Хроники пикирующего Эроса - читать онлайн книгу. Автор: Анна Яковлева cтр.№ 27

Но неудачными её романы считали мы, подруги. С каждым она расставалась, сохраняя тёплые отношения, будто за всем наносным, видимым точно ощущала лучшего человека, образ Божий, и благодарила судьбу за то, что он был ей послан.

Был и один особый роман с «чириковым живописцем». Наверное, Марианна его действительно любила. В период перестройки художники на Арбате продавали за десятку — «чирик» — свои пейзажики и графику. Но границы открылись, и художник уехал в Германию, где женился на немолодой и богатой даме, занявшейся устройством его выставок. Он стал известен, и на одной из выставок ему была присуждена первая премия, а Михаилу Шемякину — вторая. Вот чего стОили некоторые наши «чириковые» художники…

Знаешь, для меня она была очень важным человеком. Её некоторая неправильность, иногда избыточная, — она могла много пить, хотя быстро пьянела, могла не прийти на свой юбилей, потому что у неё оказывались какие-то более важные творческие дела, — корректировала мою избыточную правильность. Я поняла, что можно жить, не загоняя себя в навязанные извне несокрушимые железные рамки, как меня учили родители. Я поняла, что такое свобода, что такое лёгкое дыхание при забеге на марафонскую дистанцию жизни, и какое это счастье несмотря ни на какие привходящие обстоятельства.

Как-то она вернулась в свою коммуналку, получив гонорар за очередной заказ, и сказала соседке: что-то мне плохо с сердцем. Соседка вызвала «скорую». Пришёл мужчина в белом халате, зашёл к Марианне в комнатку — и ушёл минут через двадцать. Соседка заглянула — Марианна лежит на полу без сознания. Опять «скорая», Боткинская больница и диагноз: двусторонний ушиб мозга. Операция. Она лежала в коридоре — в палатах мест не было. Ухаживала за ней сестра. Почти всё время она была без сознания. Когда сознание изредка к ней возвращалось, она вполне разумно отвечала на простые вопросы, но на вопрос, что с ней случилось, так и не ответила: не помнила. Она умирала ещё неделю. Ей был 41 год, а на дворе стоял 1998– й.

Гонорар из комнатки Марианны пропал. Завели уголовное дело — виновных, как водится, не нашли. Или не захотели найти. Похоронили её прах на Николо-Архангельском кладбище, в могилу родственницы.

…А была Марианна из рода Шервудов, которому суждена была в Российской империи не всегда славная, но всегда громкая история. В 1800 году Павел I пригласил механика Вильяма Шервуда, который стал важно именоваться Василием Яковлевичем, на работу в Россию. Рассказывают, что там случались разные люди: от Ивана Васильевича Шервуда, первого доносчика на декабристов, за что император присвоил ему фамилию Шервуд-Верный (а в свете переименовали в Шервуда-Скверного) до славной династии архитекторов, живописцев и скульпторов, самым известным из которых был Владимир Иосифович (Осипович) Шервуд. Этот Шервуд — строитель Исторического музея и идеолог, англичанин по крови и тамбовский по рождению, «русского стиля» в архитектуре. Ему удивительно точно удалось выразить славянофильские идеи в духе Данилевского. Он создал памятник героям Плевны в Москве, врачу Пирогову, написал портреты семьи Чарльза Диккенса (будучи для этого приглашён в Англию), русского правоведа, философа и историка Чичерина, знаменитого историка В. О. Ключевского — Россия зачитывалась не только его историческими трудами, но и афоризмами и остроумными высказываниями; так, по поводу своего портрета он писал Шервуду: «Если задача искусства — мирить с действительностью, то написанный Вами портрет вполне достиг своей цели: он помирил меня с подлинником». Шервуд создал и портрет Ю. Ф. Самарина, философа-славянофила и публициста, и других замечательных россиян.

Предки Владимира Осиповича — из Малороссии. Дед, Николай Степанович Кошелевский, родом из казацкой семьи, закончил Санкт-Петербургскую Академию художеств и строил Исаакиевский собор, Таврический дворец, Михайловский дворец (ныне Русский музей), прокладывал Мариинский канал. Кошелевский был знаком с Пушкиным, и В. О. Шервуд передаёт семейное предание об одной из их встреч: «В ожидании приема Николай Степанович мерно прохаживался по зале. В это время вбежал небольшого роста человек с взъерошенными волосами, с заметным беспорядком в костюме. Пушкин только что был возвращён из ссылки. Он буквально бегал по комнате. Кошелевского заинтересовала эта личность, и он, посматривая на него, вынул табакерку. Только что он её раскрыл, Пушкин бросился к нему и выбил эту табакерку из его рук, страшно сконфузился и начал извиняться. Между ними завязался разговор, вследствие которого Пушкин выразил своё удивление — встретить такого просвещённого деятеля в московском обществе и после, встречаясь с ним, любил беседовать с ним». Сам В. О. Шервуд, будучи ещё безвестным художником, свёл близкое знакомство с Н. В. Гоголем и оставил о нём любопытные заметки. Шервуды были родственниками и славного рода Фаворских.

Дом по адресу Остоженка, 16 принадлежал когда-то историку Сергею Михайловичу Соловьёву и его семейству. Именно Соловьёв рекомендовал оставить Ключевского в университете по окончании курса, что и было сделано. В наше время потомок этой семьи устроила тут галерею из двух комнат, экспозиции которой менялись раз в месяц. Состоялась там и выставка работ В. О. Шервуда и его потомков. Из работ Шервуда особое внимание посетителей привлекал портрет прабабки Марианны — двадцатилетней дочери Шервуда — и оригинальные его приёмы в графике. Он делал лессировку тушью, разведённой водой, и это давало удивительные эффекты. Так, например, было создано «Святое семейство». Вблизи — ну, «Св. семейство» как св. семейство, традиционный сюжет, только какое-то совершенно воздушное впечатление. Отойдёшь, оглянешься — а там наверху прозрачные ангелы, которые не видны вблизи.

Была там и работа Марианны — портрет её дочери. Лёгкая кисть, летящие мазки напоминали «Девочку с персиками» Серова, но только напоминали. На уникальный почерк Марианны специально приходили посмотреть студенты художественных вузов.

Дом благополучно дожил до 2006 года, а ныне, в связи с «реконструкцией», «пополз» фундамент, и дальнейшая судьба дома проблематична.

Шервуды жили как русские, ради блага России и умирали с мыслью о России. Знали бы они, какая жизнь выпадет их прапраправнучке…

…И захирел Шервудский лес, прибежище благородного заступника людей Робин Гуда, и возлюбленной его Мариан не стало. Но дух подруги-художницы живёт несмотря ни на что. Знаешь, сказал мне Катерина на прощанье, с её кончиной я поняла, что смерть мне не страшна: тамменя встретит Марианна.

Малыш уже посапывал в кроватке, жара спала, и я, наконец, могла вдохнуть свежего морского воздуха, сидя в шезлонге на лоджии. Всегда терпеть не могла жару, в южной природе вообще есть что-то избыточное, что-то совершенное через край: температура слишком высокая, растительность слишком пышная, нагло навязчивая, ночи слишком тёмные. А в этот дом отдыха поехала лишь потому, что врачи настоятельно советовали сыну промывать носоглотку тёплой морской водой и прогревать её на южном солнышке. И в дверь номера постучали.

На пороге стояла Маша. Мы соседствовали с нею в Москве, работали в одном учреждении, а здесь очутились вместе случайно, не сговариваясь, и обрадовались тому, как тесен мир: всегда приятно встретить знакомого человека где-нибудь за тысячу километров от дома.