– Они хорошее дело делали, да и сейчас делают, а это, насколько я могу судить, требует немалых усилий. Причем денно и нощно.
– Еще одно. – Ева вызвала на экран изображение Линь. – Не узнаете ее?
– Ого, какая красивая девочка! Нет, ее не знаю. – Броди повернулся к жене, та тоже покачала головой. – А она что, одна из…
– Да.
– Боже! – Он потер ладонями лицо, наклонил голову, снова вгляделся. – Никаких ассоциаций. Не знаю, сумел бы я вспомнить после стольких лет, но лицо у нее запоминающееся, понимаете? Из нее выросла бы настоящая красавица.
– Что ж, спасибо, что уделили время. – Ева поднялась. – Если что-нибудь вспомните, свяжитесь со мной.
– Свяжусь. То есть… свяжемся, – пообещал Броди. – Двенадцать девочек! Даже думать не хочется…
Ева рассудила, что ей-то как раз в основном думать и предстоит, тем более что, когда они выходили из здания, пришла вторая реконструкция.
– Еще одно лицо.
Рорк глянул на экран, вгляделся в худое личико с грустными глазами.
– Хочешь, я запущу поиск по базе?
– Пибоди уже этим занимается. У нас был предварительный вариант, а теперь она прогонит итоговый. А ты постой-ка. Я на минутку, мигом вернусь.
Она кинулась назад в дом, оставив его на тротуаре. Чтобы убить время, Рорк достал собственный планшет и кое-что пробил.
Она отсутствовала пять минут.
– Эту он узнал. Уверенно. Даже добавил пирсинг в бровь, которого на картинке не было. И сказал, что она волосы чудно́ красила – в фиолетовый, розовый, зеленый. Носила татуировки – все руки были расписаны, а лет ей, на его взгляд, было не больше двенадцати-тринадцати. Он все так отчетливо помнит, потому что случайно стал свидетелем драки, которую она затеяла с другой девчонкой. Причину он не запомнил, сказал только, что разнимать их пришлось нескольким сотрудникам.
– И это свидетельствует о том, что она была в том здании, жила в нем, имела по меньшей мере один конфликт с рукоприкладством и, как он описывает, была отнюдь не тихоней и умела за себя постоять.
– В таком возрасте татушку не сделаешь без письменного разрешения опекуна, без предъявления удостоверения личности и без сопровождения взрослого. Судя по ее останкам, ее часто били, поэтому если у нее и был опекун, то вряд ли он возился бы с такой ерундой, как татушки. Что говорит о том, что она скорее всего какое-то время бродяжничала и вращалась в кругу таких же беспризорников. Может, несколько раз даже в полицию попадала. Мы установим ее личность.
– Пока Пибоди ищет, может, поедем потолкуем с этим пьянчугой?
– Не сейчас. До него очередь дойдет, но я убеждена, что тот, кто это сделал, не был пьян. Может, и пьяницей даже не был, потому что для пьянчуг более характерно распускать язык и совершать всякие глупости типа приставания к жене босса.
– Бывают такие жены боссов, – ответил Рорк, постукивая кончиком пальца по ямочке на ее подбородке, – которые вполне в состоянии за себя постоять.
– Да уж. Пусть кто-то из триллиона твоих работников только посмеет ко мне лезть – мигом свое получит, можешь не волноваться.
– На этот счет я абсолютно спокоен.
– А сейчас меня больше интересует бывшая воспитанница, ныне сотрудник и по совместительству внучка женщины, которая купила им новое здание. Серафима Бригэм, внучка Тиффани Бригэм-Битмор.
– Слыхал о такой. – Поскольку поиск по базе она ему поручать не захотела, Рорк обошел машину и сел за руль. – Занимается благотворительностью, в основном в пользу детей и наркозависимых. Была девочкой на побегушках в одной общественно-политической организации, где познакомилась с Бригэмом и вышла за него замуж. Оба, в моем представлении, были еще совсем молоды, по двадцать с небольшим. Родила ему двоих детей, а потом он погиб – в авиакатастрофе лет через пятнадцать. Он был богат – фамильное состояние. А в политике сильно тяготел к либеральному крылу.
Говоря это, он встроился в поток машин, идущих в северном направлении.
– Спустя несколько лет после его смерти она вновь вышла замуж. Семейство Битморов было еще богаче. Во втором браке у нее родилось, не соврать, еще двое детей, а потом он погиб в Индонезии во время землетрясения – он там работал послом одной всемирной организации в сфере здравоохранения.
– Ты много о ней знаешь.
– Я сегодня провел дополнительные изыскания. Она известна своей щедростью – в плане денег, времени и влияния, – если дело ей близко. Она сама потеряла сына – наверное, отца этой самой внучки – из-за передозировки. И судя по всему, его дочь была близка к тому, чтобы последовать по его стопам, пока не оказалась в Обители. Битмор отблагодарила их, пожертвовав деньги на новое здание и основав фонд для покрытия текущих расходов.
– А теперь Серафима работает у Джонсов.
– И является известным психотерапевтом с хорошей репутацией в своей среде. И еще она недавно обручилась.
– Хм. Я вот думаю, как бы так сделать, чтобы и второй муж мне попался таким же богатеньким? Только вот боюсь, богаче тебя мне никого не найти. Уж больно узок ваш круг.
– Может, лет через восемьдесят-девяносто он и расширится.
– Что ж, над этим стоит поразмыслить. Откуда ты знаешь, куда ехать?
– Ты же сказала, что хочешь поговорить с Серафимой Бригэм. Поскольку я это предвидел, когда ты мне позвонила, то использовал кое-какие связи и выяснил, что она сегодня ужинает и выпивает в доме бабушки – в ее нью-йоркском доме, который, к слову сказать, недалеко от нашего с тобой дома.
– Я тебе уже говорила, но сейчас повторю: ты бываешь очень даже полезен.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Ты вот еще чем озаботься – чтобы твой новый толстосум, ежели таковой найдется, умел влезть в мозги следака и имел необходимые связи.
– Занесу себе в список. – Теперь она на него посмотрела. – А ты через восемьдесят или девяносто лет выбрал бы себе новую следачку?
– Да боже упаси! В следующий раз я найду себе милую, спокойную женщину, какую-нибудь любительницу акварели или сдобной выпечки, скажем, английских булочек.
– Тогда мой толстосум пусть печет мясные пироги. Я их больше люблю.
– Я пироги тоже люблю. Надо будет нам с ним познакомиться.
– Подожди несколько десятков лет… Чем, интересно, он эти пятнадцать лет занимался?
Ну вот, ее мысли уже совсем не о гипотетическом толстосуме, понял Рорк. Евин мыслительный процесс его всегда завораживал.
– Как вышло, что он перестал убивать? И перестал ли? Или нашел другой способ избавляться от тел? А может, он умер? Например, в камере? Или уверовал в Бога? Он совершил двенадцать убийств. Вероятно, на протяжении нескольких недель или месяцев. Не бывает так, что человек вдруг взял и остановился. Я все спрашиваю себя: где он? Чем занимается? Я пробила похожие преступления, и действительно, то тут, то там всплывают те же черты – то девочки той же возрастной группы, то труп, завернутый в пленку, то еще что-нибудь. Но так, чтобы в точности повторялся наш случай, – нет. Чтобы много тел, да тщательно запрятаны, и притом никаких признаков насилия. Как же он, черт бы его взял, их убивал?