Лев Яшин. Легендарный вратарь - читать онлайн книгу. Автор: Александр Соскин cтр.№ 62

За неимением своих корреспондентов практически все газеты опубликовали эту самую, как тогда говорили, «тассовку». Почему горстку спецкоров внезапно, после поражения, соединили в пул под эгидой правительственного агентства и почему газеты выбрали для публикации официоз, остается только догадываться. На вторую часть вопроса найти ответ проще: все газетные руководители прекрасно знали, что Агентство печати Новости (АПН), тоже имевшее в Чили специального корреспондента, предназначено для советской пропаганды за рубежом и ему дано право на некоторые вольности, так что для верности лучше опираться на ТАСС – правительственное агентство не подведет. Неудивительно, что некоторые газеты, подбивая итоги чемпионата мира, только и делали, что развивали соображения, высказанные в тассовском отчете о последнем матче советской команды.

Яшин вряд ли подозревал, что стал жертвой не печатного слова, а спортивной политики, или, правильнее сказать, угодной ей лжи. Простые же болельщики, вдруг воспылавшие к нему ненавистью, были просто зомбированы, как, впрочем, большинство советских людей, привычным словосочетанием «ТАСС уполномочен заявить», даже если это не было важное политическое заявление под столь привычной шапкой, а скромное сопровождение корреспонденции магической аббревиатурой. Каждому было ясно, кем уполномочен: высокими инстанциями. А те всегда знали, кто виноват и что делать.

Какая сила конкретно – верхушка делегации в Чили или сама Москва – уполномочила тройку журналистов объединить усилия, чтобы без суда и следствия назначить виноватым Яшина, так и неизвестно. Известно только, что вся троица входила в состав официальной спортивной делегации, а каждая делегация имела руководителя (в данном случае это был заместитель председателя Спорткомитета Е.И. Валуев), ослушаться которого было смерти подобно. Такова была «независимость» прессы, чьи служащие считались «подручными партии».

Галинский прямо обвиняет злополучную тройку в следовании линии спортивного руководства, спешившего переложить свою вину за неподготовленность сборной на одного Яшина. Не знаю, за неподготовленность ли, потому что едва ли спортивные боссы в тот момент отдавали себе отчет, в чем же эта неподготовленность состоит. Но поскольку первый спрос всегда с руководства делегации, а затем с высоких администраторов, отвечавших за футбол в стране, правильнее, видимо, сказать, что они желали обезопасить себя от ответственности за негативный результат. Действительно, зачем отвечать за поражение, когда представился случай перевести стрелку на одного человека, который «неожиданно подвел».

Это укладывается, конечно, в логику эвентуальных рассуждений ответственных лиц, но никто не знает, как было на самом деле. Я не раз сталкивался с руководящими повадками и не верю, что лейтмотив отчета мог быть впрямую указан журналистам, которым ничего не стоило невзначай проболтаться и «заложить» кого надо. Скорее поверил бы в руководящие намеки, которые журналистское ухо в те годы чутко улавливало, или в целенаправленное обсуждение сразу после игры, воспринятое пишущей братией в качестве ориентировки. Но что бы это ни было – прямое указание или прозрачная ориентировка – проигнорировать или, не дай бог, не догадаться, как надо поступить, опытные зубры журналистики, среди которых были редактор еженедельника «Футбол», он же член редколлегии «Советского спорта», член редколлегии «Комсомолки» плюс заведующий спортивной редакцией ТАСС, не имели ни малейшей возможности, потому что в противном случае вылетели бы из своих кресел.

И все же мне хотелось бы думать, что знай, например, Мартын Мержанов, чем это обернется для одного из его любимцев – Льва Яшина, постарался бы избежать хотя бы резких выражений обвинительного вердикта. Не привыкший, да и не имевший скорее всего возможности публично признаваться в содеянном, он во всех своих дальнейших публикациях, касающихся чилийского конфуза, а их было немало, больше никогда не повторял упреков Яшину. Годами молчала вся троица и о своей косвенной вине перед Игнатьевым. Если уж перед самим Яшиным не извинилась, то что им какой-то апээновец.

По существу же прав оказался этот известный журналист-международник, знаток не футбола, а Латинской Америки, в состав делегации не входивший и поэтому не запятнавший себя как «агент влияния», хотя сам кем-то запятнанный. Что он думал, то и написал, а передал в Москву, что советская команда потерпела поражение, потому что играла слабо. Чтобы вывести такое резюме, не надо было рядиться в тогу эксперта, каковым Игнатьев и в самом деле себя не ощущал, а поэтому в мудреные тонкости не лез.

Однако еще до чемпионата мира многие специалисты не разделяли казенный оптимизм спортивного руководства и средств массовой информации, основанный на результатах шести предшествовавших встреч, которые были выиграны нами у других национальных сборных с общим счетом 15:3. Единицам скептиков, которым удалось прорваться на страницы восторженной прессы со своими «критиканскими» замечаниями, было очевидно тактическое отставание советского футбола и его флагмана – сборной страны, за четыре года после Швеции-58 так и не взявшей на вооружение бразильскую систему, которую успели освоить все ведущие команды мира. Объясняя чилийское фиаско, те из знатоков, кто не желал все грехи сваливать на одного Яшина, снова вытащили за ушко да на солнышко этот явный пробел, а позже, когда дым антияшинских выпадов стал мало-помалу рассеиваться, к такой точке зрения присоединились многие участники и очевидцы событий.

Годы спустя капитан сборной СССР чилийского призыва Игорь Нетто, вспоминая гол Рохаса, как незажившую за четверть века рану, представил его следствием характерной тактической малограмотности: «Представляется невероятным, чтобы футболист мог так спокойно, не встречая сопротивления, пройти с мячом всю центральную зону поля. Разрыв между линиями у нас был столь очевиден, что нечто подобное рано или поздно должно было случиться».

Несогласие с некоторыми нюансами в рассуждениях Аркадия Галинского, взявшего на себя труд восстановить искаженную картину, не мешает мне присоединиться к выводам собственного расследования, предпринятого уважаемым коллегой: отводя удар от себя, высокопоставленным аппаратчикам было очень удобно сделать Яшина козлом отпущения.

С величайшим трудом отходя от обидных и незаслуженных оскорблений, Лев Иванович нашел в себе силы после взятой паузы вернуться в футбол и от матча к матчу обретал прежнюю уверенность. Так что на исходе сезона президиум Федерации футбола СССР счел возможным снова определить ему первую вратарскую позицию в списке 33 лучших. Уместно заметить, что муссировать такие классификации, результаты бомбардиров и всевозможные рекорды – прерогатива журналистов, статистиков и болельщиков. Футболисты к таким забавам чаще всего относятся пренебрежительно, считают их ниже своего достоинства. Хотя случаются и исключения.

В начале 70-х, когда я зачем-то позвонил Анатолию Ильину, тот устроил мне нахлобучку за какой-то не засчитанный гол, уменьшивший общую сумму забитых им мячей в справочнике «Все о футболе». Владимир Маслаченко подобную обиду за «ущемление» 1962 года, когда его не определили лучшим вратарем, упорно держал в себе до нашего времени, позволившего выплеснуть ее публично. Когда футбол получил в газетах и журналах несравнимо больше площади, чем прежде, и, что более существенно, стало возможно изливать на этой площади разного рода откровения, Владимир Никитович и не подумал скрывать свое мелочное, чуждое привычкам самих игроков раздражение якобы отнятой у него возможностью именно в 1962 году официально превзойти Яшина, «не игравшего сезон, провалившего чемпионат мира».