– И Жюли?..
– Нет сомнений.
– Сашка… Ты ревнуешь, что ли?
– Разве у меня есть основания для ревности?
– Нет.
– Тогда почему этот вопрос?
– У тебя очень неприязненный тон, когда ты говоришь о Жюли. Обычно ты относишься с сочувствием, а тут…
– А тут что-то много голой девушки. То из ванной вышла, забыв запахнуть халатик. То на нее напали и зачем-то раздели.
– В первый раз она не могла знать, что приду я. Она ждала Афанасия… А сегодня она тем более подстроить не могла. Не сама же себя она связала, согласись.
– Ну, тебе виднее, Алеша, – у Александры голос вдруг сделался усталым. – Ты сыщик, а не я… Просто, видимо, мне это напомнило историю с твоим похищением…
[6]
Извини.
Что-то было важным в этом разговоре. Но что именно?
Он так и не сумел понять тревожный сигнал, прозвучавший в этом разговоре. Этот сигнал объяснился позже, намного позже…
Пока что Алексей, и без того мучимый затянувшимся расследованием, отчетливо осознавал, что теперь время пошло не на дни, а на часы. Придя домой, он отключил все телефоны – и мобильный, и стационар. Никто не имел сейчас права беспокоить, срывать, возмущать мыслительный процесс, даже Александра, обладавшая эксклюзивными привилегиями.
Итак, сказал он себе, угнездясь в любимом кресле за любимым компьютером, версий, пусть и худосочных, у нас две.
Первая: Жюли Лафарж есть Жюли Лафарж, а все его сомнения – от лукавого. Эта версия требовала всего-навсего доверия, которое, в свою очередь, требовало отсутствие сомнений. Но они имелись.
И потому Алексей Кисанов сосредоточился на второй версии, гласившей: Жюли Лафарж не есть Жюли Лафарж. В таком случае, учитывая комментарии Реми, французские документы ей помогли сделать исключительно ОЧЕНЬ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫЕ лица. Допустим, Жюли была любовницей префекта – в таком случае префект является таким очень заинтересованным лицом. Но зато у него нет никакого интереса в том, чтобы Жюли выходила замуж за Карачаева.
Напротив же, в получении Юлией французского гражданства с последующим ее выходом замуж за Карачаева мог очень быть заинтересован некий «новый русский мужчина». С тем чтобы по устранении последнего Жюли сделалась его наследницей.
Из чего следовало, что в ближайшем будущем она, став строго по плану вдовой, должна как-то передать унаследованное имущество заинтересованному лицу. Путем нового замужества или иным способом, неважно. Будущее покажет… Вернее, могло бы показать, но у Алексея не имелось времени, чтобы ждать будущего.
Однако в противоречие с этой версией вступал тот факт, что на Жюли покушались. Кому-то поперек горла стояло ее наследование. На сцене появилась некая вторая сила, чьи интересы противоположны первой?
Алексей уже достаточно знал о Карачаеве, чтобы считать, что ему известны все заинтересованные лица. Они, строго говоря, делились на два лагеря: «родня» – «бизнес». В первую категорию Кис включил Кешу и всех вокруг него (Марину, Соню), а во вторую, понятно, компаньонов Карачаева.
Совершенно очевидно, что личности из лагеря «родня» никак не могли выступить в качестве «нового русского», приложившего немало сил и денег для того, чтобы «прописать» Жюли во Франции. На эту роль тянули только братцы.
В таком случае на роль «второй силы», организовавшей покушения на Жюли, могли как раз тянуть лица, заинтересованные в том, чтобы наследство досталось Кеше.
Однако и тут не состыковывалось. Если Жюли – фальшивка и подстава, то за ее спиной стоит, пользуясь выражением Реми, «новый русский мужчина», координирующий весь план. А первыми шагами этого плана являлись убийства Карачаева и Яны. В таком случае никто из лагеря «родня» ни к каким убийствам не причастен, в силу чего не мог сейчас пуститься в покушения на Жюли. Точнее, как мы теперь знаем, это были предупреждения. Но предупреждения с ножом? Им еще, между прочим, владеть надо, чтобы с целью именно предупреждения, а не убийства попасть быстро и точно в плечо, задев только мягкие ткани… Кого-то наняли? Как и мужика, приходившего к Жюли и связавшего ее? Он поджидал ее в квартире, но замки не повреждены. Значит, кто-то дал ему ключи… Кроме Алексея, ключами располагал Кеша, но он зато не располагал возможностью дать их кому бы то ни было по той простой причине, что сам был заперт на ключ. Большой такой, тюремный. Тогда у кого есть доступ к Кеше в квартиру? У братцев, которые врут, что нет?
Одни головоломки, блин…
Короче, сказал вконец осерчавший на себя и на всех Кис, либо детектив ошибся, и Кеша есть убийца с двумя смертями на совести, и теперь кто-то из его лагеря пытается напугать вдову Карачаева и вынудить ее отказаться от наследства. И в таком раскладе Жюли Лафарж настоящая.
Либо она поддельная, и тогда убийца стоит за ней. И снова зависает огромный, как оттопыренное ухо, вопросительный знак после слова «КТО». Кто угрожает Жюли, пытаясь выдавить ее из Москвы?
А вот еще вопросик, тоже очень миленький: почему Жюли поддалась шантажу и согласилась на отказ от наследства? Ведь оно в данном раскладе является целью столь сложно кем-то задуманной цепочки, в которой Жюли получила французские документы и вышла замуж за Карачаева! Никак она не может от наследства отказаться, никак!
Башка шла кругом. Пепельница наполнялась окурками, от кофе уже тошнило.
Алексей поплелся на кухню, заглянул в холодильник. В морозилке обнаружились пельмени, – видимо, Ванек купил. Он вскипятил воду, забросил в нее полпачки пельмешей, достал сметану, соевый соус (он любил добавлять несколько капель в сметану), отрезал себе кусок хлеба… Когда наконец дымящиеся, гладкие, пузатые пельмени покрылись нарядной шапкой сметаны с черными вкраплениями соевого соуса, вот тогда он себе сказал: баста. Все недоразумения, все непонятности, вопросы побоку. Кроме одного, самого важного: подделка Жюли Лафарж или нет? Все остальное объяснится само собой, как только будет найден ответ на этот главный вопрос!
Приняв это мудрое решение, Кис значительно повеселел, с аппетитом умял пельмени, сделал себе чаю (на кофе уже смотреть не мог) и даже включил мобильник. Жюли необходимо любым способом задержать в Москве, и у него появилась мысль, как это сделать. Он набрал номер.
– Ванька, ты где?
– Как где? Дома!
– Не понял?..
Входная дверь распахнулась, и Иван, держа у уха свой сотовый, осветил прихожую своей бесшабашно-веселой улыбкой.
– Ты очень кстати, – сообщил ему Кис без предисловий. – Дело есть.
– Погоди, жрать хочу, мне на пустой желудок нельзя о делах говорить!
– Я тебе полпачки пельменей оставил.
– Добряк. Если бы я их не купил, что бы ты ел, интересно?
– А разве в холодильнике ничего больше нет?