Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны следствия - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Шенон cтр.№ 129

На следующий день Спектер и Херндон вместе вернулись на самолете в Вашингтон. Херндон сказал Спектеру, что Руби «прошел проверку блестяще и явно не причастен к покушению на президента», вспоминал Спектер. И хотя тот все еще сомневался в точности проверки на полиграфе, он склонен был согласиться с Херндоном.

ФБР и члены комиссии пытались подчистить другие хвосты в Далласе. Все еще оставалось неясно, почему полицейское управление Далласа и его незадачливый шеф Джесси Карри не приложили усилий для более надежной охраны Освальда в то утро, когда его убили, особенно если учесть, что за несколько часов до его смерти и в полицию, и в ФБР поступали сотни телефонных звонков с угрозами в адрес Освальда.

50-летний Карри уже был мишенью для насмешек в комиссии. Именно с попустительства Карри в полицейском управлении Далласа в первые дни после покушения творилась такая неразбериха, что Джек Руби мог спокойно разгуливать по помещению. Карри и окружной прокурор Генри Уэйд допустили ряд ошибок в своих заявлениях для прессы в первые часы после убийства Кеннеди – их заявления осложнили работу комиссии и дали повод Марку Лейну и другим сторонникам версии заговора заподозрить, что они кого-то покрывают. Самой ужасной их ошибкой было утверждение, сделанное вечером в день покушения, когда Уэйд рассказал репортерам, что полиция обнаружила в далласском складе школьных учебников немецкую винтовку Mauser немецкого образца, на самом же деле у Освальда была итальянская винтовка Mannlicher-Carcano. Впоследствии Уэйд признал, что ошибся, но Лейна было уже не остановить – он десятилетиями будет настаивать на том, что на складе нашли именно Mauser, из чего следует, что президента убил не Освальд.

Комиссии так и не удалось устранить серьезные несоответствия в отчетах, представленных в ФБР Карри и одним из его подчиненных – капитаном У. Б. Фрейзером, в которых говорилось о событиях раннего утра накануне гибели Освальда9. Фрейзер работал в ночную смену, начиная с субботнего вечера, и его очень встревожило донесение, казавшееся весьма правдоподобным, о том, что толпа человек в сто соберется в центре города, чтобы линчевать Освальда. Он посоветовался с главой отдела по расследованию убийств и бандитизма, который сказал, что об этом следует как можно быстрее уведомить Карри, чтобы утром полицейское отделение могло усилить охрану Освальда. Фрейзер несколько раз пытался дозвониться до Карри по его домашнему номеру с 5.45 до 6.00 утра. Но линия все время была занята, и Фрейзер сказал, что попросил у оператора помочь ему связаться с абонентом. Девушка-телефонистка ответила, что линия, судя по всему, не в порядке. И даже после того, как Фрейзер сдал смену в шесть утра, а линия все еще была занята, он поручил сменщику дозвониться до шефа полиции и предупредить его, что жизнь Освальда может оказаться под угрозой.

Когда после убийства Освальда его расспрашивали сотрудники ФБР, Карри настаивал на том, что его домашний телефон был в исправности и никаких звонков с сообщениями об угрозе для жизни Освальда к нему не поступало. А Фрейзер что-то напутал, сказал он.

В июле комиссия попросила ФБР попытаться проработать неувязки в этих двух отчетах. И наконец, в беседе с сотрудниками Бюро 17 июля Карри заявил, что должен внести кое-какие поправки в свой отчет. Выяснилось, что вечером в субботу его жена сняла телефонную трубку и положила рядом с аппаратом, чтобы чета могла ночью хоть немного поспать. Он понимал, что это означало: в последнюю ночь жизни Ли Харви Освальда и всего через две ночи после того, как президент Соединенных Штатов был убит выстрелом из ружья прямо на улице Далласа, начальник полицейского управления был недосягаем.

Юридическая фирма Herrick, Langdon, Sandblom & Belin

Де-Мойн, штат Айова

август 1964 года

Комиссия весь год страдала от досадных промахов по части связей с общественностью. Самым ужасным из них, как явно понимали штатные сотрудники комиссии, было заявление Уоррена для прессы, сделанное им в феврале, – о том, что «всей правды об убийстве, вероятно, мы так и не узнаем при жизни». Дэвид Белин, в то лето вернувшийся в свою юридическую фирму в Айове, в августе написал Уилленсу письмо, в котором отметил, что замечание «не узнаем правды при жизни» нанесло их работе такой ущерб, что о нем стоит особо упомянуть в заключительном отчете комиссии – и признать ошибочным. В отчете, добавил он, следует объяснить, что слова Уоррена просто превратно истолковали. «Не вижу другой возможности развеять опасения такого большого числа наших сограждан, которые считают, что мы лишь уходим от ответа и не даем людям узнать факты»1. Комиссия должна заверить общественность, что никто не будет «подвергать цензуре» ее выводы, писал Белин.

Но эти рекомендации, как и множество других, предложенных Белином, не были учтены в заключительном отчете, в котором не содержалось упоминаний о нелепой оговорке Уоррена. И хотя Белин и другие молодые штатные юристы, судя по всему, об этом не подозревали, комиссия на самом деле уже весной начала подвергать строгой цензуре все имеющиеся у нее записи. Но что еще важнее, комиссия вдруг прекратила вести стенографические отчеты своих совещаний.

Первые шесть месяцев расследования закрытые заседания комиссии досконально записывались судебным репортером, поскольку было понятно, что эти записи могут попасть в разряд засекреченных, и если их и можно будет когда-нибудь обнародовать, то очень не скоро – через много лет. Делалось это для того, чтобы члены комиссии могли высказывать свое мнение открыто, не таясь, а народ при этом знал, что полные стенограммы этих речей существуют и к ним, по крайней мере, смогут обратиться при будущих расследованиях. Уоррен нанял известную своей надежностью вашингтонскую частную фирму судебных секретарей Ward & Paul – к услугам этой фирмы не раз прибегали ЦРУ и ФБР, когда этим ведомствам нужно было взять показания, в которых обсуждались секретные материалы. В компании работало несколько судебных репортеров, доказавших свою благонадежность.

В июне, однако, все изменилось: комиссия без объяснения причин разорвала контракт с Ward & Paul и вдруг перестала вести стенограммы закрытых совещаний. Из архивных материалов комиссии неясно, кто принял такое решение, но оно означало, что общественность никогда не узнает о том, что именно было сказано членами комиссии на последних и самых важных внутренних совещаниях и насколько близка была комиссия к тому, чтобы представить двойной окончательный отчет.

Последнее полностью записанное стенографистами совещание комиссии состоялось в четверг, 23 июня, во второй половине дня. Присутствовали три члена комиссии: Уоррен, Форд и Аллен Даллес. На повестке дня был вопрос цензуры: следует ли комиссии очистить заключительный отчет от всех упоминаний о Юрии Носенко, русском перебежчике? ЦРУ настаивало на том, чтобы подвергнуть цензуре материалы о Носенко, и явно в этом преуспело, так что трое собравшихся недолго обсуждали этот вопрос: они согласились при редактировании убрать весь материал о Носенко.

– Я убедился, – и в этом мне помогли люди, которым я в настоящий момент доверяю, – что главный вопрос в том, надежны ли заявления господина Носенко, по сути перебежчика, – говорил Форд. – Я бы поставил под сомнение возможность использования того, что он рассказывал об Освальде2.