Большая гибкая борзая оттолкнулась от склона холма под скрежещущей кладкой замка и приземлилась прямо посреди комнаты. Софи уронила плащ и поспешно попятилась. Собак она всегда побаивалась, а вид у борзых достаточно грозный. Псина встала между ней и дверью и уставилась на неё. Софи тоскливо поглядела на проплывавшие мимо валуны и вереск, не зная, стоит ли звать Хоула на помощь.
Пёс выгнул и без того выгнутую спину и с трудом встал на длинные задние лапы. Ростом он стал почти с Софи. Он напряжённо вытянул передние лапы и ещё сильнее потянулся вверх. А когда Софи уже открыла рот, чтобы позвать Хоула, пёс сделал немыслимое усилие и выпрямился во весь рост, превратившись в человека в жёстком коричневом костюме. У него были рыжеватые волосы и бледное несчастное лицо.
— Из Верхних Горок! — простонал человек-пёс. — Люблю Летти… Летти послала…
— Летти плачет, горюет… послала к вам… сказала остаться… — Не успев договорить, он согнулся и сжался и взвыл по-собачьи от отчаяния и досады. — Чародею не говорить… — проскулил он и снова покрылся волнистой рыжей собачьей шерстью. Он стал другой собакой. Теперь это был рыжий сеттер. Рыжий сеттер завилял косматым хвостом и серьёзно посмотрел на Софи несчастными влажными глазами.
— Ой, мамочки, — сказала Софи, закрывая дверь. — Кажется, ты влип, дружочек. Это ведь ты был тем колли, да? Теперь я понимаю, о чём нам твердила миссис Ферфакс. Эта Ведьма просто напрашивается, чтобы её прихлопнули! Но зачем же Летти послала тебя сюда? Если ты не хочешь, чтобы я говорила о тебе Хоулу…
При звуке этого имени пёс тихо зарычал. При этом он продолжал вилять хвостом и умильно глядеть на Софи.
— Ладно, не скажу, — пообещала Софи. Пёс явно приободрился. Он протопал к очагу, с опаской косясь на Калыгифера, и тощим рыжим клубком свернулся у решётки.
— Что скажешь, Кальцифер? — спросила Софи.
— Это заколдованный человек, — сообщил Кальцифер, как будто это была новость.
— Сама знаю, а снять заклятье ты можешь? — Софи подумала, что Летти, как и многие другие, наверное, слышала, что у Хоула работает ведьма. Надо бы поскорее превратить пса обратно в человека и отправить его в Верхние Горки, пока Хоул не встал с постели и не увидел его, решила Софи.
— Нет. Для этого мне надо объединиться со Хоулом, — заявил Кальцифер.
— Тогда сама попробую, — сказала Софи. Бедняжка Летти! Терзается из-за Хоула, а при этом её второй и единственный теперь поклонник превратился в собаку и почти всё время пребывает в этом обличье! Софи положила руку на мягкую круглую голову пса.
— Превращайся обратно в того человека, которым ты был, — сказала она. Повторять это пришлось долго, но пёс только уснул ещё крепче. Он всхрапнул и привалился к ногам Софи.
Тут сверху послышалось некоторое количество томительных стенаний, охов и вздохов. Софи не обратила внимания: она говорила с собакой. За охами и вздохами последовал долгий заливистый кашель, сменившийся ещё более томительными стенаниями. Софи снова не обратила на это внимания. Тогда вместо кашля послышалось душераздирающее чихание, от которого затряслись и окно, и все двери. Пропустить подобное мимо ушей было трудновато, но Софи это удалось. Ту-ту-пруууууууууууууу! — высморкался чародей. Прямо как фагот в туннеле. Снова послышался кашель, перемежаемый стенаниями. Затем вступил громоподобный чих, прекрасно сочетавшийся со стенаниями и кашлем, и вскоре симфония достигла крещендо, в котором Хоул умудрялся одновременно чихать, кашлять, сморкаться, стенать и тихонько подвывать. Двери тряслись, балки под потолком дрожали, а одно Кальциферово полено выкатилось из очага.
