Невидимый - читать онлайн книгу. Автор: Андреа Кремер, Дэвид Левитан cтр.№ 3

– Ты что, и дальше собираешься здесь стоять? – спрашивает она. – Это у тебя развлечение такое, да?

По телу словно пробегает электрический разряд, и я возношусь к такой степени осознания себя, какой прежде никогда не чувствовал. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, нет ли кого у меня за спиной.

Никого.

– Я к тебе обращаюсь, – говорит девушка.

Не верю своим ушам.

Она меня видит.

Я думала, что в Нью-Йорке все будет по-другому. Но вот я стою, и резкие слова со свистом слетают с моих губ, точно отравленные дротики. Все так же, как было дома – каждый день. Но ведь этот мальчик вовсе ни на что не напрашивался. Ничего такого он не сделал. В конце концов, он не виноват в том, что я уронила пакеты.

И – чего уж там – он вовсе не мальчик. Он явно примерно моего возраста. Моя мама назвала бы его моим «ровесником». По крайней мере, во время нашей поездки она то и дело напоминала мне, чтобы я искала своих «ровесников», как будто они какие-то особи на грани исчезновения и единственной целью является поймать их и каталогизировать, если, конечно, я не исчезну вовсе в результате переселения моей семьи на чуждую нам территорию.

Однако у меня появилась привычка мысленно прибавлять себе десять лет. Не то чтобы меня так захватило сознание собственной зрелости или чего-то в этом роде, но я уже давно не соотносила свою жизнь с тем, как живут так называемые ровесники. Полагаю, этот парень – «нормальный» шестнадцатилетний, как и все другие парни, тогда как я – шестнадцатилетняя из серии «жизнь может сгубить меня на корню – и, скорее всего, так она и поступит».

И хотя я вовсе не придерживаюсь того мнения, что каждая особь мужского пола должна открывать передо мной дверь или бросать мне под ноги свой плащ, чтобы я могла перейти через лужу во время прогулки в дождливый день, он мог хотя бы пробормотать: «Вот засада!» или подтолкнуть ко мне выпавшую вазу Färm. Как-никак эта ваза подкатилась прямо к нему и теперь лежит у его ног.

Мне так и хочется фыркнуть: «Ладно, можешь забрать себе!» и забросить оставшиеся пакеты в квартиру, завершив всю сцену победоносным хлопаньем дверью.

Однако эта затея не пройдет, потому что я все еще ползаю на коленях во всем этом хаосе, состоящем из рамок для фотографий, диванных подушек и стаканов с названиями вроде Flukta и Varmt, которые, как я совершенно убеждена, всего лишь ругательства, с помощью которых шведы издеваются над нами. Я начинаю шарить по полу в коридоре, пытаясь понять, куда упали мои ключи.

Я чувствую укол совести: знак того, что рефлекторный взрыв ярости прошел и теперь я испытываю вину из-за того, что накричала на него, не говоря уже о дикой неловкости.

А он просто стоит там и смотрит на меня.

Вина и смущение уже заполняют мою грудь, сдавливают горло, вызывая желание перенестись куда угодно, лишь бы не оставаться в этом здании, которое совершенно не похоже на дом, но почему-то служит мне домом. Но я не в силах сдвинуться с места; ноги словно привинчены к полу этого коридора, вызывающего у меня приступ клаустрофобии.

Я скучаю по воздуху, не загрязненному автомобильными выхлопами. Скучаю по горизонту. Что это за место, где даже нет горизонта? Люди возникли на шаре, кружащемся в постоянно расширяющейся вселенной. Горизонта не может не быть. Он подобен гравитации. Но люди на этом странном острове умудрились нагромоздить кучу стали и бетона, чтобы стереть то самое место, где небо соприкасается с землей. Такое впечатление, что они хотели сделать вид, что правила, принятые всем остальным человечеством, на них не распространяются. Возможно, будь я внимательнее, я бы заметила, что они не ходят по тротуару, а парят примерно в десяти сантиметрах над землей.

Казалось бы, мама должна была упомянуть об этом в своем выступлении: «Дорогая, Нью-Йорк намного лучше Миннесоты, а ты хочешь быть художницей и все такое прочее»… однако она этого не сделала. И дело не в том, что меня нужно было подбадривать. После того как это произошло, я и сама была готова уехать – как и все мы. Не было никаких причин притворяться, что Нью-Йорк оказался для нас троих чем-то вроде аварийного люка. Впрочем, от этого наш переезд не становился проще. С тех пор, как мы сюда перебрались, я все время скрежещу зубами из-за постоянного шума, все как-то не так пахнет, и у меня постоянное ощущение того, что вот-вот начнется головная боль.

Я бросаю взгляд на свою рубашку, потому что в последний раз, когда парень так долго смотрел на меня, оказалось, что у меня случайно расстегнулись три пуговицы (я таскала коробки с вещами, которые мама поставила в гостиной), и моя грудь бесстыдно выглядывала на свет.

Опустив глаза, я замечаю, что с рубашкой все в порядке, значит, дело не в том, что незнакомец изучает мое тело. Может, девушки, к которым он привык, разговаривают не так, как я? Например, в Блейне [2] говорили по-другому. Считалось, что говорить вежливо важнее, чем быть откровенным. Если не считать того, что местные представления о вежливости не осуждали сплетни, вонзавшиеся точно острый нож в спину.

Я надеялась, что, может быть, с моей манерой говорить правду в глаза будет легче в Нью-Йорке. Но, судя по всему, мое предположение, что «нью-йоркские девушки более жесткие», не срабатывает. Так и слышу мамин упрек: «Не стоит быть такой грубой, Элизабет».

Вот какое впечатление произвожу я на собственную мать: ее дочь – шершавый кухонный скребок.

Я протягиваю к парню руки.

– Извини. Просто в метро было, как в сауне, лифт оказался занят, и мне пришлось подниматься по лестнице, а это плохая мысль. Чем больше я потею, тем хуже мне удается быть вежливой.

Незнакомец уставился на мои пальцы так, словно они изъедены проказой, и я отдергиваю руку. Он вздрагивает, и его глаза встречаются с моими. Парень крайне осторожно наклоняется, обхватывая вазу пальцами – медленно, один за другим. Так же осторожно, тщательно отмеренными шагами, он приближается ко мне.

– Извини… я… извини.

Говорит он еще медленнее, чем ходит.

Я разглядываю его, подумывая о том, что, быть может, ему трудно говорить по-английски. Впрочем, по-моему, вид у него вполне американский. Так бывает? Бывает, что человек выглядит, как американец? Может, дело в том, что он выглядит так, как я всегда представляла себе Нью-Йорк. Всевозможные места и времена, смешанные в теле одного человека. Светский – кажется, так это называется. В Блейне люди выглядят так, словно никогда не покидали Блейна. И никогда оттуда не уедут.

У меня ком в горле, и приходится пару раз сглотнуть.

– Нет. Это я вела себя грубо.

Я вглядываюсь в странный маленький керамический предмет, который он мягко кладет мне в руку, стараясь не поднимать на него глаз, потому что теперь я чувствую себя стервой, идиоткой и, возможно, даже расисткой из-за своего внутреннего монолога про «американский вид». Ваза, которую он мне подал, напоминает яйцо, только почему-то с шеей. Я бросила эту вазу в тележку ИКЕА по воле причуды, чтобы добавить еще один пункт к списку моих странных заданий, которые мне надо выполнить, пока я буду исследовать мой новый островной дом.