– Боря… подожди. Ты говорил, что там были следы борьбы… кожа под ногтями… Результаты экспертизы уже известны?
– Результаты будут попозже, но, согласись, уже и сейчас столько всего известно, что эти результаты только для того и нужны, чтобы поставить последнюю точку. Захлопнуть крышку, так сказать.
– Ну ты… про крышку-то, смотри, не поторопился ли. Это ведь все-таки пока неизвестно еще. Следы борьбы – это тебе не дуновение ветерка, если они есть на Ольге, значит, должны были быть и на Изольде, а она в порядке, без всяких следов.
– Ну, может, ты просто не заметила…
– Я бы заметила. Ладно, Боря… спасибо тебе за информацию, мне сейчас нужно все это… как-то осмыслить.
– Да уж, информация что надо. Можно сказать, сенсационная.
– А кстати, кто журналюгам слил? Уже во всех новостях треплют. Что, нельзя было денек-другой подождать?
– Да кто им сливал? Очень надо. Ты же знаешь, они хуже тараканов, в каждую щель без мыла влезут. Она ж не человек-невидимка, эта Изольда твоя. Тут один видел, там другой… Ну и распустили. А этим только намекни. Ты же знаешь…
– Понятно. Так что, насчет экспертизы перезвоню вечерком?
– Давай. Буду ждать с нетерпением. Только навряд ли новость окажется радостной.
– Посмотрим.
Нажав на сброс, я еще некоторое время сидела в машине, приходя в себя. Новый поворот, о котором упомянул Боря, совершенно выбил меня из колеи и заставил снова изменить планы.
Какой смысл был теперь в разговоре с Аллочкой? Она уже все сказала. Разве что Миша…
Но имелся один вопрос, гораздо более важный и актуальный для текущей повестки дня. Это – разговор с Земелиным. Предчувствуя, какую бурю эмоций мне сейчас предстоит выдержать, я, внутренне настраиваясь на трудный бой, вышла из машины и медленно направилась в сторону гостиницы.
6
Войдя в вестибюль, я увидела Земелина.
– …пускай в номер принесут, хорошо, Машенька? – договаривал он какую-то фразу, отходя от ресепшена и направляясь к лестнице.
Ускорив шаг, я догнала его, и, увидев меня, он приветливо улыбнулся:
– А, Женя! Привет. Что там Изольда? Уже проснулась?
– Да, она проснулась, – проговорила я в ответ, всем своим видом стараясь показать, что настроена на серьезную волну. – Анатолий… извините, не знаю, как по отчеству…
– Какие там отчества? Просто Анатолий, – милостиво разрешил Земелин.
– Анатолий. Мне нужно с вами поговорить…
– Поговорить? Ну что ж, давай поговорим, – произнес продюсер, поворачивая ключ в замочной скважине. – Проходи, присаживайся.
Не успели мы войти и устроиться в мягких креслах возле маленького столика, как в дверь деликатно постучали, и вошла приятная девушка в стильном фартучке и с подносом.
– А, кофе… благодарю. Женя, присоединяйся.
На подносе было две чашки, и, разлив ароматную темно-коричневую жидкость из миниатюрного кофейника, Земелин откинулся на спинку кресла, всем видом выражая готовность слушать.
– Новости не очень радостные, Анатолий, – осторожно начала я. – Эта девушка… женщина… Ольга Быстрова… вы, кажется, были знакомы с ней…
– Да… немного, – сразу напрягся Земелин, видимо, думая, что речь пойдет о старых интригах и его будут шантажировать.
– Ее убили сегодня ночью. Задушили в собственной квартире.
– Что???
Изумление было неподдельным и очень сильным. Земелин поставил чашку обратно на поднос и, недоуменно уставившись на меня округлившимися глазами, по-видимому, пытался переварить то, что только что услышал.
– Это не все, к сожалению, – неумолимо продолжала я. – Поскольку активно обсуждались слухи о давней вражде между Ольгой и Изольдой, полиция не стала особенно напрягаться с поиском преступника, и Изольду задержали как подозреваемую.
– Как задержали? когда задержали?!. Женя, что ты несешь? Ты в своем уме? Изольда – звезда, ее знает вся страна, она популярна у миллиона человек, ее нельзя вот так вот просто…
Я молчала, ничего не отвечая на эту бурную речь, и терпеливо ждала, когда поток эмоций иссякнет.
– То есть ты хочешь сказать, что у себя в номере ее сейчас нет? – прекратив наконец колебать воздух восклицаниями, задал более-менее осмысленный вопрос Земелин и сделал движение, как будто хотел встать и проверить, так ли это.
– Боюсь, что нет, – спокойно ответила я. – Полиция пришла рано утром, и я попыталась не пустить их, но потом поняла, что это только навредит и создаст дополнительный скандал.
– Как – утром? Что значит – утром? Почему мне не сказали? Я что здесь… вроде декорации, что ли? Я в нее деньги вложил, в конце концов!
– Вы спали, и будить и объяснять, в чем дело, совершенно не было времени, – немного скорректировав действительную причину, ответила я. – Полицейские настаивали и торопили, грозились приписать сопротивление, и нам ничего не оставалось, как…
– То есть она теперь в камере? Так, что ли?
– Ну, в общем… да.
– Твою мать… – процедил сквозь зубы Земелин, и по тому, как он беззвучно пошевелил губами, я догадалась, что окончание фразы было не из тех, что принято произносить в присутствии дам. – Если узнает пресса…
– Боюсь, что уже…
Этот удар бедный продюсер вынести уже не смог. Вскочив с кресла, он по-настоящему дал волю чувствам и, уже не стесняясь, сыпал направо и налево отборным матом. Пинком отворив дверь номера, все в тех же выражениях крича на весь коридор, он призвал Чаркина, и, вернувшись вместе с ним в номер, заставил меня повторить все то, что уже знал сам.
– Ты понимаешь?!! Понимаешь, что это означает?!! Скандал!!! Слава на всю страну! Я уже вижу эти заголовки. «Знаменитая певица оказалась убийцей», «Кровожадная исполнительница романсов передана в руки правосудия». О, черт…
И снова неудержимым потоком полилась русская народная речь.
– Толик… подожди… успокойся, – пытался вразумить его Чаркин. – Ведь это же вздор. Каждый поймет, что все это глупость. Чья-то интрига…
– Да?!! Да?!! Поймет?!! Что ж, может быть. Только пока он поймет, этот твой каждый, журналюги уже рассвистят на всю страну, на улицу нельзя будет выйти… Да что я говорю. У нас сегодня концерт, ты не забыл? Сегодня. Проданы билеты, придут люди… Я с ума сойду.
Земелин схватился за голову и бессильно упал в кресло.
– Толик… подожди… Все это можно уладить. У них наверняка нет никаких доказательств. Женя, когда, ты говоришь, все это произошло?
– Сегодня ночью. Между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого.
– Ну вот! А мы приехали в первом часу. У нас алиби. Железобетонное. Это не они нам, это мы им можем предъявить претензии. Ни с того ни с сего, руководствуясь какими-то непонятными домыслами, бабьими сплетнями, задерживать, отправлять в тюрьму всенародную знаменитость… это, знаешь ли… это мы им такую антирекламу сделаем, что они еще десять лет будут извиняться.