Я знаю, ты где-то есть - читать онлайн книгу. Автор: Тьерри Коэн cтр.№ 7

– Будь мы нормальной парой, мы пообещали бы друг другу снова встретиться, сказали бы, что это еще не конец, и все такое, – прошептала она.

– Но мы не нормальная пара, так?

Джулия пристально смотрела на мои губы, и мне показалось, что хочет меня поцеловать, но она не решается.

– Да. Мы не любим ложь.

– А это обязательно была бы ложь?

– Мы не можем быть в этом уверены – скажем так. Значит, утвержать это – все равно что лгать.

Я кивнул, как бы соглашаясь, но внутри у меня все кипело. Мне хотелось возражать ей, приводить новые доводы. Но я так боялся разочаровать ее.

– Почему ты так смотришь на мой рот?

– А как по-твоему, я смотрю?

– Ты думаешь, какие еще слова слетели бы с этих губ, если бы мы продолжили встречаться? Или вспоминаешь, как целовала меня?

Джулия весело наморщилась.

– Еще глупее. Я думала о чужих губах, которые будут целовать твои, и умирала от ревности.

– Похоже на нормальную пару?

Она провела по моим губам кончиками пальцев. Нежность этого жеста потрясла меня.

Мы любили друг друга два месяца. Два месяца каждое утро мы встречались в этом парке или где-нибудь еще, и это было чудесно. Мы пили кофе в «Буфете марионеток», потом немного гуляли. Затем она шла на работу – она временно устроилась официанткой в ресторан быстрого питания. Я же шел заниматься, чаще всего без толку, так мне не терпелось снова ее увидеть. Вечером я встречал ее у выхода из ресторана, провожал до дома, ждал, пока она примет душ и переоденется, после чего мы отправлялись бродить по Парижу, счастливые тем, что мы вместе, что мы – пара. Мы ужинали, а остаток вечера проводили у меня. Она говорила, что ей нравится моя квартирка, и завидовала моей ранней самостоятельности. Она видела в ней признак привлекательной, внушающей доверие зрелости, тогда как на самом деле это следствие моей неустроенности. Бабушка с дедушкой живут за городом, сестра заканчивает учебу на севере Франции, отец же давно потерял ко мне всякий интерес. Это он оплачивает мою псевдосамостоятельность. Проклятые деньги поступают в виде страховки для оплаты моей учебы.

Однажды я вкратце описал ей свое непростое детство. Чтобы доказать свою привязанность. Она не задала ни одного вопроса. «Каждое существо – это совокупность пережитых им драм, и всё», – просто сказала она.

И вот наша история подошла к концу, и эта ситуация возмущала меня до глубины души.

– Ты считаешь, что мы расстаемся навсегда? – спросил я.

– Я предпочитаю смотреть на вещи трезво, Ноам. Я еду в Нью-Йорк к отцу и не думаю, что скоро вернусь. Трезвость – защита от боли.

– Может быть, зимой…

– Да, может быть, – с досадой перебила меня она. – Или на пасхальные каникулы. Или через год. А может, и нет.

– Мы же можем писать, звонить друг другу! – взбунтовался я.

– Нет. Самые прекрасные слова – те, которых мы так и не произнесли. Они остаются в наших взглядах, в нашем молчании. Что можно рассказать по телефону? У нас особенная история, и я не позволю ее опошлить.

Было что-то ребячески-наивное в ее позиции влюбленной идеалистки, приготовившейся к страданиям. Тем не менее я принимал ее точку зрения, ее выбор, потому что они были искренними.

– Но тогда есть ли у нас вообще шанс снова встретиться? Неужели минуты, что мы провели вместе, не имеют никакого будущего?

– Я верю в жизнь, она бывает такой изобретательной.

То, что мне больше всего в ней нравится, больше всего меня и раздражает: ее безапелляционность, ее экстремизм в области чувств, наивный романтизм, который позволяет Джулии находить счастье как в печали, так и в сиюминутном наслаждении. Наверно, поэтому мы ни разу не сказали друг другу: «Я тебя люблю». Она предпочитала не облекать чувства в слова, не давать им определения. Иногда я сомневался в ее любви и в такие минуты воображал, что она просто ищет сильных ощущений.

