– Ну-уу, ему перед этим долго пришлось мучиться.
– Это так, но убили не ножом, выстрелом. Почерк, хозяин, понимаете, почерк не тот, – ее грубые, неженские пальцы, пощелкали. – Тот, кто любит стрелять, он и стреляет. Он побоится непривычным оружием убивать, боясь промаха. Нет, думаю, тут кто-то еще.
– Ох, господи! – жалобно выдохнул он. – Что выходит-то, Валентина?! Льва убрал кто-то один, людей, что за бабой его следили, кто-то другой. Смысла в этом не вижу! Она что же, целую банду сколотить успела, чтобы разбогатеть?!
– Вы по-прежнему думаете, что она за всем этим стоит? – уточнила Валентина и нахмурилась. – Не Дворов-младший, не кто-то еще, а она?
– А ты так не думаешь! – зло ощерился Симонов. – Она наследница, у нее мотив. Она узнала, что все достанется ей в случае смерти мужа, убила его. Не сама, конечно. Чего тут…
– А дальше? – Валентина недоуменно пожала плечами.
– Дальше просто. Димка взял ее в кольцо. Повесил на хвост охрану. Она ее сняла каким-то образом. И себя освободила, и его подставила.
– Черта с два! – фыркнула Валентина почти весело, покрутила пальцем у коротко стриженной макушки. – Дима – молодец! Он людишек собрал, как мусор граблями. Тачки все левые, номера тоже. У ментов ничего на него. Ничего!
– А на кого у них есть? – Симонов тяжело глянул на помощницу.
– Нас могут вычислить, как заказчиков Русакова, – покусала она обветренную нижнюю губу.
– Как это? Телефон же левый, Валя, – его голос заскрипел, как несмазанная дверная петля.
– Телефон левый, – согласно кивнула Валентина и с легкой укоризной глянула на хозяина. – Но звонили вы всегда из дома, Геннадий Степанович. А я говорила…
– Цыц! – прикрикнул он беззлобно и погрузился в раздумья.
Да, Валя предупреждала его. И просила не звонить из дома. Он не слушался ее, отмахивался. Разве мог подумать, что этот придурок сдохнет так бездарно? Вот тебе и профессионал! А подох, как баран! Ладно люди Дворова-младшего – тут понятно, почему их сняли без лишнего шума. Народишко случайный, липовый. Но этот-то, этот – профессионал же! Он сам не раз его услугами в прошлом пользовался. И никогда, ни единого прокола. Потому и сейчас снова к нему обратился. И тут такое…
Мало того, что сам погиб, так еще и заказчика подставил. Телефон при нем остался, по которому он с ним говорил. А разговоры сейчас – что сообщения, запросто смогут все снять на бумагу. Хвала небесам, он ничего такого криминального с ним по телефону не обсуждал. Даже выходило, что заботился о Насте. Спрашивал всегда с хохотком, как там наша девочка поживает? Все ли у нее нормально, дома ли, одна ли, не плачет ли? Так что, если менты на него выйдут, если ума у них достанет, он скажет…
– В общем, так, Валентина, – хлопнул он ладонью по плетеному подлокотнику. – Если выйдут на нас, скажем, что охраняли ее.
– То есть? – она обернулась к хозяину, заложила руки за спину, выкатила совершенно плоскую грудь. – От кого?
– От кого угодно! – фыркнул Симонов почти весело. – От наблюдателей в машине, от врагов, которые убили Льва, от… Дмитрия Дмитриевича, который дико оказался недоволен условиями завещания.
– А у нас что? Какой интерес? – уточнила Валентина, рассеянно рассматривая грузную фигуру хозяина.
– А у нас простой интерес – бизнес! Нам хотелось с ней работать бок о бок. Хотелось, чтобы бизнес, с которым я всю жизнь конкурировал, не попал в плохие руки. Ну и… Придумаем что-нибудь. Мы, запомни, ее охрана! Да она, если уж на то пошло, в нас и пальцем ткнуть как в обидчиков не сможет. Она меня толком и не знает-то.
Валентина вдруг снова покусала губы, опустила взгляд. И Симонов сразу насторожился. Он ее повадки выучил.
– Что еще?! – он качнулся вперед, тяжело оперся локтями о коленки.
– Так вышло, что она… Она теперь пальцем ни в кого ткнуть не сможет, – пробубнила Валентина, старательно уводя взгляд в сторону от хозяйского гнева, которым тот наливался, как зрелый томат.
– Что? – взревел он. – Ее тоже замочили?
– Да нет, Геннадий Степанович. Думаю, нет, – заспешила она.
– Что тогда?
Его лохматая грудь тяжело вздымалась. Крупные пальцы сжались в кулаки. А удар этого кулака был серьезным. Валентина на себе один раз испытала. Не слышала неделю, получив по уху.
– Думаю, сбежала она, Геннадий Степанович.
– Сбежала! – ахнул он, и взгляд его замер.
Тишину в ванной комнате нарушала лишь редкая капель из смесителя ванны. Валентина поморщилась. Нанятый для работ по дому сантехник ни черта не справляется. Может, думает, что лохи его наняли? И что он может тут косячить раз за разом? То шланг от стиралки прохудился, залило всю прачечную. То капает в ванну, как с крыши худой.
Валентина скрипнула зубами, решив отыграться на нем после разговора с хозяином.
– А может, ее того… похитили?! – предположил Симонов, некрасиво приоткрыв губастый рот. – Тогда нам с тобой… Несладко придется, Валентина.
– Никто ее не похищал, – насупилась она. – Может, где-то по дороге?
– По дороге? – Симонов прищурился, поняв, что она не все рассказывает. – По какой дороге, Валя?!
– Она своими ногами вышла из дома, взяла такси.
– Ага! Было-таки такси! И куда ее это такси увезло?
– Пока не знаю. – Она спокойно подергала плечами.
– А когда узнаешь, Валя?
Ему вдруг отчаянно захотелось запустить в нее чашкой. А следом и чайником, в котором почти не осталось напитка. Хотелось, чтобы дрогнула ее спокойная самоуверенность, чтобы наполнились ее змеиные глаза хоть каким-то страхом. И он положил руку на чайник и сдавил его бока пальцами, чуть приподняв с подставки.
– Когда допрошу таксиста, – ответила она, покосившись на руку хозяина.
Жест его она распознала безошибочно.
– А когда ты его допросишь, черт тебя дери?! – пророкотал Симонов, приподняв чайник выше. – Где ты его найдешь?! Когда найдешь?!
– Уже нашла. Дома у него нашла. И допрошу… – она посмотрела на правое запястье, на котором носила большие, как компас, часы. – Минут через десять.
– А где он?! – вытаращился Симонов, роняя чайник с грохотом на подставку.
– В вашем подвале, Геннадий Степанович. – Валентина ощерилась в улыбке, напоминающей звериный оскал.
– В подва-аалее? – протянул Симонов и ухватился за голову. – Ты дура, да, Валь? А если менты его тоже ищут?! И у нас найдут, то что?! Нас обвинят в похищении или еще в чем похуже!
– Не обвинят, – нагнула она голову.
– Почему?
– Потому что никто ему не причинял вреда. По крайней мере пока, никто не знает, что он здесь. Да и здесь-то он почти добровольно.