Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Фалин cтр.№ 119

Но это случилось не вдруг. Я решительно не согласен с теми, кто с позиций конечного знания приписывает Горбачеву стремления, которых у него, судя по всему, не было. Ничто пока не поколебало моей точки зрения, что история давала не только Горбачеву шанс заложить базис общества социальной справедливости, но и Советскому Союзу новые возможности в его лице. Беда и вина за крушение – на обеих сторонах.

М. С. Горбачев впечатлял своей незаурядностью не только в беспросветно заурядных обстоятельствах, вознесших его в подоблачную высь. Он мог развиться в выдающуюся личность, если бы не страдал пагубным для политика нарциссовым синдромом. Его окончательно испортила власть. Абсолютная власть портит абсолютно.

Самое трудное из испытаний, отмечал я в одной из записок генеральному, – испытание властью. Лишь избранные выдерживают его. Мною предпринимались попытки – устно и письменно – донести до сознания Горбачева, хотя бы заронить зерно сомнения, на пользу ли ему самому, скажем, монументальные репортажи о домашних и зарубежных поездках с вынесением на экраны телевизоров каждой буквы и слога, жеста, театральных улыбок и пауз. Информационный феодализм с человеческим лицом? Не понимал, не принимал, заносил мои интервенции мне же в минус.

Мне довелось с близкого расстояния наблюдать, как теряли себя Хрущев, затем Брежнев или тот же Андропов. Под конец они мыслили главным образом чувствами и еще, пожалуй, болезнями. Нравится – не нравится, утешает – раздражает превращались в критерии правильности и праведности.

Если бы коллеги по политическому руководству при начальном же поползновении первого на авторитарный стиль одергивали его, а при втором случае указали на дверь, то со Сталиным кончилось бы у нас идолопоклонство. К сожалению, в систему не были встроены защитные механизмы против произвола сверху, а расчет на человеческую порядочность – он не для политики и политиков.

М. С. Горбачев изловчился почти сразу сделать внешнюю и военную политику своим исключительным доменом. Остальным здесь давались в лучшем случае совещательные права. И в социально-экономических делах, то есть в решающих составных внутренней политики, генеральный не спешил делиться властными функциями. Но обставлялось все донельзя «демократически».

Политбюро заседает с утра до ночи, обсасывая каждый пункт повестки дня. Не так, как под занавес при Л. И. Брежневе: пятнадцать – двадцать минут на 20–30 вопросов. Горбачев дает каждому члену политбюро высказаться. К обсуждениям могут привлекаться эксперты. Им не возбраняется излагать мнение, не заглядывая в святцы. Чем активнее дискуссия и больше разброс оттенков, тем председательствующему удобнее, подводя итог, провести свою линию. А если Горбачев задумывал что-то отклонить, то в общем было безразлично, как и что говорилось.

Опять оговорка: дебют, миттельшпиль и эндшпиль партии М. С. Горбачева были более чем разностильными. Под конец сам стал слоном в чужих гамбитах. Но в дебюте генеральный ощущал потребность слушать и слышал, допускал, что может чего-то не знать или знать с изъянами. Ко мне, например, обращались вопросы, касавшиеся Центральной Европы и Германии или как очевидца обсуждения некоторых тем при Хрущеве и его преемниках.

Готовлю для Горбачева материал к интервью Р. Аугштайну. Предлагаю заложить в ответ на ожидавшийся вопрос по А. Д. Сахарову (он еще находился в ссылке в Горьком) новый подход ко всей этой истории. Генерального интересовало, с чего повелся конфликт Сахарова с властью. Много тут туманного, замечает он. Мой пересказ монолога Хрущева из 1961 г. был для него новостью.

То же относится к серии разговоров, сопутствовавших, в частности, изданию в США сборника выступлений Горбачева и его книги о перестройке. По тексту последней у меня возникла пара десятков замечаний. Подавляющее большинство их было «с благодарностью» принято.

Но когда он не хотел слушать, до его сознания достучаться было нельзя. То ли вы мешали какой-то интриге, то ли портили настроение.

Полетом в Москву с посадкой на Красной площади М. Руст вызвал больше переполоха, чем в свое время Ч. Линдберг, одолевший Атлантику. Чего не наслушались наши маршалы и генералы, особенно от Горбачева и Ельцина. Скольких офицеров недосчитались вооруженные силы? Словно локальная война прокатилась.

На второй же день после случившегося в интервью гамбургской газете я предложил спустить эпизод на тормозах: «Надо поблагодарить М. Руста; он доказал, что советская система ПВО не такая сверхнепроницаемая». Мое предположение-рекомендацию, что молодой пилот скоро вернется домой, не захотели услышать. Ладно, воспользуюсь возможностью писать Горбачеву напрямую.

Воспроизвожу смысл записки: М. Руст производит впечатление человека, захваченного идефикс, что нередко в переходном возрасте. Серьезных доказательств наличия заговора, «тщательно спланированной провокации» нет. Напротив, данные, заслуживающие доверия, говорят, что М. Руст действовал в одиночку, не ставя цели причинить Советскому Союзу политический, военный или престижный урон. Не в наших интересах переигрывать. Лучше использовать этот случай, чтобы продемонстрировать широту и гуманизм нашей новой политической философии.

Далее я указывал на опасность того, что дальнейшее пребывание под следствием и судебный процесс способны усугубить неадекватность поведения юноши. Если по запоздалом освобождении будет диагностировано, что он не совсем здоров, то расстройство может быть связано с испытаниями, выпавшими на долю М. Руста уже в Советском Союзе. По совокупности мотивов целесообразно обследовать его с участием экспертов ФРГ или передать М. Руста в руки западногерманской юстиции для решения вопроса о его ответственности в зависимости от заключения медиков Федеративной Республики.

А. С. Черняев согласен. Он критически смотрел на депеши нашего посольства в Бонне, всячески нагнетавшего жажду отмщения. Записка идет к генеральному.

На следующий день встречаюсь с большой группой западногерманских журналистов, сопровождавших федерального президента Р. фон Вайцзеккера в его поездке по Советскому Союзу. Тема М. Руста – в центре внимания. Мой комментарий не остается незамеченным.

– Сейчас, возможно именно в эти часы, решается судьба М. Руста.

Большинству присутствующих захотелось понять мои слова так: решается вопрос об освобождении М. Руста. Ни во временном смысле, ни по сути я ни на йоту не отклонился от истины. Но излишняя точность обыденно воспринимается неточно. Судьба М. Руста действительно решилась, но совсем иначе, чем я предлагал и ожидал.

В момент моей беседы с журналистами заседало политбюро. Председательствующий открыл рассмотрение темы М. Руста вопросом, как и почему материалы дознания, которое проводится следователями КГБ, попадают «посторонним лицам». То, что вообще должен знать помимо следователей один генеральный, известно председателю АПН.

Оказалось, что анализ следственной группы КГБ перекликался с ходом моих рассуждений, а вывод, что М. Руста следует не судить, но передать властям ФРГ, почти совпадал. Допустить, что объективное исследование, производимое независимо друг от друга, может дать сходные результаты? Нет, этого Горбачев не захотел, хотя не ошибся бы, потому что у меня не было выхода на следователей.