– Это удивительный ребенок, – не уставал он повторять.
– И такой воспитала ее я, – гордо улыбалась в ответ Скарлетт.
– Судя по тому, что ты рассказывала, я бы назвал это отсутствием всякого воспитания… – скептически усмехнулся Батлер.
– Именно в этом и заключается мой метод. Полная свобода, никаких сдерживающих рамок, никакого давления. Но ты ведь видишь, при этом Кэти совсем не капризна. Ей все можно объяснить. Она всегда получала, что хотела и что я могла ей дать. А если не могла – я старалась объяснить, почему, и она ни разу не впадала в истерику по поводу отказа.
– Кто бы мог подумать, что из тебя получится столь мудрый педагог!
– Только что ты назвал это отсутствием воспитания, – притворно нахмурилась Скарлетт.
Их шутливые перепалки по разным поводам больше не раздражали ее. Даже за сарказмом и насмешками Ретта она видела его любовь. Пожалуй, никогда в жизни она не чувствовала себя столь счастливой и спокойной и мечтала, чтобы так продолжалось вечно.
Ретт выглядел радостным и умиротворенным, раны его зажили, и он с гордостью прохаживался по палубе, держа за руку дочь, которая своей броской красотой притягивала взгляды публики. Все вокруг отмечали сходство девочки с отцом, и вскоре Кэт задала матери вопрос:
– Тетя сказала, что я похожа на папу. Папа – это тот, кто женился на маме?
Скарлетт улыбнулась:
– Ты все правильно понимаешь. Они хотят сказать, что вы с Реттом похожи. И у тебя, и у него черные волосы, густые брови, вы оба смуглы. Скоро мы с Реттом поженимся, и он станет твоим папой.
– Нет. Сначала женятся, а потом детки родятся. У всех так. У Кэтлин, у Энни, у Маргарет… Сначала была свадьба, а потом дети.
Батлер счел нужным вмешаться.
– Ты права, Кэт. Только дело в том, что у нас с твоей мамой уже была одна свадьба. Давно. Очень давно, когда тебя не было на свете… Потом я уехал, далеко-далеко, и слишком долго не давал о себе знать. Мама решила, что я умер, и стала считать себя вдовой. Ты понимаешь, кто такая вдова?
– Да, вдовы носят черные платья и всегда плачут.
– Потрясающе точное определение! – Ретт и Скарлетт переглянулись. – Так вот, детка, нам с мамой надо опять пожениться, чтобы она не считалась вдовой, а ты стала моей дочерью. Но это просто формальность.
– А что такое формальность?
– Формальность – это то, что на бумаге. Это документы. По документам я пока не отец тебе. Вот когда нам выдадут бумагу, что мы с мамой поженились, тогда я и стану настоящим отцом.
– А сейчас ты какой – ненастоящий?
– Я и сейчас настоящий, – улыбнулся Ретт и подмигнул. – Можешь потрогать. Можешь подергать меня за волосы, за нос. Мне будет немного больно – значит, я настоящий?
Принимая игру, Кэт с серьезной миной ухватила отца за нос и лишь после улыбнулась.
Скарлетт ощутила, что слезы умиления застилают ей глаза. Поморгав, чтобы отогнать их, она сказала:
– Доченька, теперь, когда ты все поняла, можешь называть Ретта папой.
Эжени Леру тоже не преминула отметить сходство Батлера с дочкой и поинтересовалась, отчего девочка называет его по имени. Она спросила Ретта об этом, когда Скарлетт переодевалась к обеду в каюте, а Кэти бегала вокруг кнехтов с толстыми канатами. Пространство огромного корабля казалось девочке новым неизведанным миром, и она активно его осваивала.
– Мы с миссис Батлер были женаты, раньше, – не нашел нужным скрывать Ретт, – потом развелись, и Кэти была рождена вне брака. Так случилось, что я долго не знал об этом. Я жил в Америке, а Скарлетт в Ирландии.
Заметив удивление и любопытство на лице гувернантки, он усмехнулся:
– В жизни всякое случается, мадемуазель Леру. Как только достигнем берегов Америки, мы со Скарлетт вновь поженимся, в Нью-Йорке или в Бостоне, и на родину – а мы с американского Юга – приедем супругами с дочкой.
– Расскажите мне об Америке, мистер Батлер. Я знаю, там была война, из-за рабства. Рабов освободили…
– Лучше бы не освобождали, – пробормотал себе под нос Ретт, но Эжени не успела понять короткую английскую фразу. – Да, вас еще и на свете не было, когда рухнула империя хлопка, государство в государстве, край, богатство которого было создано руками рабов.
– Рабство – это ужасно! – с чувством воскликнула Леру. – Один человек не может владеть другим, как какой-то вещью.
– Наверное, так. Однако около двадцати лет назад, когда разразилась война, почти каждый южанин, даже не имеющий ни одного раба, не согласился бы с вами. И, вы вряд ли поверите, среди них были и негры. Спросите хоть Бетси о довоенной жизни…
– Бетси?
– Вы состроили брезгливую гримасу, мадемуазель, а только что говорили, что все люди равны.
– Конечно, равны! Только я никогда не разговаривала с неграми.
– Привыкайте, скоро вы окажетесь в краю, где чернокожих даже больше, чем белых.
– Так много?
– А как вы думали? Причем среди них попадаются не очень любезные, так что заранее советую не разгуливать по незнакомым местам в одиночестве. Во многих городах Америки женщинам вообще не принято ходить поодиночке.
Скарлетт вышла на палубу и некоторое время незамеченной наблюдала за беседующими. Она вынуждена была признать, что не испытывает симпатии к гувернантке дочери. Молодость и красота Эжени ее раздражала.
«Молочно-белая кожа, щечки как розаны, голубые наивные глазки и ни одной морщинки на лице. По сравнению с ней я старуха. Ретт видит это, и каждый день будет видеть… Как любезен он с ней! А она смотрит ему в рот, прикидывается дурочкой, чтобы польстить мужскому уму. О, я сама когда-то вела себя так, чтобы заинтересовать мужчину, но теперь мне это не нужно. Я поумнела, и мой ум, моя зрелость – тоже достоинство. Ведь созревший виноград слаще зеленого? Единственное преимущество этой девицы – отсутствие морщинок. Но я тоже не развалина. Я знаю, что очень хороша, и пока еще мужчины провожают меня восхищенными взглядами. Пока. Сколько это может продлиться?.. Три года? Пять? Десять лет?.. О, как не хочется стареть! А может, я и не состарюсь так быстро? Ведь есть женщины, которых щадит неумолимое время?»
– О чем разговор? – подошла она к Ретту и взяла его под руку.
– Мадемуазель интересуется историей Америки, она расспрашивала меня о войне. Я рассказал, что тоже успел повоевать за права Юга. Мисс Леру осуждает рабовладение.
– Все его осуждают, но никто не задумывается о том, что обычный наемный труд мало чем отличается от рабства.
– Любопытная мысль… – хмыкнул Ретт.
– Наемный рабочий тоже подневолен, – горячо заговорила Скарлетт. – Он должен трудиться, чтобы быть сытым, кроме того, заботиться о крыше над головой, об одежде и собственном здоровье. А если рабочий семью заведет, так ему еще и содержать всех. Но работу не всегда можно найти. Ведь случаются экономические кризисы, природные катаклизмы, когда рабочие руки никому не нужны. Я в Ирландии содержала огромный штат прислуги и наемных работников, но когда случилась засуха, меня так и подмывало уволить половину, потому что хозяйство мое стало убыточным. Я просто кормила лишние рты за свой счет.