В комнате потемнело. Из каждого угла на Софи и Майкла надвинулись массивные туманные человекоподобные фигуры, испуская на ходу душераздирающие стенания.
Сначала это были крики ужаса, повышавшиеся постепенно до воплей отчаяния и дальше — до визга от невыносимой боли. Софи зажала ладонями уши, но вой давил ей на руки, он становился всё громче и громче, всё кошмарнее с каждой секундой. Кальцифер вжался в глубь очага и там забился, рассыпая искры, под самое нижнее полено. Майкл ухватил Софи под локоть и потащил её к двери. Он повернул ручку синим вниз, пинком распахнул дверь, и они выскочили на портхавенскую улицу.
На улице вой и не подумал стихать. По всей улице распахивались двери, и из них выбегали горожане, зажав уши.
— Может, не надо оставлять его одного в таком состоянии? — дрожащим голосом прокричала Софи.
— Надо, — ответил Майкл. — Особенно если он уверен, что это из-за вас.
Они побежали по городу, подгоняемые захлёбывающимися воплями. С ними вместе бежала изрядная толпа. Несмотря на то что туман сменился гнусной приморской изморосью, всё мчались в гавань или на песчаный берег там крики легче было вынести. Серая гладь моря несколько их смягчала. Там горожане и застыли мокрыми кучками,
глядя на мглистый белый Горизонт и на капельки на причальных канатах, пока вой не перешёл в титанические, исполненные невыразимой горечи всхлипы. Софи вдруг поняла, что видит море так близко впервые в жизни. Было очень огорчительно, что насладиться видом ей никак не удавалось.
Всхлипы сменились томительными вздохами, а затем настала тишина. Горожане начали понемногу расходиться по домам. Некоторые бочком подбирались к Софи.
— Госпожа ведьма, а что случилось с бедным колдуном?
— Он сегодня несколько не в духе, — отвечал Майкл. — Наверное, можно рискнуть вернуться. Пойдёмте.
Когда они проходили по каменной набережной, с пришвартованных судов их окликали матросы — их интересовало, не означали ли вопли грядущих бедствий или бурь.
— Нет-нет! — кричала им Софи. — Всё позади!
Но она ошибалась. Майкл и Софи подошли к домику чародея, — это был крошечный скособоченный домишко, вида настолько обыкновенного, что Софи нипочём бы его не узнала, не будь с нею Майкла. Майкл не без робости отворил обшарпанную дверку. Внутри они увидели Хоула. Чародей по-прежнему сидел на табуретке, напустив на себя мину крайнего отчаяния. И он покрыл всё кругом слоем густой зелёной слизи.
Слизи было чудовищно, невероятно, нечеловечески много. Просто уйма. Она покрывала Хоула с ног до головы. Она липкими волнами сползала с его волос и плеч, она громоздилась на руках и коленях, она стекала комьями по ногам и длинными нитями капала с табурета.
Пол был покрыт скользкими лужами и расползающимися пятнами. Длинные зелёные щупальца захватили даже очаг. Воняла слизь гадостно.
— Спасите! — сиплым шёпотом взмолился Кальцифер. Он превратился в два отчаянно вспыхивающих язычка пламени. — Эта мерзость меня погасит!
Софи подобрала юбку и решительно подошла как можно ближе к Хоулу. Получилось не очень-то близко.
— А ну, прекратите! велела она. — Немедленно прекратите! Вы ведёте себя как младенец!
Хоул не ответил и даже не шелохнулся. Он таращился из-под слоя слизи, и лицо у него было белое и трагическое.
— Что же делать? Он умер?! — спросил Майкл, дрожа у порога.
Майкл, конечно, хороший мальчик, подумала Софи, но в кризисной ситуации проку от него маловато.
— Конечно нет! — фыркнула она. — Знаешь, если бы не Кальцифер, так и наплевать — пусть себе корчит из себя заливного угря хоть до вечера! Открой-ка дверь в ванную.
Пока Майкл осторожно пробирался в ванную между слизистых луж, Софи швырнула в очаг передник, чтобы загородить Кальцифера от слизи, и взялась за совок. Она выгребла из очага гору угольев и рассыпала их по самым большим лужам. Угольки зашипели. Комнату заволокло паром, завоняло пуще прежнего. Софи закатала рукава, пригнулась, чтобы ловчее было ухватиться за покрытые слизью колени чародея, и стала пихать его к ванной вместе с табуретом. Софи постоянно оскальзывалась и спотыкалась, зато табуретка из-за слизи ехала как по маслу. Майкл подобрался поближе и стал тянуть Хоула за изгаженные рукава. Вместе они затолкали чародея в ванную. Поскольку двигаться самостоятельно он не желал, они запихнули его в душевую кабину.
— Горячей воды, Кальцифер! — мрачно пропыхтела Софи. — И погорячее!
На то, чтобы отмыть Хоула от слизи, ушёл час. Ещё час ушёл у Майкла на то, чтобы уговорить Хоула покинуть табурет и переодеться в сухое. К счастью, серый с алым костюм, который чинила Софи, висел на спинке кресла и от слизи не пострадал. Голубой с серебром был в бедственном состоянии. Софи велела Майклу замочить его в ванне. Тем временем сама она, ворча и бормоча, натаскала ещё горячей воды. Софи повернула ручку вниз зелёным и выгребла всю слизь на вереск. Замок оставлял на пустоши липкий след, словно улитка, зато так избавиться от слизи было проще простого. Всё-таки у жизни в бродячем замке есть свои преимущества, думала Софи, оттирая пол. Вот интересно, рассуждала она, гвалт, который поднял Хоул, исходил из домика в Портхавене или из замка целиком? Если из замка, тогда жителей Маркет-Чиппинга остаётся только пожалеть.
К этому времени Софи устала и разозлилась. Она понимала, что с помощью зелёной слизи Хоул ей мстил, и вовсе не была расположена сочувствовать, когда Майкл вывел наконец чародея из ванной, облачённого в серое с алым, и нежно усадил его в кресло перед очагом.
— Это же попросту неумно! — плевался Кальцифер. — Ты что, хотел избавиться от лучшей части своей магии?!
Хоул не удостоил его вниманием. Он просто сидел и дрожал с трагическим видом.
— Не разговаривает! в панике прошептал Майкл.
— Да у него просто истерика, — презрительно бросила Софи.
Марта и Летти тоже были мастерицы по части истерик. Она отлично навострилась с ними справляться. С другой стороны, отшлёпать чародея за то, что он впал в истерику из-за цвета своей шевелюры, было бы чревато неприятностями. Так или иначе, опыт подсказывал Софи, что истерики редко происходят действительно из-за того, из-за чего их закатывают. Софи попросила Кальцифера подвинуться и пристроила между поленьев кастрюльку молока. Когда молоко согрелось, она налила кружку и сунула её Хоулу.
— Пейте, — велела она. — Так из-за чего весь этот шум? Из-за той барышни, к которой вы всё время бегаете?
Хоул скорбно отхлебнул молока.
— Да, — сознался он. — Я оставил её в покое, чтобы она на досуге вспоминала обо мне с нежностью, и ничего не вышло. Когда я видел её в последний раз, она колебалась. А сегодня она заявила, что есть другой.