Почему Путин боится Сталина - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Мухин cтр.№ 27

Во времена Сталина еще возможно было уничтожить вражеское оружие — вражеское слово — молчанием. Сегодня, такой возможности, тем более у Лукашенко, нет. Для него один выход — искать бойцов пропагандистской войны и воевать, а не отмалчиваться. Иначе все, что им сделано, в момент уничтожат тупая белорусская интеллигенция и молодежь, развращенная российскими и западными СМИ. А вот этой пропагандистской войны в Белоруссии не видно. А то, что делает белорусский официоз, это, скорее, игра в поддавки.

И именно поэтому сын Лукашенко, который по идее появился в кадре для поднятия имиджа самого Лукашенко, вызвал у меня отвращение.

Артем Сергеев, которого можно считать приемным сыном Сталина и который долго жил в его семье, вспоминал.

«Читал Сталин очень много. И всегда, когда мы виделись с ним, спрашивал, что я сейчас читаю и что думаю о прочитанном. У входа в его кабинет, я помню, прямо на полу лежала гора книг. Он смотрел книги, складывал некоторые в сторону — они шли в его библиотеку. Библиотека его хранилась в Кремле. Что с ней сейчас — не знаю.

В книгах делал пометки, читал почти всегда с карандашом в руках. Преобладали философские труды, наши классики. Любил он Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Толстого, Лескова. Был в библиотеке Есенин, Маяковский, Пастернак, Булгаков. Его Сталин очень ценил и говорил: «Этот писатель смело показал, что герои были не только на стороне Красной армии. Герои — это те, кто любит свою родину больше жизни. А такие, к сожалению, воевали не только на нашей стороне». Вообще изучению русского языка и литературы Сталин уделял особое внимание. Говорил нам, зная о нашем выборе: «Вы будете военными. А какой предмет для военного самый главный?» Мы наперебой отвечали: математика, физика, физкультура. Он нам: «Нет. Русский язык и литература. Ты должен сказать так, чтобы тебя поняли. Надо сказать коротко, часто в чрезвычайных условиях боя. И сам ты должен понять сказанное тебе. Военному выражаться надо ясно и на словах, и на бумаге. Во время войны будет много ситуаций, с которыми в жизни ты не сталкивался. Тебе надо принять решение. А если ты много читал, у тебя в памяти уже будут ответ и подсказка, как себя вести и что делать. Литература тебе подскажет».

Вот на это я хотел обратить внимание. Сталин готовил своих сыновей не на инаугурациях ошиваться, он их готовил командовать в предстоящих боях на фронте. Вот в этом разница. И нам лучше было бы не знать, к чему готовит своего сына Лукашенко, чем увидеть, к чему он его на самом деле готовит.

Но хватит о Лукашенко, вернемся к Сталину.

В интервью Фейхтвангеру видно его отношение к слову. Во-первых, он понимал его пропагандистское значение, во-вторых, он считал, что конструктивное слово должно быть абсолютно свободным, он считал критику не просто необходимой, он считал ее обязательной, по сути, он видел в ней единственное средство борьбы с бюрократизмом и косностью. Вот его собственные слова, сказанные не кулуарно, а принародно:

«Речь идет о том, чтобы организовать в порядке самокритики и критики наших недостатков широкое общественное мнение партии, широкое общественное мнение рабочего класса, как живой и бдительный моральный контроль, к голосу которого должны внимательно прислушиваться авторитетнейшие вожди, если они хотят сохранить за собой доверие партии, доверие рабочего класса.

В этом смысле значение печати, нашей партийно-советской печати, поистине неоценимо. В этом смысле нельзя не приветствовать инициативу «Правды» в деле организации «Листка Рабоче-крестьянской инспекции», ведущего систематическую критику недостатков нашей работы. Необходимо только постараться, чтобы критика была серьезной и глубокой, а не скользила по поверхности. В этом смысле следует также приветствовать инициативу «Комсомольской правды», буйно и задорно атакующей недостатки нашей работы.

Иногда ругают критиков за несовершенство их критики, за то, что критика оказывается иногда правильной не на все 100 процентов. Нередко требуют, чтобы критика была правильной по всем пунктам, а ежели она не во всем правильна, начинают ее поносить, хулить.

Это неправильно, товарищи. Это опасное заблуждение. Попробуйте только выставить такое требование, и вы закроете рот сотням и тысячам рабочих, рабкоров, селькоров, желающих исправить наши недостатки, но не умеющих иногда правильно формулировать свои мысли. Это была бы могила, а не самокритика.

Вы должны знать, что рабочие иногда побаиваются сказать правду о недостатках нашей работы. Побаиваются не только потому, что им может «влететь» за это, но и потому, что их могут «засмеять» за несовершенную критику. Где же простому рабочему или простому крестьянину, чувствующему недостатки нашей работы и нашего планирования на своей собственной спине, где же им обосновать по всем правилам искусства свою критику? Если вы будете требовать от них правильной критики на все 100 процентов, вы уничтожите этим возможность всякой критики снизу, возможность всякой самокритики. Вот почему я думаю, что если критика содержит хотя бы 5– 10 процентов правды, то и такую критику надо приветствовать, выслушать внимательно и у честь здоровое зерно. В противном случае, повторяю, вам пришлось бы закрыть рот всем тем сотням и тысячам преданных делу Советов людей, которые недостаточно еще искушены в своей критической работе, но устами которых говорит сама правда.

И именно для того, чтобы не тушить самокритику, а развить ее, именно для этого необходимо внимательно выслушивать всякую критику советских людей, если она даже является иногда не вполне и не во всех своих частях правильной. Только при этих условиях могут получить массы уверенность, что им не «влетит» за несовершенную критику и что их не «засмеют» за некоторые ошибки их критики. Только при этом условии самокритика может получить действительно массовый характер и действительно массовый отклик».

(Кстати, заметьте, насколько упростилась речь Сталин, когда он говорит прямо народу.) Однако Сталин, понимая значение слова во всех его формах и способах использования, совершенно не собирался давать слово врагам народа для пропаганды враждебных народу идей — Сталин понимал, что народ по своему уровню культурного развития легко может стать жертвой этой пропаганды:

«Само собой понятно, что речь идет здесь не о «всякой» критике. Критика контрреволюционера является тоже критикой. Но она ставит своей целью развенчание Советской власти, подрыв нашей промышленности, развал нашей партийной работы. Ясно, что речь у нас не о такой критике. Я говорю не о такой критике, а о критике, идущей от советских людей, критике, ставящей своей целью улучшение органов Советской власти, улучшение нашей промышленности, улучшение нашей партийной и профсоюзной работы».

Вот этому своему отношению к критике, которая невозможна без свободы слова, Сталин никогда не изменял. И есть еще нюанс в сталинском отношении к слову, о котором я уже давно пишу и который не грех повторить.

Люди как-то не замечают, что сегодня свободу слова имеют некоторые избранные болтуны, и только.