Свитки из пепла - читать онлайн книгу. Автор: Павел Полян cтр.№ 86

2 Две строки совершенно размыты и не поддаются прочтению.

3 Три строки совершенно размыты и не поддаются прочтению.

4 С этого места начинается польский текст в спецвыпуске «Освенцимских тетрадей». Все предыдущее отброшено как «не относящееся» непосредственно к Аушвицу.

5 Аллюзия на пасхальную «агодэ».

6 Далее три строки зачеркнуты и не читаются.

7 Деревня и железнодорожная станция под Гродно.

8 Имеются в виду нацисты.

9 Сам Градовский родился недалеко от Белостока, в Сувалках.

10 Во время описываемых событий – в декабре 1942 г. – гетто в Белостоке, последнее среди всех 116 гетто так называемого бецирка Белосток, все еще жило «нормальной» жизнью. 5 января 1943 г. в гетто произвели селекцию, отделив около 10 тыс. человек, не работавших или работавших за пределами гетто: их уничтожили в Треблинке. Ликвидация гетто была намечена на 16 августа 1943 г., но в этот день подпольщики подняли восстание, разгромленное только 21 августа; в результате окончательная ликвидация гетто состоялась лишь в октябре 1943 г.

11 Значительная часть варшавских евреев была депортирована и уничтожена еще летом 1942 г. К зиме 1942/43 г. в живых в Варшаве оставалось не более 30–35 тыс. евреев.

12 В оригинале – «купе».

13 Градовский здесь имеет в виду, что поезд покидает границы предвоенной Польши, ту часть Верхней Силезии, что была присоединена к рейху в 1939 г. (в 1922–1939 гг. она была аннексирована Польшей).

14 Имеется в виду немецкий воинский эшелон, направляющийся на Восточный фронт.

15 Градовский иронизирует над немецкими представлениями о том, что во всех несчастьях Германии, в том числе и в этой войне, виноваты евреи.

16 По всей видимости, это был город Домброва-Гурнича (Dabrowa Górnicza). Следующим городом, через который, вероятно, пролегал маршрут поезда, был Сосновиц.

17 Некоторым евреям удалось бежать из Треблинки и спастись. От них и остальные узнали правду об этой фабрике смерти. Эти слухи, несомненно, достигали не только Варшавы, но и Гродно.

18 Отсеки в бараках.

19 Нары были рассчитаны по немецкой традиции, связанной с удобством счета «пятерками», на пять человек. Узники не только делили пространство нар, но и накрывались одним общим одеялом (Friedler, Slebert, Killian, 2002. S. 98).

20 С. Шавиньский (см. Приложение 2).

21 Так называемые штубовые – ответственные за порядок в отдельных отсеках бараков.

22 По-видимому, в них Градовский узнал участников селекции на рампе.

23 Команду «подъем» били в 4.30 утра в летнее время и в 5.30 – в зимнее.

24 Блокфюрером 13-го барака был унтершарфюрер СС Стефан Барецки (см. Приложение 3).

25 Очевидно, что SK должно означать «зондеркоммандо». В оригинале описка: K.S.-Gruppe.

26 Лагерный оркестр (Lagerkapelle) состоял из узников-музыкантов. Каждый день утром и вечером, в любую погоду, оркестр должен был играть марши и этим задавать заключенным темп при выходе на работу и при возвращении. Свой оркестр был у каждого крупного подразделения лагеря, в том числе и женского. Иногда музыканты выступали и перед лагерной администрацией.

27 Этот абзац написан другими чернилами.

28 Текст оборван: на этой странице более ничего нет, следующая страница, по-видимому, вырвана.

Дорогой читатель, в этих строках ты найдешь выражение страданий и бед, которые мы, несчастнейшие дети этого мира, перенесли во время нашей «жизни» в той земной преисподней, которая называется Биркенау-Аушвиц. Думаю, миру это название уже хорошо известно, но никто не будет знать точно, что здесь на самом деле происходит. Некоторые подумают, если услышат по радио о лагере, что то варварство, та жестокость, то зверство, которые здесь царят, – все это не более чем «страшная пропаганда». Но я тебе покажу сейчас, что все, что ты уже слышал, и то, что я здесь и сейчас пишу, – лишь ничтожная часть происходящего здесь в действительности. Это место бандитская власть устроила для уничтожения нашего народа и частично – для уничтожения других. Биркенау-Аушвиц – одно из многих мест, где разными способами истребляется наш народ.

Цель моего сочинения в том, чтобы мир узнал хоть о малой толике реально происходящего здесь и отомстил, отомстил за все.

Это единственная цель, единственный смысл моей жизни. Я живу памятью, надеждой на то, что, может быть, мои записки дойдут к тебе и что хотя бы отчасти осуществится то, к чему мы все стремимся и что было последней волей моих убитых братьев и сестер, детей моего народа.

К нашедшему эти записки!

Я прошу тебя, дорогой друг, – это желание человека, который знает, который чувствует, что настает последний, решающий момент в его жизни. Я знаю, что и я, и все евреи, находящиеся здесь, уже давно приговорены к смерти, и только день исполнения приговора еще не назначен. И поэтому, друг, исполни мою волю, последнее желание перед неотвратимой казнью! Друг мой, обратись к моим родственникам по адресу, который я передам. От них ты сможешь узнать, кто такие я и моя семья. Возьми у них нашу семейную фотографию – и нашу с женой карточку – и приложи эти фотографии к запискам. Пусть люди, которые посмотрят на них, проронят слезу или хотя бы вздохнут. Это будет для меня величайшим утешением, ведь мою мать, моего отца, моих сестер, мою жену и, может быть, еще моего брата никто не оплакивал, когда они ушли из этого мира.

Пусть их имена, пусть память о них не уйдут без следа.

Ах! Я, их ребенок, не могу даже сейчас, в аду, оплакать их, потому что каждый день я погружаюсь в море, да-да, в море крови. Одна волна подгоняет другую. Здесь нет ни минуты, чтобы можно было забиться в угол, сесть там – и плакать, плакать об этой беде. Регулярная, систематическая смерть, из которой и состоит вся здешняя «жизнь», заглушает, притупляет, искажает все твои чувства. Сам ты не можешь ощутить даже самое большое страдание, и твое личное бедствие поглощается бедствием всеобщим.

Иногда сердце разрывается, душа измучена терзаниями – почему я так «спокойно» сижу и не жалуюсь, не плачу о моей трагедии, почему все мои чувства как будто затвердели, огрубели, отмерли? Было время, я надеялся, утешал себя, что придет еще время, придет день, когда я получу это право – плакать! Но кто знает… Почва подо мной шатается и уходит из-под ног.

Сейчас я хочу – и это мое единственное желание, – чтобы хотя бы посторонний человек проронил слезу над моими близкими, если я сам не смогу их оплакать.

Вот моя семья – ее здесь сожгли во вторник 8 декабря 1942 года, в 9 часов утра:

Моя мать – Сорэ

Моя сестра – Либэ

Моя сестра – Эстер-Рохл