— Ладно, ладно, поняла намёк! — пробурчала Софи, швыряя полено обратно в огонь. — На очереди зелёная слизь. Кальцифер, не отпускай, пожалуйста, собаку никуда. — И она поплелась вверх по лестнице, громко ворча: — Одна беда с этими чародеями! Можно подумать, до него никто не простужался! Ну что, что стряслось? — спросила она, проковыляв в открытую дверь спальни Хоула по засаленному ковру.
— Умираю от скуки, — жалостно объявил Хоул. — А может, просто умираю.
Он распростёрся на грязных серых подушках самого нищенского вида, укрывшись чем-то вроде лоскутного одеяла — только все лоскутки были одного пыльного цвета. В складках полога над кроватью сновали его обожаемые паучки.
Софи пощупала ему лоб.
— Ну да, жар у вас есть, — неохотно признала она.
— Я в беспамятстве, — сообщил Хоул. — Перед глазами у меня плавают пятна.
— Это пауки, — вздохнула Софи. — А чего вы колдовством не вылечитесь?
— Потому что от простуды заклятий нет, — горестно ответствовал Хоул. — У меня всё в голове так и кружится — или это у меня голова кругом идёт вокруг всего. Никак не могу разобраться в условиях Ведьминого проклятья. Вот уж не думал, что она так ловко меня подловит. Скверно, когда подлавливают, хотя до сих пор всё, что случилось на самом деле, я совершил сам. Теперь вот жду, когда произойдёт всё остальное.
Софи вспомнила загадочные стихи.
— Что остальное? — уточнила она. «Как мне прошлое вернуть»?
— Тоже мне вопрос, — отозвался Хоул. — И моё собственное, и чьё угодно — оно ведь никуда не девается. При желании я мог бы сыграть злую фею на собственных крестинах. Может быть, я так и поступил, в этом-то и беда. Нет, теперь я жду всего трёх вещей: сирен, мандрагоры и ветра в поле, который подгоняет добру волю. И ещё седины, наверное, — только вот не стану я снимать заклятье и смотреть, не начал ли я седеть. Осталось всего три недели до того, как всё это должно сбыться, и тогда Ведьма получит меня с потрохами. Между прочим, в канун Середины лета собирается регбийный клуб, и уж туда-то я попаду. А всё остальное давно уже произошло.
— Вы имеете в виду падучую звезду и что честных женщин в мире нет? — спросила Софи. — Вы так себя ведёте, что ничего удивительного. Миссис Пентстеммон говорила мне, что вас влечёт на пути зла. И она была права, так ведь?
— Непременно надо пойти на её похороны, чего бы это мне ни стоило, — грустно сказал Хоул. — Миссис Пентстеммон всегда думала обо мне слишком хорошо. Её ослепило моё обаяние. — Софи не знала, слёзы ли льются у него из глаз, но не могла не заметить — он опять увиливает.
— Я говорила о том, что вы всё время бросаете дам, стоит им вас полюбить, — напомнила она. — Зачем вы так поступаете?
Хоул протянул трясущуюся руку к пологу над кроватью.
— За это я и люблю паучков, — заявил он. — Раз не получилось — пробуй ещё, и ещё, и ещё… Вот я и пробую, — сказал он очень горько. — Сам виноват — несколько лет назад я заключил одну сделку и теперь вряд ли способен на настоящую любовь.
Тут уж у Софи не осталось сомнений, что из глаз у Хоула льются настоящие слёзы. Ей стало его жалко.
— Ладно вам, не плачьте… Снаружи заскреблись. Софи обернулась и увидела, что человек-пёс, изогнувшись дугой, просачивается в дверь. Она вскочила и ухватила его за рыжую шкуру — ведь он наверняка пришёл покусать Хоула. Но пёс всего-навсего прижался к её ногам, отчего Софи пришлось ухватиться за облезлую стену. — Это ещё что такое? — поразился Хоул. — Моя новая собака, — сказала Софи, вцепившись в курчавую шерсть.