Свитки из пепла - читать онлайн книгу. Автор: Павел Полян cтр.№ 139

Как и Градовский, Левенталь поражается тому, что даже то обстоятельство, что русские стоят у ворот Варшавы, а американцы и англичане у ворот Парижа, не способно отвлечь немцев от их «главного» дела – тотального уничтожения евреев! «Рассказ о правде, – заканчивает свой комментарий Левенталь, – еще не вся правда. Вся правда намного более трагична и ужасающа».

Впервые этот текст Левенталя был опубликован в 1967 году по-немецки – одновременно и вместе с самой рукописью Эммануэля Хиршберга16.

3

В приложенных к лодзинским материалам комментариях Левенталя были указаны места, где были спрятаны различные материалы членов «зондеркоммандо» и где уже осенью 1962 года действительно были сделаны новые находки, в том числе и его, Залмана Левенталя, собственный дневник.

17 октября 1962 года представитель Комиссии М. Барцишевский и бывшая узница лагеря Мария Езерская обнаружили близ руин крематория III, на глубине около 30 см пол-литровую стеклянную банку, обернутую листовым железом. В ней находился бумажный ролик, в который, как в полотенце, был завернут разодранный на листы блокнот размером 10 на 15 см. Блокнот вместе с листами был схвачен скрепкой, сильно проржавевшей. Кроме того, там находилось несколько разброшюрованных листов того же размера (исписанных синими чернилами) и 1 лист большего размера, исписанный карандашом и только с одной стороны – всего 75 страниц, считая и 10 пустых. Зато страницы записной книжки исписаны с двух сторон, по 18–19 строк на страницу, при этом сначала книжка исписана до конца на одной стороне, а потом идет продолжение на другой – и снова с начала17.

Примерно 40 % текста прочтению не поддалось. То же, что поддалось, оказалось написанным на идише, причем, по мнению переводчика, на идише не всегда идеальном18. Позднее выяснилось, что найденное – плод труда не одного, а двух авторов. Три фрагмента принадлежат не Левенталю, а Лейбу Лангфусу, в том числе и единственная страница из числа разброшюрованных, целиком написанная по-польски (суммирующий список транспортов и уничтоженных евреев в октябре 1944 года).

При просушке рукописи случилось непоправимое: листы перепутались, и сегодня мы вынуждены иметь дело исключительно с реконструкциями, причем особенно пострадало начало рукописи, находившееся в верхнем слое свитка и принявшее на себя воздействие сырости.

Первая такая реконструкция-перевод принадлежит Либеру Бренеру и Адаму Вайну. В переводе на польский язык Шимона Датнера (а возможно, и с редактурой, сделанной с идеологических позиций) она была опубликована в Лодзи в 1965 году19. В 1968 году она вышла в «Бюллетене Еврейского исторического института» в переводе на польский Адама Рутковского и Адама Вайна20. Об этой журнальной публикации известно уже доподлинно: идеологически она, может быть, и выдержана, но текстологически дефектна. Третья версия перевода на польский принадлежит Роману Пытелю, при этом он опирался и на новое прочтение оригинала, выполненное Северином Залменом Гостыньским21. Но и этот перевод, как было показано в первой части книги, подвергся цензуре, так что опубликованный текст приходится считать дефектным. Но именно с него осуществлялись впоследствии переводы на немецкий (1972) и английский (1973) языки, которые также дефектны.

Еще одна реконструкция текста по оригиналу принадлежит Беру Марку22. Кстати, именно Бер Марк первым заметил, что два фрагмента принадлежат вовсе не Левенталю, а тому же «Неизвестному автору», чью рукопись он уже однажды пытался атрибутировать. Следующий шаг – полную атрибуцию – уже после смерти мужа (в 1966 году) довершила Эстер Марк, добавившая к двум указанным рукописям – кандидатам на переатрибуцию – еще и третью: единственный листок на польском языке, вероятно, приготовленный Левенталем, для передачи польским подпольщикам в Аушвице-1.

Обе реконструкции довольно существенно отличаются друг от друга, в том числе и по составу: вторая – несколько полней, зато в первой некоторые фрагменты прочитаны лучше, детальнее. Но композиция Гостыньского четче соотнесена с хронологией событий, поэтому, а также из соображений большей полноты прочитанности, мы взяли за основу именно ее. При этом мы внесли в нее и ряд своих композиционных изменений, способствующих устрожению именно хронологического начала.

4

Несмотря на все трудности прочтения, вызванные состоянием оригинала, «Заметки» Залмана Левенталя составляют последовательный и относительно связный текст, вобравший в себя многие кульминационные моменты жизни «зондеркоммандо» – и прежде всего подготовку и проведение восстания на крематориях 7 октября 1944 года.

При этом Левенталь не просто описывает события, как хронист, но и размышляет о них в самых разнообразных контекстах – от геополитического и макроисторического до психологического и сугубо бытового.

Залман Левенталь, светский человек с очень левыми взглядами, много страниц посвятил восстанию и его подготовке. Его собственная роль в ней, скорее всего, была достаточно скромной, иначе бы после подавления восстания СС арестовало бы его и бросило в Бункер, как и Доребуса-Варшавского с Гандельсманом. Вместе с тем он был хорошо информирован и, вероятно, считался, наряду с Градовским и Лангфусом, историографом «зондеркоммандо».

О восстании – как о его несостоявшемся сценарии, так и о его реализованной, вне всяких планов, версии – он пишет особенно много. Разоблачая как польские интриги и русское полупьяное «авось», так и еврейскую непоследовательность, не позволившие тщательно разработанным планам состояться, он охотно пишет об истинных героях еврейского Сопротивления на газовнях в Биркенау.

Особенно проникновенно – о тех, с кем сталкивался уже в силу принадлежности к одной и той же коммандо на крематории

III. В частности, о Йоселе Варшавском (Доребусе) и Янкеле Гандельсмане. Как одного из лучших во всей «зондеркоммандо» упоминает Левенталь и Залмана Градовского. Персонально Левенталь упоминает и восторженно характеризует еще несколько человек: Элуша Малинку из Гостынина (тот готовился к одиночному побегу, но был выдан своими и ликвидирован), Лейба-Гершко Панича и Айзика Кальняка из Ломжи, Йозефа Дережинского из Лунны, а также Лейба Лангфуса.

О состоянии самого Левенталя косвенно свидетельствует состояние его текста в оригинале. Как отмечает А. Полонская, Левенталь писал очень нервно, с рассогласованиями по роду и числу, с нагромождением местоимений и придаточных предложений, так что в итоге непросто однозначно определить значение написанного. Нередко он забывал начало своего предложения и глотал слова и предлоги, знаки препинания в его тексте практически отсутствуют, – в итоге создается ощущение, что он не создает письменный текст, а как бы наскоро стенографирует свою полную эмоциями речь23.

В отличие от Градовского и Лангфуса, ставивших перед собой и художественные задачи, Левенталь подобных амбиций не имел. Он не писатель и не пророк, – но он свидетель, хронист и обвинитель!

Его призвание именно в том, чтобы донести потомкам голую правду об Аушвице. Тем самым он противостоит общему свойству человеческой натуры не верить в исторические ужасы и забывать о них, как, впрочем, и тому, что немцы постараются замести все следы. И, в-третьих, тому, что и поляки постараются весь героизм сопротивления и все его успехи приписать одним себе.