Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря - читать онлайн книгу. Автор: Мэри Рено cтр.№ 168

– Боюсь, – промолвил он наконец, – что больше не сумею помогать ему. А ты уверен, что это он сам позвал меня?

– Звать он не в состоянии. Акамант едва дышит. Идешь ты наконец или нет?

Он все стоял, вглядываясь в себя опущенными глазами, отводил тяжелый взгляд от меня. А потом сказал:

– Ну что ж. Попробую. Но если он не захочет, мне придется уйти.

Ипполит направился прямо наверх, ловкий словно кот, при всем своем росте. Он сокращал себе путь по утесу, цепляясь за него своими длинными руками. Я следовал за ним не торопясь, а потом остался ждать в своей комнате. Наконец за дверью послышался его голос. Но когда она отворилась, первым внутрь вошел Акамант – умытый, причесанный и приодетый; утомленный донельзя, с темными кругами под глазами, однако дышал он ровно. Позади мальчика стоял Ипполит, положивший ему на плечо руку. Выглядел он не многим лучше своего пациента. На мой взгляд, и тому и другому следовало как следует выспаться.

– Отец, завтра я должен отплыть домой. Может ли Акамант отправиться вместе со мной? Я хочу отвезти его в Эпидавр. Там его вылечат. А здесь ничего хорошего не получится.

Я поглядел на них.

– Завтра? Чушь! Ты посмотри на мальчика.

Акамант снова был на ногах, и я даже не хотел думать о новой угрозе его здоровью. Младший кашлянул и хриплым голосом объявил, что чувствует себя достаточно хорошо.

– Ну, слышишь? – проговорил я.

– Но плыть только один день.

Я знал этот взгляд. С тем же успехом можно уговаривать осла.

– Царевичи не снимаются с места к утру, подобно похитителям скота. Начнутся разговоры. Возвращайся за ним на будущей неделе.

– Надо плыть сейчас. Отец, ты просил, чтобы я помог ему, и другого способа нет.

Мальчишка пододвинулся к брату, не забыв, однако, что прислоняться к нему нельзя: я мог бы усмотреть в этом слабость.

– Зачем такая спешка? – Все вокруг словно поддались действию каких-то чар, я не видел в их поступках никакого смысла. – Вчера у тебя не было там никаких дел, вестей из Трезена мы тоже не получали. Я бы сказал, что ты можешь чуточку подождать и вернуться домой подобающим образом, когда брат отдохнет.

– Отец, мне нужно ехать. – Он поглядел на меня тем же измученным взором, что и на Скале. – Я должен… Мне было предзнаменование.

Я подумал о его ночном бдении на Скале – как в птичьем гнезде. И ощутил прикосновение тьмы. Оно не понравилось мне, и я спросил:

– От богини?

Стиснув зубы, он медлил с ответом, между бровей залегла глубокая морщина. А потом кивнул.

После дневных трудов, лазания по скалам и всей этой суеты я ощущал смертельную усталость.

– Ну хорошо, – ответил я. – На мой взгляд, это не хуже, чем душить мальчика дымом. И кто из вас собирается сообщить об этом намерении его матери?

Оба глядели на меня как пара глухонемых дурачков.

– Насколько я могу судить, никто. Значит, обязанность эта ложится на меня.

Я отправился к ней немедленно – чтобы поскорее закончить. Федра все еще лежала в постели, врач напоил ее маковым сиропом, но она не спала и сонными глазами смотрела на дверь. Я начал с новости, которой хотел порадовать ее, сообщив, что Ипполит уезжает, а потом упомянул о мальчике. Я видел, как Федра напряглась и стиснула кулаки; но она смолчала, и, договорив, я поспешил уйти.

Сыновья мои отплыли на следующее утро. Шел дождь, и я услал Акаманта под навес.

Ипполит попрощался со мной на корме. Черный плащ укрывал его от дождя, светлые влажные волосы под ветром прилипли к щеке. Иногда на охоте так ложились пряди у его матери. Чистая, словно тень листика на воде, она ничего не держала от меня в тайне. С ней я всегда знал, что и как произошло.

Наконец он поглядел на меня, словно бы желая что-то сказать. Этот спешный отъезд смущал меня… Я ничем не задел Ипполита, почему же он что-то скрывает от меня? Мне казалось, что в глазах его угадывается какое-то напряжение; впрочем, Ипполит никогда не обнаруживал склонности к словам. Кормчий крикнул:

– Отваливай! – И гребцы напрягли мокрые спины.

Я не стал провожать их взглядом до открытой воды.

Осень пришла в Афины. Дел у меня было меньше, чем в прошлые годы, потому что я просидел дома все лето. Комнаты казались пустыми… Я входил в какую-нибудь из палат со словами, не предназначенными для слуха челяди, но заставал там одних только слуг. Аминтор погиб, улаживая чьи-то семейные дрязги, не стоившие его меча. Я научился следовать лишь собственному совету задолго до этих последних недель.

Корабль из Трезена доставил мне весточку от Ипполита. Он сообщал, что Акаманту теперь много лучше, а в святилище он проводит только одну ночь из трех – спит там и принимает лекарство. «И прости меня за поспешный отъезд, отец. Я поступил так не по собственному желанию. Никто из мужей не способен научить меня тому, что я узнавал от тебя. И я был счастлив».

Письмо было написано на вощеных табличках и, судя по всему, стоило ему долгих раздумий. Я убрал послание в сундучок – к вещам матери.

В доме настала тишина, и можно было рассчитывать на покой. Но едва расставшись со своим сыном, Федра принялась ныть: сперва она говорила, что у Акаманта начнется припадок и он умрет; потом, когда пришли хорошие новости, она завела речь о том, что он забудет о ней. Хворь не оставляла ее, и лекари не могли отыскать ей причины, кроме беспокойства о сыне. Я попытался уговорить ее; неужели материнская любовь может требовать, чтобы мальчик вернулся домой неисцеленным? Эти припадки могли стоить ему и жизни и царства; по правде говоря, они вообще были недопустимы. Я опасался бури, однако она ответила кротко:

– Ты прав, Тесей. Однако я не знаю покоя ни ночью ни днем; все боюсь, что он может попасть в беду и бог специально посылает мне знамение. Позволь мне только одно: разреши поехать в Трезен и погостить у твоей матери. Я тоже хочу обратиться к лекарям Эпидавра. Отпусти меня, я прошу немногого.

– Нет, разница велика, – отвечал я. – Крит твоя земля, но поездка в Трезен заставит людей решить, что тебя сослали. Лучше обойтись без лишних разговоров.

Начались ветры, и плыть на Крит было уже поздно. Я оглядел комнату, полную развешанной или разбросанной – если не подошла ей – одежды, драгоценностей, кувшинчиков, фиалов, горшочков с лекарствами и зеркал. Ощутил полную ароматов духоту женской половины и вспомнил, какой она была раньше: раздвинутые занавеси, открывающие дорогу лучам солнца, чистое полированное дерево, пахнущее темным воском и лимонником, лук и шелковая шапочка на непомятой постели, лира возле окна и крошки для птиц, рассыпанные на подоконнике.

Теперь эта комната казалась мне изгаженной, опошленной и ненавистной. Я хотел одного – уйти в море, но время походов уже миновало. Потому я ответил: