Эхо возмездия - читать онлайн книгу. Автор: Валерия Вербинина cтр.№ 37

– Ну, если бы я был влюблен, меня бы насторожило, что моя любовница пытается меня учить, что я должен думать о русской истории, например, – хмыкнул Ломов. Он был раздосадован и даже не пытался этого скрыть. – А как баронесса сумеет втереться к нему в доверие? Как бы случайно познакомится с ним на приеме в Петербурге?

– Нет, Бэрли будет жить не в Петербурге, а в имении своего знакомого, – ответил Багратионов, беря со стола лист, исписанный крупным почерком. – В этом-то как раз и загвоздка. Впрочем, я просмотрел список тех, кто живет по соседству, и у меня зародился один план…

Федор Меркулов вытащил из ящика стола револьвер, крутанул барабан, откинул его и, убедившись, что он пуст, тщательно зарядил его. Потом некоторое время посидел за столом, почти не чувствуя в ладони тяжести оружия.

В той ужасной, невыносимой ситуации, в которой он оказался, он видел только один выход: застрелиться. Тогда Селиванов уже не сможет шантажировать его и требовать, чтобы он отдал имение за бесценок. Но Федор думал не только о Селиванове, но и о своей матери. Каково ей будет, когда она потеряет своего последнего сына?

Значит, стреляться нельзя. Что же тогда? Отдать все этому гнусному кровопийце и пойти по миру? Две тысячи рублей только с виду кажутся деньгами, на которые можно прожить; таким людям, как он и Анна Тимофеевна, их хватит ненадолго. И что подумает о нем мать, когда узнает, что он…

У него закололо в виске, он встряхнул головой и понял, ему в любом случае не хочется стреляться здесь, во флигеле собственного дома. В самом доме, под портретами предков – еще куда ни шло. Но путь в дом был закрыт, потому что там царствовала неприятная ему баронесса Корф – интриганка, от которой лично он не ожидал ничего хорошего.

Услышав в коридоре шаги матери, он сунул в карман халата револьвер, быстро взял газету и сделал вид, что читает, но так нервничал, что не сразу заметил, что держит лист вверх ногами.

Анна Тимофеевна произнесла несколько фраз о том, что вечером приезжал следователь по особо важным делам из Петербурга, он долго беседовал с баронессой, потом заночевал в доме, а утром уехал. Федор вяло отвечал. Он думал о том, что, когда он умрет, мать будет вспоминать именно эти последние их встречи, со слезами перебирать в памяти все слова, которые он сейчас произносит, и у него было такое чувство, что его душа рвется пополам.

Они позавтракали, потом мать заметила, что у халата одна из пуговиц держится на честном слове, и, как Федор ни протестовал, халат у него отняла. Когда она вернула ему халат, Меркулов вспомнил о револьвере и испугался, решив, что мать догадалась о его намерении. Но револьвер по-прежнему лежал в кармане, Анна Тимофеевна не обратила на него никакого внимания.

День был холодный, ясный, безветренный, и Федор подумал, что если он умрет, то ничего не переменится: солнце будет светить точно так же, и по двору будут бегать маленькие сыновья кучера, швыряя друг в друга снежками. Внезапно ему все опротивело: он быстро оделся, забрал с собой револьвер и зашагал куда глаза глядят.

Едва он вышел за ворота, как увидел роскошный экипаж доктора Брусницкого. Кучер придержал коней, и Федору волей-неволей пришлось поздороваться со старым врачом.

– Слышали о новом следователе? – спросил доктор после обмена приветствиями. – Нагрянул утром к Снегиревым, забрал вещи студента, осмотрел дом от подвала до чердака, велел прислуге искать какой-то фонарь, которого нет на месте… и добился-таки того, что нашли, одного фонаря не хватает. У Елены Владимировны сделалась жуткая мигрень, я еду сейчас к ней… Если вы к ним, могу вас подвезти.

Федору очень хотелось послать к черту и Брусницкого, и госпожу Снегиреву, и вообще весь свет, который никак не хотел оставить его в покое. По правде говоря, старому доктору бывший ссыльный был интересен только как собеседник, с которым можно было обсудить свежие новости. Этот петербургский следователь – о-го-го, местным он еще покажет! Бодр, резв, энергичен, всюду сует свой нос, всех, кто не хотел с ним разговаривать, поставил на место… И не успел Меркулов опомниться, как уже оказался в экипаже и время от времени даже подавал Брусницкому односложные реплики.

– Сын Снегирева хотел сегодня вернуться в Петербург, так следователь сказал, что не отпускает его, а если тот ослушается, даст телеграмму, чтобы его сняли с поезда и арестовали… Пока, говорит, убийца не найден, вы отсюда не уедете.

– Неужели?

– Да-с, представьте себе… – Брусницкий ухмыльнулся неожиданно озорной усмешкой. – Мало того, следователь затребовал отчет обо всем оружии, какое имеется в доме.

– Да ведь у них ничего нет, – буркнул Федор. – Ну, ружья охотничьи, но Павел Антонович уже давно на охоту не ходит…

– А у Елены Владимировны, представьте себе, нашелся револьвер, – ответил старый доктор, смакуя каждое слово. – Она сказала, что когда-то купила его, потому что они с мужем были в каком-то итальянском городе, и их там пытались ограбить на улице.

– И что, Колозина убили из этого револьвера? – спросил Федор, колюче прищурившись.

Брусницкий расхохотался.

– Какое там! Следователь осмотрел его, обнюхал и объявил, что из него вообще никогда в жизни не стреляли… Вот после этого Елена Владимировна и слегла с мигренью.

Федор представил себе лицо жены Снегирева в то время, как ее допрашивал петербургский следователь, представил, как тот грозно требует объяснений насчет револьвера, а Елена Владимировна лепечет своим тоненьким голоском всякие нелепые отговорки, и не мог удержаться от улыбки. Однако почти сразу же его охватила грусть. Он подумал о том, что умрет и никогда уже не увидит чудака Снегирева, хорошего, в сущности, человека, светлое платье его жены, Наденьку, словно проглотившую аршин, Лидочку с ее воздушной прелестью… Доктор Брусницкий метнул взгляд на лицо Федора, обращенное к нему в профиль, и невольно встревожился. Такое же выражение – словно человек присутствовал здесь лишь номинально, а на самом деле находился как бы где-то в другом месте – он уже однажды видел, и ничего хорошего в этом воспоминании не было. Переворошив пласты памяти, Яков Исидорович добрался до истоков того, что его насторожило: ведь почти так же выглядело лицо бывшего однокурсника, которого он видел за полдня до того, как тот свел счеты с жизнью. «Что это на него нашло? – с беспокойством подумал старый врач. Он не слишком жаловал людей, но Федор Меркулов был ему скорее симпатичен. – Помилование получил, приехал из ссылки… Неужели из-за того, что его в армию уже не возьмут? О матери бы хоть подумал, негодник…»

Едва Федор вошел в дом Снегиревых и снял шинель, он понял, что усадьба стоит на месте, и все кажется таким же, как было, но уют, который царил тут когда-то, потерпел крушение. Дом может рухнуть снаружи или изнутри, как здание или как общность людей; здесь, очевидно, налицо был второй случай. Прислуга шныряла по коридорам с виноватыми глазами, где-то что-то разбили, и чей-то резкий голос стал отчитывать провинившуюся, взлетая порой до визга. Потом хлопнула дверь, послышались торопливые шаги, и, обернувшись, Федор нос к носу столкнулся с Наденькой. Она была красной, как мак, и ее прическа, которую она обычно укладывала очень тщательно, волосок к волоску, немного растрепалась.