Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Делягин cтр.№ 49

Глобальное лидерство действительно не является и просто не может быть целью носителя китайской культуры по той же причине, по которой большинство нормальных взрослых ни при каких обстоятельствах не может прельстить лидерство в группе дошкольников.

Стремление Мао Цзэдуна к превращению Китая в лидера третьего мира и к популяризации своих идей за пределами своей страны было не более чем проявлением давно изжитого современным Китаем постколониального синдрома, стремления доказать (в первую очередь самому себе) свое равноправие с «великими державами». Цель была достигнута (причем мирным путем — успешным социально-экономическим развитием), и о ней благополучно забыли.

Китай по самой своей природе смотрит не вовне, а внутрь себя. Стремительное расширение его влияния, в значительной степени вызванное погоней за истощающимся спросом, а затем и ресурсами, поставило его в глубоко противоестественное, противоречащее всем диктуемым его культурой склонностям положение, чреватое постоянным и весьма болезненным внутренним напряжением.

Хотите смутить китайца — выразите ему свой восторг уверенным продвижением Китая к глобальному лидерству. Когда это сделал президент В. В. Путин, китайские комментаторы буквально разрывались между желанием не обидеть его (что они понимали как свою тяжкую политическую ошибку) и необходимостью исправить допущенную им ошибку содержательную: Китай думает о себе, а отнюдь не об отношении к себе окружающего мира, по-прежнему глубоко безразличного ему.

Вместе с тем Китай не может и игнорировать окружающий мир. Одним из парадоксов его стремительного возвышения является качественное усиление внешних влияний на него, — и китайское руководство с середины нулевых годов прекрасно отдает себе отчет в том, что не может не то что контролировать, но даже просто прогнозировать реакцию остального мира на свои успехи.

Развиваясь в соответствии со своими внутренними потребностями, Китай осуществляет мощную и разнообразную экспансию, изменяя окружающий мир. Однако в силу культурно обусловленной замкнутости на себе и своих интересах он глух к нему и просто не может в полной мере оценивать последствия своих действий для мира и, соответственно, его ответную (в том числе и стихийную) реакцию на собственные действия.

Сначала китайские специалисты полагали это «болезнью роста», результатом слишком быстрого увеличения масштабов деятельности Китая, которая временно опередила его аналитические возможности. Однако сохранение данной ситуации на протяжении вот уже почти целого десятилетия порождает подозрения в том, что не универсалистская, а этнически ориентированная культура Китая сдерживает (по крайней мере пока) его возможность понимать представителей остальных культур и прогнозировать их массовое поведение, в том числе и в значимых для Китая направлениях.

Это создает трудности для повседневного развития, но самое главное — ставит вряд ли преодолимую в принципе преграду его превращению в мирового лидера.

Помимо того, что Китай не хочет им быть, он по тем же самым культурным причинам и не может им быть, ибо мировой лидер невозможен без универсальной ценности, которую он предлагает всему остальному миру и которую тот в принципе может принять.

Этноцентричность китайской культуры, ее принципиально ориентированный на саму себя категорически немессианский характер попросту исключает возможность ее превращения в глобальную альтернативу универсалистским и экспансионистским идеологиям вроде западного либерализма, арабского политического ислама или остающегося потенциальной возможностью коммунизма.

Китай существует для китайцев, а китайцем при всем желании нельзя стать, им можно только родиться. Поэтому Китай, подавая всему миру пример успешного развития (вопреки давлению глобального бизнеса) на основе своих собственных сил, остается лишь примером и не может объединить мир вокруг себя в альтернативный проект.

Национализм китайской культуры ставит жесткую и вряд ли преодолимую преграду возможности превращения Китая в глобального лидера: ему нечего предложить остальному некитайскому миру в силу собственного равнодушия к нему. Этот мир, строго говоря, не представляет для него непосредственного интереса и потому не может быть превращен в его гармоничное продолжение.

Другое ограничение, рассмотренное выше, — сдерживание свободы творчества рамками культурно обусловленного коллективизма, о котором уже говорилось выше. Китайское руководство вот уже скоро полтора десятилетия прилагает титанические усилия для преодоления этого барьера, но нет никакой уверенности в том, что народ, пусть даже сколь угодно великий, сможет преодолеть ограничение, накладываемое на него его собственной повседневной культурой.

Между тем, не начав в массовом порядке самостоятельно открывать новые технологические принципы и создавать на основе этих открытий свои собственные технологии, Китай не сможет стать полностью независимым от Запада.

Не создав собственных технологий, он будет вынужден пользоваться технологиями своих конкурентов, что не позволит ему ни освободиться от их влияния, ни победить их в глобальной конкурентной гонке. Постоянное совершенствование новых технологий порождает технологический монополизм: их обладатель получает основную часть доходов от их использования, а главное — удерживает всех пользователей (даже контрабандных, не платящих за их применение) в рамках своей технологической парадигмы и связанных с нею стандартов (в том числе управления), не позволяя им разрабатывать оригинальные подходы и самим получать связанную с этим сверхприбыль.

Ограничение доходов, с одной стороны, и доступных технологических решений, с другой, надежно удержит Китай в зависимости, символом которой стала так называемая ловушка высоких технологий. Это значит, что, не решив задачу обеспечения массовой свободы творчества, Китай не сможет стать полностью суверенным и будет (хоть и слабо по сравнению с другими странами) зависеть от своих стратегических конкурентов, которые в силу сохранения технологического монополизма так и останутся более развитыми и богатыми, чем он.

Таким образом, беспрецедентно долго и успешно развиваясь, Китай стремительно идет к положению глобального лидера, не желая этого и не имея возможности стать им в полной мере — ни в культурно-политическом, ни в технологическом плане.

Эта поразительная ситуация драматического противоречия реальности не только с желаниями, но и с возможностями крайне опасна для него.

Стремясь к достижению независимости от Запада, к окончательному искуплению своего длительного колониального позора и к возвращению естественного для своей культуры положения наиболее мощной цивилизации мира, Китай не может предложить человечеству войти в свою цивилизацию в силу ее этнического, а не политического или идеологического характера. Тем самым он создает предпосылки для стратегического противоречия, причем не с одним лишь глобальным угнетателем в лице глобальных монополий или «золотого миллиарда», но со всем остальным миром во всем его бесконечном разнообразии.

С другой стороны, его движение к могуществу может стать успешным лишь в случае достижения технологического суверенитета, что требует (для обеспечения массового свободного творчества) определенного преодоления собственной культуры, скорее всего, невозможного.