«Интересно, откуда у меня берутся эти мысли?»
Замерев метрах в пяти от меня, людоеды, тихо переговариваясь между собой, явно чего-то ждут. Даже при сильном ветре я ощущаю тошнотворный запах, исходящий от их тел. Пытаюсь разобрать, что они говорят, и разбираю отдельные слова:
– Он сказал…
– Его приказ…
– Ждать…
– Не убивать…
От этих слов меня бросает в дрожь. Что дальше? Представляю, как эта толпа разом наваливается и рубит меня на части. Внезапно каннибалы все как один оборачиваются. И едва позади них показывается широкоплечая фигура, у меня к горлу подступает тошнотворный ком.
«Не может быть! – мысль разрывается в мозгу как граната. – Расчленитель! Жив… – Мне хочется заорать: – Я же грохнул тебя несколько часов назад, как?!»
Пальцы стискивают рукоятку пистолета. У меня только один выстрел. Вот только куда послать пулю – себе в висок или в голову каннибала?
Расчленитель уверенно проходит сквозь раздавшийся в стороны ряд каннибалов. Приглядевшись, я замечаю, что у него с левой стороны разворочена скула. Рану скрывает плохо замотанное тряпье.
«Значит, моя пуля угодила в челюсть и прошла навылет, – соображаю я. – Видная будет метка. Моя. Вот и встретились, тварь».
Из правого рукава накидки каннибала торчит обрубок руки с длинным заржавленным лезвием пилы, примотанным к культе ремнями. Я сглатываю вязкую слюну, представляя, как полотно, пробивая брюшину, выходит у меня из спины. Людоед останавливается. Огромные черные глаза смотрят на меня. Не боится, что я пальну в него? Или просчитал, что раз я не стреляю, то, значит, с патронами у меня не густо, и я берегу их для себя? Хитер! Что же он задумал?
Беру Расчленителя на прицел и выкрикиваю:
– Ну, чего же ты ждешь?! Давай, подходи!
Смерив меня холодным взглядом, он, обернувшись, машет рукой, подзывая к себе стоящего чуть поодаль сгорбленного едва ли не до земли каннибала.
Припадая на отставленную вбок, несгибающуюся и непропорционально длинную ногу, тварь подходит к вожаку и замирает, сжимая в руке изогнутый, похожий на клюв хищной птицы нож. Расчленитель, кивнув на меня, чуть подталкивает его в спину. Каннибал ухмыляется, и… внезапно меня осеняет!
«Да ведь это обряд инициации! Вот почему их здесь столько. Поэтому волкособ не дал мне уползти. Сейчас этот ублюдок вскроет меня своим режиком от пупа до шеи».
Толпа напирает. Они что-то кричат, показывая на меня, но я не слышу слов. Сердце, бешено стуча, буквально взламывает грудину. Перед глазами всплывает страшная картина, когда я пару лет назад с отрядом чистильщиков спустился в один из подвалов на окраине Подольска и обнаружил там «кладовую» людоедов, заваленную дочиста обглоданными скелетами.
Я помню, как закаленные в схватках бойцы застыли, чувствуя тошнотворную вонь, пробивающуюся даже сквозь фильтры противогазов, не в силах отвести взгляд от развороченных грудин и расколотых костей, покрытых бороздами от десятков острых зубов.
Именно тогда многие из чистильщиков стали креститься перед каждой вылазкой на поверхность и, по возможности, держать при себе «феньку», чтобы в случае чего подорвать себя. В плен каннибалам лучше не попадать. Все об этом знают. Видение прошлого исчезает, а вместо него в моем воспаленном разуме возникает призрачное старушечье лицо. Синие колкие глаза внимательно смотрят на меня. Губы что-то шепчут.
Ее лицо кажется мне очень знакомым. Вытягиваю руку, пытаясь дотронуться до подернутого дымкой образа. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, где мог видеть эту старуху, но призрак ускользает, как утренний туман. Я остаюсь один на один с толпой уродов. В голове, как проблесковые огни стробоскопа, пульсирует надпись, когда-то виденная мною еще в детстве в метро: «Выхода нет».
