и тех же мотивов, как в музыке. Мотивы те же, а мелодия разная, аранжировки разные, всё разное. У истории ограниченное количество сюжетов и инструментов. Вот рассказ про прекрасный город свободы и анархии, он же – город соблазна и порока. Могут быть разные финалы, но в любом случае город исчезает. Его поглотит пучина, как Атлантиду. Захватят враги. Разрушат внутренние распри. В конце концов, он просто изменится до неузнаваемости – без всяких катастроф. Короче, города не останется – и тогда сквозь ностальгическую дымку он увидится не таким, каким был когда-то, а Вечным Городом из мифа о расцвете, падении и гибели. А может быть, не у истории мало инструментов – у нас мало сюжетов, которые мы можем уложить у себя в голове.

Боже мой, что я несу! – думает Александр. – И зачем? Всего лишь потому, что она похожа на Ингу?

Мы так трогательно встретились, думает Лиза. А я так напугалась, когда Даша в последний момент заболела. Вот те на: собирались вчетвером, Дашка с дочкой, я с сыном, а тут – что, я две недели вдвоем с Мишкой буду? Хотела уже билеты сдавать, хорошо – мама отговорила.

И вот здесь мы и встретились. Так романтично: двое соотечественников в немецком отеле. Занесенный снегом городок, затерянный в Альпах, – и мы вдвоем.

Он-то ездит сюда каждый Новый год, уже пять лет. От Мюнхена час с небольшим, ему удобно. Похоже, знает каждый дом – тем более что дома разрисованные, словно в сказке, – говорит, еще со Средних веков.

И традиции здесь старые, неизменные. Все-таки Европа, обошлось без революций и всякого прочего. Вот перед Новым годом по городу ходят дети со свечами – и мы вчетвером, конечно, тоже пошли. Его дочка взяла моего сына за руку, старше на год, почти взрослая, мы им свечи зажгли. Мы шли, и огоньки были как звезды, где-то далеко пели что-то на немецком, а может, на латыни, я прижималась к Александру и думала, что здесь, наверное, совсем мало местных, все приезжие, как мы.

– Столько народу… – прошептала я. – Представляешь, каковы без туристов все эти… ландшафты?

Он улыбнулся, я крепче прижалась к нему и посмотрела на сына: в трепетном свете Мишино лицо казалось таким серьезным и взрослым, что у меня сжалось сердце.

И все это – как сказка, настоящая рождественская сказка.

Папа говорил: миром управляют цифры. В столетии – сто лет, но в часе не сто минут, а шестьдесят. В году 365 дней, а раз в четыре года – 366. А у майя был еще год в 260 дней. И еще какие-то длинные годы, в тысячи и десятки тысяч дней. Поэто му майя отмечали разные Новые года – какой-то раз в год, как мы, какой-то два раза в год, а какие-то – совсем редко. И только раз в пять с чем-то тысяч лет все эти Новые года совпадают – вот как сейчас, в декабре 2012-го. Конечно, древние майя устроили бы по этому поводу большой праздник – вот и всё. Так, во всяком случае, говорил Мише папа. А еще он говорил: только дураки боятся, что может случиться конец света.

Миша, конечно, не дурак, но ему немножко страшно: все-таки сейчас последний день 2012 года. Вдруг кончится год – и все, ничего больше не будет? Ни мамы, ни папы, ни самого Миши.

Страшно, да? К тому же Костя в детском саду говорил, что те, на ком нету крестика, точно погибнут. Их проглотит огромный зверь, который приплывет из моря. Косте так объяснил батюшка.

У Миши, конечно, есть крестик, но совсем маленький. Вдруг зверь его в темноте не разглядит? Что тогда?

Жалко, папы нет рядом. Папа бы сразу что-нибудь придумал. Сказал бы, например, что до моря далеко и морской зверь так высоко в горы не заберется. Или что-нибудь еще. Когда папа рядом, совсем не страшно – не то что сейчас, в пустой темной комнате.

Миша закрывает глаза и пытается уснуть. Как учит мама, он представляет овечек – они одна за другой прыгают через ограду. Он считает их: раз, два, три, четыре… – и тут видит, что по ту сторону ограды плещется море, овечки падают туда и тонут.

Миша открывает глаза и садится в кровати.

– Мама! – тихо зовет он.

* * *

– Прозит! – говорит хозяин, чокаясь с Александром.

Прадед хозяина родился в Кёнигсберге и во время войны вместе с другими немцами отступил в Германию. Потому хозяин считает Россию своей исторической родиной и бесплатно поит русских туристов новогодней ночью. Тем более он знает – там-то уже наступил Новый год.

– Прозит! – отвечает Александр, перекатывая на языке терп кий вкус хозяйской настойки.

Лиза тоже опрокидывает стопку – ну, с наступающим! – и морщится: складочки разбегаются от переносицы к круглым серым глазам и раскрасневшимся щекам – получается очень мило.

– Это главное, что мы поняли за последние сто лет, – продолжает Александр. – Не будет не только вечного повторения, но и никакого конца света. Ни новых небес и новой земли, ни нового человека, ни конца истории – ничего не будет, только череда мотивов и их рекомбинация. Казалось, что вместе с Советским Союзом умерла последняя утопия, – а через десять-пятнадцать лет выяснилось, что исчезли не утопии, а возможность отметить их смерть как важное событие. Любой способ описать историю утратил смысл – в том числе подход к истории как к бессмыслице. Совсем недавно думали: если сказать «история не имеет смысла» – от этого-то смысл и появится. А ведь слова «не имеет смысла» ничем не лучше других слов! Все равно что сказать: история – Божья воля, или несчастный случай, вечное возвращение, заговор, предопределенность, да что угодно! Все это больше не работает. Можно повторять любые слова – все они потеряли смысл. На самом деле история просто есть.

Лиза кивает, хлопая ресницами.

– История просто есть, – повторяет она.

Просто есть, думает Александр. Вот и мы так же: просто есть. Можно сказать любую пошлость: соотечественники на чужбине, бывшие соотечественники на чужбине, бывшая соотечественница на моей новой родине… родственные души в новогоднем безвременье… да хоть просто встретились два – как их? – одиночества. Что угодно.

На самом деле мы просто есть: сидим за столом, ждем, пока в Германии наступит 2013 год, пьем хозяйскую настойку. Интересно, если бы моих предков выгнали из родного города, я бы тоже рад был встретить нынешних его жителей?