Мадам Пикассо - читать онлайн книгу. Автор: Энн Жирар cтр.№ 6

– Ну, что бы она ни сделала, ты простишь ее, – сказал Макс. – Ты всегда так поступаешь.

Пикассо ощутил приступ беспокойства, сжавший его грудь, как тугой узел. Это становилось похожим на бег по кругу без возможности свернуть в сторону. Лучше заняться работой и ни о чем не думать. О Фернанде, о тщете любых чувств и о неуемном безрассудстве, все сильнее вторгавшемся в его сердце с каждым следующим днем. Он должен похоронить это чувство так же, как мысли о своей сестре и ее смерти.

Макс осмотрелся по сторонам и оценил новые холсты художника. Он помедлил у двух голов, грубо высеченных из иберийского камня и стоявших перед занавеской, скрывавшей узкую постель художника.

– Ты по-прежнему хранишь их?

– Почему бы и нет? Это подарок, – Пикассо покосился на антикварные бюсты, которые он использовал в этюдах для некоторых своих работ.

– Довольно необычный подарок, – сухо заметил Макс. – Они всегда казались мне похожими на музейные экспонаты.

Он провел пальцем по горлу одного бюста и прикоснулся к голове другого.

– И где только находят подобные вещи?

– Откуда мне знать? – отозвался Аполлинер. – Я получил их от своего секретаря, который пытался подкупить меня, чтобы я представил его моим знакомым в Париже. Очевидно, он думал, что они произведут на меня сильное впечатление. Я подарил Пабло пару штук, только и всего. У меня нет привычки спрашивать, откуда появляются подарки.

– Или женщины, – добавил Макс с пьяной ухмылкой, довольный своей остротой. – Тем не менее они откуда-то берутся для нашего дорогого Пикассо, и в весьма щедром количестве.

– Вы оба закончили? – проворчал Пикассо, когда непокорная прядь черных волос упала ему на глаза.

– Послушай, а это что такое? – спросил Аполлинер, чтобы сменить тему. Он смотрел на влажный холст на мольберте Пикассо.

Художник закатил глаза.

– Почему искусство всегда должно быть чем-то? – резко спросил он.

– Вон тот круг напоминает виолончель, – шутливо заметил Макс. Он потеребил аккуратную бородку большим и указательным пальцами и обменялся взглядами с Аполлинером.

– Мне это больше напоминает женскую задницу, – отозвался Аполлинер с озорной улыбкой, приподнявшей кончики губ.

– Но на самом деле это не значит, что ты видел хотя бы одну, мой друг Апо, – сострил Макс, воспользовавшись уменьшительным прозвищем, которым они называли Аполлинера.

– Ну, ты-то уж точно не видел!

– Вы когда-нибудь чувствуете вещи, когда смотрите на картину, или просто видите ее глазами? – спросил Пикассо, недовольный тем, что его покой оказался нарушенным в этот священный час, и раздраженный насмешками над своей работой. – Dios mio [3] , иногда мне кажется, что меня окружает толпа идиотов!

– Я вот что-то не совсем понимаю… – признался Аполлинер, сделавший вид, что продолжает изучать картину. – Пабло, твой разум – это великая загадка.

– А я испытываю жажду, даже когда говорю об этом. Может быть, пойдем выпьем? – предложил Макс.

– Еще даже не полдень, – отрезал Пикассо.

– Утро – прекрасное время для пива. Оно задает правильный настрой на весь день, – сказал Аполлинер, нависая над друзьями, как дружелюбный великан с покатыми плечами.

– Вы можете идти, а я собираюсь еще немного поработать, а потом поспать, – Пикассо кивнул в сторону небольшой железной кровати в углу студии. Она была накрыта яблочно-зеленым одеялом с бахромой и вышитыми красными розами, которое его мать прислала из Испании.

– Поспать здесь? – с ноткой удивления спросил Макс, поскольку Пикассо уже давно оставил позади свои голодные годы на Монмартре. У него не было причин проводить больше времени в обветшавшем холодном доме, чем требовалось для работы. – А как же la belle Fernande [4] в ее уютной квартире?

– У нас с Фернандой все будет в порядке, – заверил Пикассо, взял кисть и отвернулся от них. – Давайте, отправляйтесь. Увидимся в субботу вечером у Гертруды, как обычно, – добавил он и начал размешивать краску.

Пикассо действительно с нетерпением ожидал субботние вечерние салоны у Гертруды Стайн, проходившие каждую неделю. Ему нравились юные умы и интеллектуальные беседы с самой Гертрудой, которая всегда была открыта для дискуссий. Она бросала ему вызов. Она заставляла его думать и ставила под сомнение любую общественную норму, которая считалась аксиомой. Эта женщина воплощала настоящую силу природы! Если бы только она привлекала его физически…

– Дайте мне, наконец, поработать!

– Ты не забыл? Ты обещал, что завтра придешь на чтения Апо в Салоне независимых художников, – шепотом напомнил Макс, когда они направились к двери.

– Я не забыл, – отозвался Пикассо.

На самом деле он совершенно забыл об этом.

…В какой-то момент, пока ее глаза были еще закрыты и сонный туман только-только начал рассеиваться, Фернанда увидела своего мужа, человека, который бил ее. Она в панике открыла глаза, но перед ней сидела лишь маленькая коричневая обезьянка-капуцин, одетая в красивую красную курточку с шейным галстуком, пришитым к лацканам. Зверек наблюдал за ней бусинками черных глаз, а Пикассо, улыбаясь, возвышался за ней.

– Обезьянка из кафе? – спросила Фернанда, пытаясь понять причину появления маленького существа, которое теперь сидело у нее на груди и деловито умывалось. Момент казался абсурдным, особенно из-за отголосков кошмара, все еще маячившего на границе ее сознания.

– Я купил ее по дороге домой из студии сегодня утром. Согласен, это довольно необычно, но лучше пусть она будет здесь, в нашем маленьком зверинце, чем терпеть такое обращение с собой.

Фернанда обвела взглядом их лохматую собаку Фрику, помесь огромной пастушеской овчарки, сиамского кота Бижу и белую мышь, которую они держали в деревянной клетке у окна. Да, это становилось похоже на зверинец.

Она села, и одеяло упало с ее обнаженной груди. Ее длинные темно-рыжие волосы рассыпались по плечам, контрастируя с зелеными глазами. Зверек ловко перескочил с кровати на туалетный столик, потом спрыгнул на пол.

– Но обезьянка, Пабло!

Он опустился на край кровати рядом с ней.

– Ее били и обижали. Ты же меня знаешь; я не мог не прийти на помощь. У меня было слишком мало денег, поэтому я сделал эскиз для шарманщика, и он был только рад такому обмену.

Яркий свет утреннего солнца затопил квартиру, и Фернанда посмотрела на всех спасенных животных, которых Пикассо непременно хотел обагодетельствовать.

– Кроме того, это выгодное капиталовложение, – продолжал он. – Я могу использовать ее в своей студии для новых этюдов. Обезьяны символизировали живопись в Средние века, так что она может оказаться полезной.