Человек третьего тысячелетия. Эволюция. Разум. Антропология - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 40

Я знавал старика из русских эмигрантов, жившего на острове Ситэ, в двух шагах от собора Парижской Богоматери. Но эту квартиру купил еще его отец, в 1922 году. Сейчас эта квартира была бы деду абсолютно не по карману.

Тут бывают и парадоксы – в Петербурге старые дома часто ветхие, а квартиры в них не соответствуют стандартам XXI века; порой жилье в «старом фонде» стоит меньше, чем в новостройках. Но границы исторического Петербурга и города, выросшего после Второй мировой войны, разделяются очень однозначно, не иссякает поток желающих жить именно в центре.

Старый Петербург – город никак не музейный, но в нем много домов, которые объявлены памятниками культуры. Идут годы, и таких домов становится все больше и больше. Никому не позволят вести строительство, которое нарушит целостность ансамбля Старого Петербурга или его внешний облик.

Не музей… Но все же что-то похожее.

После Второй мировой войны Варшава лежала в руинах: каменная пустыня, и в ней – ни одного целого дома. Варшавяне отстроили «Stare Miasto» – то есть Старый Город по картинам старых мастеров, по старым фотографиям и планам, по воспоминаниям уцелевших жителей города. Новостройка? Да… Но в то же время – и настоящий старый город!

Так же восстанавливали и Франкфурт-на-Майне. В 1945 году на месте большинства немецких городов лежали каменные пустыни – примерно как в Сталинграде. Странно и страшно пересекать границу из Франции в Германию: мгновенно исчезают старинные церкви, готические городки… везде только сплошной новострой. Стоит подумать, почему это так, и буквально хочется кричать. Ведь это – прямое следствие чудовищных бомбардировок английской и американской авиации. Немцы тоже бомбили? Видимо, бомбили далеко не так: во Франции и в Англии сохранился почти весь довоенный жилой фонд. Не зря же одним из условий создания ФРГ стало – никогда не расследовать преступлений, совершенных союзниками против Германии и немецкого народа.

После Второй мировой войны американцы решили научить немцев, как «правильно» жить, и возвели в центре Франкфурта несколько огромных и помпезных небоскребов. Немцы не оценили благодеяний и мало чему научились. Они восстановили Старый Франкфурт, лежавший в руинах, – тот самый город, что стоял веками, а в 1945 году лежал в виде каменной пустыни.

Сегодня тщательно, любовно восстановленный город странно смотрится на фоне колоссальных небоскребов – так сказать, шедевров американского градостроительства.

Но этот восстановленный Старый Франкфурт, конечно же, лишь небольшая часть огромного современного города Франкфурта-на-Майне, застроенного в основном особняками-новостроем и 9–12-тиэтажными муниципальными зданиями – в точности такими же, как в России.

И так везде. Даже американские города (по крайней мере старые, на Востоке – Бостон, Филадельфия, Вашингтон) – это всегда соединение двух городов в одном. В центре – ядро: Старый Город, и все остальное. Все остальное – это то, что выросло после 1945 года.

Сказанное касается вовсе не только городов. Если хорошо подумать, то получится – вся вообще культура прошедших веков; все, что было на Земле до 1945 года, постепенно превращается в музей.

Особенно это заметно на примере вещей, то есть самых обычных шкафов, шифоньеров, комодов, стульев, вилок, книг, произведений искусства. Современная мебель хуже? Нет… Она даже лучше – и потому что новее и прочнее, и потому, что лучше приспособлена к реалиям нашего времени.

Старую мебель хотят иметь не потому, что она лучше, а именно потому, что она – старая, историческая мебель. А уж сидеть в кресле, где покоилась еще попа твоего прадеда, стало просто классической формой снобизма.

В 1960-е годы, на волне массового переезда в новостройки, в Москве «выбрасывали» старую мебель в комиссионки. Иностранцы упоенно скупали: на Западе уже хотели стиля ретро, а в России еще шел романтизм «борьбы нового со старым».

Металлические ложки и вилки ничем не хуже серебряных. Столовое серебро превратилось в дефицит и астрономически возросло в цене. Опять – прелесть старины, не более того.

Книги времен Пушкина? Бронзовые статуэтки времен Льва Толстого? Акварельки, на которые мог смотреть Николай Гумилев? Все это называется одним и очень емким словом – антиквариат, причем стоимость антиквариата совершенно несоразмерна с художественной ценностью вещей.

Что, пластмассовые статуэтки чем-то хуже бронзовых? Может, они менее художественные? Вряд ли… Разве что материал дешевле.

Новые вещи не хуже старых; у них только один недостаток – они новые.

Не хуже даже и картины. Действительно, чем пейзаж, написанный в 1890 году, непременно лучше и художественнее, чем написанный в 1990-м?

Даже у художников, в профессиональной среде, ходит этот забавный миф: якобы старые мастера были так гениальны, что их работы невозможно воспроизвести, а сделать живописные шедевры более высокого качества не удастся уже никому.

Но и это очень сомнительно…

Известно очень много скверных, даже просто безобразных картин старых мастеров… Картин, которые столь же бездарны, как поэзия Хвостова или рассказы еще одного современника Пушкина, некого Булганина.

Недавно мне пытались впарить картину немецкого художника середины XIX века… Сцену охоты. Жирный охотник в шляпке с кокетливым пером торчал из-за цветущего розового куста, а олень ревел, выпуская пар изо рта посреди зеленеющей лужайки… Это была на редкость безобразная, чудовищно безвкусная картина. На другом творении Великого Старого Мастера в пруду около замка бултыхались грудастые русалки, а по аллеям брел и смотрел на масляно сверкавшую, как крышка от кастрюли, луну романтический рыцарь… бледность которого наводила на мысль о несварении желудка и шарлатанских пилюлях. Этой гадости тоже полтора века.

Но и эти картины стоят во много раз дороже, чем хорошие произведения одаренных, но современных мастеров!

Дело в том, что студенты художественных институтов часто учатся на копировании работ старых мастеров. Некоторые парни копируют даже трещинки на старом, провисевшем уже сотни лет холсте. Так вот – я лично был свидетелем по крайней мере двух случаев, когда Мастера и Эксперты не могли решить – где копия, а где подлинник работы. Не могли, да и все!

Но, конечно же, копия будет стоить в сотни раз меньше подлинника. Даже если никто не в силах отличить, которая из картин именно подлинник, а которая – копия.

Один из моих знакомых Мастеров и Экспертов по секрету сознался, что «подлинников» одной известной в мире картины существует по крайней мере три штуки, а другой – так даже четыре.

– Так который из «подлинников» настоящий?!

– А вот этого никто не знает.