Однако в минуту расставания мне захотелось сказать ей: «Я тебя люблю», – чтобы покончить наконец с этими несносными химерами, переломить судьбу, увлекавшую нас к разлуке без надежды на новую встречу. Чтобы разозлить ее или спровоцировать реакцию, которая помогла бы нам выбраться из чувственного морока, в котором мы окончательно заблудились.

Я не решился.

Где-то там ее ждет другая жизнь. Моя же остается здесь.

Жизнь без нее.

Жизнь, в которой мне больше никогда не представится случай сказать: «Я тебя люблю».

За несколько секунд спокойный паб превратился в дискотеку. Яркий свет сменился полумраком, а динамики вместо гипнотического джазового шепота стали извергать тяжелые агрессивные ритмы. Ноам вышел из оцепенения и растерянно оглядел зал. Сколько времени он уже тут? Сколько выпил? О чем думал все это время? Затуманенный алкогольными парами мозг блуждал среди образов и слов, мыслей и воспоминаний, ни на чем не останавливаясь. Решив, что пора домой, он заплатил за выпивку и направился к выходу.

– Ноам?

Окликнувшая его девушка широко улыбалась и, казалось, ждала в ответ такого же проявления радости.

Он бегло взглянул на нее: светлые волосы, живой взгляд, манящие губы. Лицо было ему знакомо, но ни назвать ее имени, ни связать ее образ с каким бы то ни было конкретным воспоминанием он не мог. Улыбнувшись для приличия, он поздоровался.

– Ты собирался уходить? – спросила она.

– Да, я устал, – пробормотал он, лихорадочно роясь в памяти и безуспешно пытаясь идентифицировать собеседницу.

– Жаль.

Она сказала что-то еще, но он не расслышал. Тогда она нагнулась к нему и произнесла громче, в самое ухо:

– Давно не виделись… Может, останешься ненадолго? Я жду друзей.

Он узнал ее по духам. Бышая любовница, с которой они познакомились в этом пабе, а может, и в другом – он уже не помнил. Как не помнил и ее имени. Вот до чего он докатился: не узнает тех, с кем проводил ночи, ему приходится обнюхивать их, чтобы понять, кто это.

Лучше бы ему было сказать «нет», развернуться и уйти из бара, но она уже приняла его нерешительность за согласие, схватила под руку и потащила к столику.

– Ты мне так и не позвонил ни разу, Ноам! – прокричала она, смягчая упрек игривым подмигиванием.

– Работы по горло, – извинился он.

Она заказала «Кровавую Мери», он – «Джек Дэниелс».

Что он мог ей сказать? Что вообще он делал рядом с этой девицей, о которой не знал ровным счетом ничего?

Она заговорила сама. Стала рассказывать о своей работе в отделе продаж одной из косметических фирм. Невыносимо громкая музыка заглушала слова, и он не понимал, что она ему говорила. Тогда он стал просто кивать и улыбаться в ответ на ее улыбки. Сколько еще продлится эта комедия? Он с радостью встал бы и ушел, но не находил для этого ни сил, ни повода. Вся его жизнь, подумалось ему, глупа и пуста, как этот момент: вот он – один среди чужих людей, изображает беседу, мечтая поскорее уйти, но, не имея смелости так поступить, позволяет собой манипулировать. Оставив попытки понять, что она говорит, он стал ее разглядывать. Интересно, она действительно красива или просто так искусно отделана? Ей, должно быть, около тридцати. В уголках глаз и на верхней губе уже появились морщинки. Уступая навязчивой идее, он вообразил ее старухой. Да, пока она хороша собой, но это ненадолго. Скоро кожа у нее станет дряблой, веки тяжело нависнут над потускневшими глазами, как занавес после окончания спектакля. Он больше не боролся с неосознанным желанием представлять собеседников в конце их жизни: старыми, больными, а иногда и мертвыми, с закоченевшим телом, иссиня-бледной морщинистой кожей, обтягивающей выпирающие кости.