Однажды в замке... - читать онлайн книгу. Автор: Элоиза Джеймс cтр.№ 62

– Да, ваша светлость.

– В таком случае он не годится. Уверена, вы сможете найти кого-то еще. Спасибо, Бардолф.

Эди начала подниматься по лестнице, наблюдая, как маленькие белые цветочки задевают ее одежду и падают на землю. Оказавшись в комнате, она сумела засунуть цветы в вазы, хотя стебли гнулись и изгибались в различных направлениях. Зато они привнесли нечто неординарное в стерильную голубизну комнаты.

Мэри вынула из сундуков всю одежду госпожи. И похоже, познакомилась с учителем французского, на которого теперь возложили обязанность обучать Сюзанну и музыке.

– Красив, как картинка, – трещала Мэри. – Длинные, связанные сзади волосы. Он сын маркиза, по крайней мере, так говорят.

Горничная умело сложила нижнюю юбку с оборками.

– Ему вообще не следовало работать. Тем более жить здесь на жалованье у шотландского герцога, чтобы учить музыке пятилетнюю девочку. Никто не думает, что мисс Сюзанна научится даже петь, не говоря уже о том, чтобы играть на инструменте, ваша светлость. Она злобная маленькая ведьма. Говорят, нарочно проливает молоко, чтобы позлить нянек. Что вы наденете к ужину?

– Платье цвета морской волны.

Эдит оставила все белые платья в Лондоне.

– Настоящая чесуча, – прошептала Мэри, благоговейно вынимая вечерний костюм. – Ваши волосы просто кошмар. Я снова подниму их и перевью жемчужными нитями.

Эди вздохнула и села. Целый день потерян.

– Завтра я буду репетировать все утро, – сообщила она Мэри. – Чтобы после завтрака меня никто не прерывал.

Горничная кивнула.

– Его светлость сказал, нужно поставить у вашей двери лакея, чтобы вас не тревожили.

– В этом нет нужды. Я буду играть в башне.

Мэри наморщилась.

– Бардолф сказал, что к башне никому нельзя подходить.

Она принялась расстегивать платье госпожи, а Эди все время смотрела на цветы, думая о том, что их согнутые под разными углами стебли напоминают изысканные музыкальные мелодии. Словно за стенами замка росла дикая, вольная музыка Шотландии…

Ужин обернулся кошмаром.

Эди и француз смеялись над сплетнями Лилы, которые Гауэйн находил довольно грубыми, хотя и не граничившими с откровенной вульгарностью.

– Судя по тому, что я слышала, – рассказывала Лила, – быть замужем за лордом Садихемом – все равно что быть христианкой, брошенной в Колизей на съедение огромному тигру. То есть, по моему мнению, он абсолютно примитивен. Бешеный. Я как-то была на званом обеде, где он при всех обвинил жену в том, что она влюблена в священника. Она всего лишь завела разговор с архиепископом Кентерберийским, и все, кто встречался с ним, знают, что нужно быть истинно преданным церкви, чтобы находить его привлекательным.

– Странное, необыкновенное и весьма агрессивное обвинение, – добавила Эди.

– Я тоже так считаю. Как выяснилось, леди Садихем позволила уважению к священничеству взять верх над моральными принципами, потому что несколько месяцев спустя исчезла с местным викарием, и, по последним сведениям, оба отправились в Америку, где, я думаю, обрели счастье.

Гауэйн не сумел изобразить хотя бы слабый интерес, тем более что на сердце тлели угли, а горечь пленкой затянула рот и глотку. Стоило только бросить взгляд на вошедшую в комнату Эди, платье которой подчеркивало линию ног и воздавало должное ее грудям взрывом оборок и лент…

А она повернулась к нему, улыбаясь. Быть женатым на Эди – все равно что броситься в бурное море. Один момент она была необъяснимо уклончива и недостижима, а в следующий – оказывалась в пределах досягаемости. А порой ее темно-изумрудные глаза были настороженными… Но тут Эди отвернулась, чтобы поздороваться с Лилой, и все, что теперь Гауэйн мог видеть, – изящный изгиб щеки жены.

Он впервые задался вопросом: может ли безумие быть наследственным? Что, если его отец испытывал нечто подобное к его матери, и, когда она сбилась с честной дороги, у него не осталось иного выхода, кроме как напиваться до беспамятства и спать с девицами из кабачка?

Хотя Эди, конечно, никогда ему не изменит. И все же Гауэйна терзало предчувствие, что он не сможет удержать ее рядом. Эди просто закроется в комнате – возьмет виолончель и исчезнет из его жизни.

Нет, это не значит, что Стантон хочет отобрать у нее инструмент. Но он не мог задушить в себе грызущую ревность. Гауэйн жалел, что его жена – музыкант. Если бы она была обычной женщиной, леди Эдит – молодой леди, которую, как ему казалось, он встретил на балу у Гилкристов: добродетельная, скромная девушка, которая не скажет лишнего слова.

«Но тогда она не была бы Эди», – осознал Гауэйн со вздохом.

Он сидел во главе стола, где сиживал его отец миллион раз, и молча наблюдал, как Эди и Лила обмениваются шутками с Ведреном, скрипачом. Этот человек, предположительно, родственник графа де Жанлиса, который, по слухам, встретил свою смерть на гильотине. Граф был, кажется, его дедом. И поскольку Ведрен к ужину облачился в черный бархат, очевидно, сумел вывезти из Франции кое-какие фамильные драгоценности.

Лила привлекла внимание Гауэйна выразительным взмахом руки.

– Этот желчный парень с усами, Бардолф, невзлюбил меня.

– Не может этого быть! – галантно воскликнул Ведрен.

Гауэйн заметил, что француз очень красив. Высок и строен.

– Вы играете на виолончели? – спросил Ведрен, наклоняясь к Эдит, и Гауэйн подавил инстинктивный порыв толкнуть его обратно на стул.

– Играю, – улыбнулась Эди, и при этом ее губы казались такими пухлыми и соблазнительными, что у Стантона голова пошла кругом. Какого черта он не переспал с сотней женщин, прежде чем идти к венцу? По крайней мере, сохранял бы какое-то самообладание.

И тут он сообразил, что Ведрен снисходительно улыбается Эди и что-то воркует насчет того, что может помочь ей усовершенствовать технику, хотя сам на виолончели не играет.

– У виолы да гамба [8] звук лучше, – уверенно заметил он.

Эди быстро развеяла заблуждения молодого человека, и они развели дискуссию на тему, в которой Гауэйн ничего не смыслил.

– Вот что происходит, когда сажаете за стол хотя бы двух музыкантов, – заметила сидевшая слева Лила.

Гауэйн увидел, что она улыбается ему с искорками в глазах, куда более привлекательными, чем ее обычное, призванное соблазнять поведение.

– Эди и ее отец способны говорить о музыке часами.