После некоторых раздумий Иеремия решил так: скопить еще немного денег, а потом уже и найти себе подходящую жену. Ни красавица, ни молодая ему не нужна. Главное – чтобы была с головой на плечах, знала солдатскую жизнь и умела вести хозяйство. А молодых да красивых он при своем ремесле еще много попробует.
Надо только дождаться конца осады, дождаться, пока неприступная Эльбская Дева раздвинет свои мягкие ляжки перед тридцатью тысячами имперских солдат. А уж там его дела непременно пойдут в гору.
Стылую, голодную зиму, которую им пришлось провести под стенами Магдебурга, Гефнер запомнит до конца жизни. Пронизывающий ветер, от которого негде укрыться. Мерзлые гнилые овощи, которые иногда удавалось найти под снегом и от которых желудок выворачивало наизнанку. Кровоточащие десны и отмороженные пальцы ног чуть ли не у каждого третьего… Паппенгейм стремился держать под надзором все ведущие к Магдебургу дороги, заставляя своих людей по нескольку суток проводить под открытым небом в караулах, отправляя их в разведку или на поиски продовольствия. Солдаты умирали десятками, словно их косила чума. Все они ненавидели этот город, укрытый за крепостными стенами, где жители прятались от зимы в теплых жилищах, где было вдоволь хлеба и где не приходилось драться друг с другом из-за миски горячей похлебки.
Дисциплина и страх смерти уже не могли удержать людей, многие пытались бежать. Почти никому это не удавалось. Они или замерзали в пути, или их настигали посланные Паппенгеймом рейтары, или же приканчивали крестьяне, которые к солдатам относились так же, как и к волкам, забравшимся на скотный двор.
Но Иеремия ни разу не задумался о побеге. И дело здесь было вовсе не в угрозе смерти или увечья. Он знал, что, если решится когда-нибудь на побег, его не сумеют поймать. Дело было не в этом. Его удерживало на месте ожидание. Ожидание скорой и богатой добычи. Магдебург – богатый город. Даже после десяти лет войны остался богатым. Только идиоты и слабаки могут убежать, когда впереди маячит такой жирный кусок. В этом городе есть все. Огромные винные погреба и кладовые, доверху набитые копченым мясом. Золото и серебро, рубины и жемчуг, шелк и атлас. Там есть женщины, тысячи женщин, на любой вкус: худые и толстозадые, смуглые и белотелые, холодные и страстные, как огонь.
Иеремия знал: когда они придут в Магдебург, он возьмет то, что ему принадлежит. Каждого, кто попробует помешать, он убьет не раздумывая – будь это трусливый бюргер, или шведский наемник, плохо понимающий по-немецки, или же знаменосец из его собственной роты.
Однако ждать пришлось дольше, чем он рассчитывал. Даже весной, после того как под стены Магдебурга прибыл с основными силами фельдмаршал фон Тилли, город не пожелал капитулировать. Чем крепче стягивалась петля осады, тем ожесточеннее сопротивлялись защитники. День и ночь в офицерских палатках недобрым словом поминали имя Дитриха Фалькенберга – умен, будто сам дьявол ему помогает! Каждая атака на город заканчивалась тем, что штурмовые роты отходили обратно на позиции, потеряв убитыми и ранеными несколько сотен солдат.
Однажды вечером, после наступления темноты, когда по всему лагерю горели факелы, а из палаток то и дело доносился оглушительный хохот, песни и пьяная брань, Иеремия увидел старого фельдмаршала. Командующий шел через лагерь пешком, в сопровождении закованных в латы телохранителей. Шел бодро, левую руку положив на эфес шпаги, а правой придерживая полу подбитого шелком плаща. Сухое, словно вырезанное из дерева лицо, седая борода клином, старческие кривые ноги.
«Экий сморчок, – подумал про себя Иеремия. – А шевельнет пальцем – любого на тот свет отправит…»
Среди всех генералов, служивших под имперским знаменем, Иоганн Церклас фон Тилли был самым старым и опытным. Свою службу он начал еще в минувшем столетии, в войсках Александра Фарнезе
[41]
. Воевал в Нидерландах с восставшими против власти испанского короля голландцами. Воевал в Венгрии против турок. Воевал против чехов, против наемников Мансфельда, против баденского маркграфа Георга Фридриха
[42]
. Именно ему, Тилли, кайзер доверил управление всей своей армией после отставки Валленштайна. Именно ему приказал сокрушить Магдебург.
Солдаты не любили фельдмаршала, но относились к нему с уважением – знали, что Старый Капрал сумеет обставить любого противника, и даже если проиграет сражение, то вскоре возвратит проигранное с лихвой. А раз так, то и простой солдат не будет внакладе.
И все же сейчас, под стенами Магдебурга, люди потихоньку начинали роптать. Время шло, и ни грозные ультиматумы, которые отправлял осажденным фельдмаршал, ни бесконечные пушечные обстрелы, ни яростные атаки Паппенгейма не смогли сломить упорство Эльбского города. Осада затягивалась.
В апреле, после того как просохли дороги, два полка императорской армии переправились возле Шенебека на правый берег Эльбы, чтобы замкнуть кольцо осады вокруг Магдебурга. По приказу Паппенгейма солдатам надлежало в спешном порядке обустроить артиллерийские позиции и держать под надзором реку, перехватывая вражеских лазутчиков и гонцов, с которыми горожане могли бы пересылать письма в лагерь шведского короля.
Вместе со всеми переправилась и рота, в которой служил Иеремия. Впрочем, рыться в земле или стоять в карауле ему не пришлось – роту отправили на поиски продовольствия. Дни напролет они обшаривали окрестности, останавливая и допрашивая крестьян, заезжая в деревни – опасное занятие, с этими свинопасами нужно быть начеку! – забирая скот и зерно, высылая вперед дозорных, чтобы не попасться в засаду.
Самой удачной находкой оказался для них тот маленький городок, затерянный среди леса. Названия его Иеремия не запомнил, да и не стал бы запоминать – к чему? Чертовы горожане успели подготовиться к встрече с ними, вооружились, поставили на башне стрелков. Но капитан ловко устроил все, сумел показать этим трусливым ублюдкам, кто сильнее. В этом городе они взяли неплохой куш. А через несколько дней после этого по лагерю разнеслась радостная весть: готовится штурм.
* * *
Штурм Магдебурга начался на рассвете. Зыбкий молочный туман, сквозь который едва можно было разглядеть крепостные башни. Хриплое дыхание бегущих, кислый запах кожи и пота, топот десятков ног. Длинные лестницы, с тихим стуком ударяющиеся о гребень стены. Еле слышная ругань сквозь зубы. Всем им было приказано молчать, чтобы не разбудить часовых. И они молчали, придерживая руками клацающее железо, из последних сил сдерживая рвущийся из груди яростный крик. Их время настало!!
Они ворвались на стену.
То, что было потом, – привычная, обыденная работа, скучное солдатское ремесло. Крик перепуганного часового, истеричный вой сигнальной трубы. Слишком поздно, друзья, слишком поздно… Короткие удары мечом, хрипы, кровь, булькающая в разорванной артерии. Разрядить пистолет в чужую башку, вовремя метнуть нож, не споткнуться о лежащие на каменных плитах тела. Мутная гарь кругом, удары сердца отдаются в ушах, волосы слиплись от пота. Иеремия отбросил их со лба назад, перевязал кожаным ремешком.