«Разве?» – спрашиваю я сам себя.
Палец ощущает холод стали. Ствол пистолета, отплясав джигу, упирается в подбородок.
Это только в кино люди, стреляясь, произносят пламенные речи и твердой рукой пускают себе пулю в лоб. В жизни все по-другому: хаос мыслей, дрожащие руки и панический страх, волнами накатывающий на истерзанный разум от осознания, что твоя голова через секунду превратится в мешанину крови и костей, а из затылка вывалится розово-серая масса.
Но выбора нет, точнее – выбрали за меня. Надеюсь, Машулька простит меня. Глубоко вдохнув, жму на спусковой крючок. Сухой щелчок бойка ударника сбрасывает с меня наваждение.
«Осечка!»
Снова жму на спуск.
Опять осечка!
В эту секунду слышится приглушенный хлопок, и руку с пистолетом точно жалит оса. Я невольно разжимаю пальцы. ПМ падает в снег. До меня не сразу доходит, что кто-то шмальнул в меня стальным шариком из пневматики. Таким «боеприпасом», наверное, крыс удобно валить, не из огнестрела же по ним стрелять? Не успел я про это подумать, как накатывает липкая волна ужаса. Быть съеденным заживо? Такая перспектива меня не устраивает. Вспоминаю про заныканный нож. Я резко, с хрустом в позвонках, сгибаюсь, выхватывая его из «засапожного» крепления бахилы.
Мозг тем временем одну за другой выстреливает команды: «Нет времени расстегивать высокий ворот. Надо повернуть лезвие к себе. Упереться рукой в ребро ладони. И точным сильным движением вогнать острие в горло».
Секундное дело расползается вязким киселем во времени. И прежде чем сталь вонзается в шею, запястье снова обжигает острая боль. Кто-то опять выстрелил из пневматики. Били сбоку, но нож я удержал.
«Суки, значит, сразу убивать не будут, хотят, чтобы я с этим каннибалом бился! – понимаю я, чувствуя, как обжигающий адреналин упругими толчками распространяется по телу и дарует волю к жизни. – Хорошо, мы еще посмотрим, чья возьмет! Долбаные уродцы!»
– Убей! Убей! Убей! – воют людоеды, бряцая оружием.
Я встаю. Перекладываю нож в левую руку. Жду. Больше никто не стреляет, видимо, они решили уравнять шансы. Тем временем подбадриваемый криками соплеменников каннибал медленно сгибается, опираясь рукой на снег. Я вижу, как его оставленная вбок нога сгибается в коленном суставе в обратную сторону.
«Черт! – поражаюсь я. – Вот это номер! Не каждый день увидишь такое».
Людоед буравит меня взглядом. Его голова подергивается из стороны в сторону. Резко оттолкнувшись, он прыгает вперед.
Секунда, и потрошитель стоит в метре от меня. Я не отличаюсь высоким ростом, но он явно не достанет мне и до плеча. Его голова обмотана тряпьем. Оставлена лишь щель, через которую видны безумные, налитые кровью глаза. Тварь бросается на меня. Выпад! Резкий взмах руки. Я успеваю отклониться. Лезвие ножа чиркает в нескольких сантиметрах от моей шеи. Не давая мне опомниться, каннибал бьет меня кулаком левой руки в челюсть. От неожиданности я пропускаю удар. В глазах темнеет. В ушах стоит звон. Я мотаю головой и едва успеваю парировать следующий удар ножом. Лезвие скользит по лезвию. Чирк! Мои пальцы обжигает холодом, который сменяется острой болью. Нож выскальзывает из руки. Изловчившись, я бью каннибала ногой в колено. Раздается хруст. Людоед орет, отскакивает от меня. Мы стоим. Смотрим друг другу в глаза. Тяжело дышим. С моих пальцев в снег капает кровь. Остальные каннибалы молчат. Наблюдают.