Тайна моего двойника - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Гармаш-Роффе cтр.№ 13

– Я и не знал, что ты себя причисляешь к интеллигенции, – насмешливо сказал Игорь.

Он нарочно так грубо ответил ей. Оля действительно не принадлежала к этой среде, если говорить о среде, и слава Богу, надо сказать, – Игорь среду эту не то чтобы не любил, но смотрел на нее с большой иронией, отчетливо видя за страстью к красивым и интеллектуальным рассуждениям все те же человеческие слабости, те же низменные движения души, которые ничуть не исправились от приобщения к большой культуре… Эти небрежно бросаемые в разговорах интеллектуальные понятия служили им чем-то вроде лейбла на джинсах, марки, по которым они узнавали друг друга, опознавали принадлежность к клану избранных, которым эти марки доступны. Но, как известно, ни одна еще фирменная вещь не исправила природных недостатков фигуры, не прибавила красоты лицу…

Однако Оля не знала эту среду, опыта у нее было маловато, чтобы все это понимать, встречи с людьми творческими вызывали в ней восхищение, и для нее слово «интеллигентный» было несомненным комплиментом. И Игорь знал, что обидит ее своей репликой. Но это ерунда, комариный укус – ему просто надо уйти от темы.

Оля не замедлила обидеться.

– По-твоему, интеллигентность раздается, как посты, по блату? – взвилась она. – На должность интеллигента назначаются, что ли? Это, если тебе подобная мысль не приходила в голову, – внутри тебя, это твоя личная культура, которая всегда с тобой, а уж где ты ее принял, где ты сумел ее вобрать – не имеет никакого значения! Все, чему меня научила моя мама и моя учительница литературы, все, что дали мне книги, – это та самая культура, которая выражается не в умении красиво рассуждать на интеллектуальные темы, – тут я с тобой тягаться не стану, – а во взгляде на вещи!

– Уф-уф, ну ты меня просто положила на лопатки! Я и не знал, что ты у меня такой философ…

– Так вот, – продолжала она, разгорячившись, – это не умно, не справедливо, не интеллигентно и не культурно – быть анти-кто-угодно. А еще хуже – делать свое «анти» смыслом своей политики и вбивать эту гадость в голову «всех», у которых свои мозги никогда не работали и уже не будут.

Игорь улыбнулся.

– Ты такая хорошенькая становишься, когда злишься! Разрумянилась вся, глаза блестят…

– А так я что – не хорошенькая?

Игорь притянул Олю к себе. Отодвинув губы от поцелуя, она сказала:

– Ты не ответил на мой вопрос. Его партия – националистическая?

– Нет, малыш, успокойся. Он умеренный патриот, без всяких крайностей.

Игорь сумел ее обмануть тогда, но ее наблюдательность его обеспокоила. Оля стала замечать куда больше, чем поначалу, она стала размышлять и анализировать, и потому это было совершенно разумно и правильно – отправить ее поучиться в Сорбонну. Ничего, что они скучают в разлуке, это полезно.

Когда она вернется, вся эта эпопея будет закончена. К тому же и выборы пройдут. Он уже выполнит свои обязательства по их подготовке перед Васей и скорее всего тогда же и уйдет от него окончательно. На услуги Игоря спрос большой, а за время, которое он работает на Васю, многие сумели оценить его таланты и результаты его труда, включая Васиных противников. Так что Игоря с руками оторвут.

Да, так он сделает.

В конце концов, доля правоты в Олиных словах есть.

* * *

В последующую неделю мы с Шерил встречались практически ежедневно – мы с ней ходили в кино, обедали в ресторанчиках или у меня дома. К себе домой она меня почему-то не приглашала. Наши встречи были похожи на свидания, а мы – на влюбленных. Я во всяком случае…

Шерил, по правде говоря, особенно сильных эмоций не высказывала – это было за пределами ее возможностей. При всей нашей схожести Шерил была совсем иной. Она больше смотрела и слушала, чем говорила. Она была тиха, вежлива, слова «спасибо-пожалуйста, если тебя не затруднит, извини, я хотела бы тебя попросить» и так далее, в том же духе, пересыпали ее речь и занимали в ней наибольшую часть, основное же содержание выражалось на редкость сдержанно и кратко. Прежде чем что-либо сказать, она вскидывала на меня глаза, словно проверяя, можно ли мне доверить такой секрет, даже если это касалось всего-навсего предложения выпить чашечку кофе. Моя манера, прямая и открытая, что нормально для русских, была ей непривычна и смущала ее. Она иногда стеснялась говорить со мной, краснела и искала подолгу слова…

Короче, она была западным человеком. И вела себя так, как ведут западные люди, по принципу: у меня своя жизнь, у вас своя, я к вам не лезу в душу, вы ко мне тоже; у вас все прекрасно, я уверена в этом, – и у меня тоже; и даже если это вовсе не так, никто никому навязываться не будет, все будут улыбаться и жить каждый сам по себе, со своими проблемами и печалями… На вопрос: как дела? – ответ всегда: отлично! Не потому, что отлично на самом деле, а потому, что ничего другого вам знать не положено… Если ты попробуешь рассказать кому-нибудь о своих проблемах, тебя выслушают. Посочувствуют и, может быть, даже помогут. Но только это не станет дружбой и даже простым началом ее. Откровенность людей не сближает, они просто сошлись на некоей территории – нейтральной территории, постояли на ней, потоптались, обменялись мнениями и даже услугами и снова разошлись – каждый умотал за свою ограду, из-за которой назавтра же ты можешь рассчитывать только на приветливое и безразличное «здравствуйте, как дела?». И снова скажешь: отлично…

Я боролась изо всех сил с этим западным менталитетом, я лезла в душу всеми своими четырьмя лапами, я задавала бестактные вопросы, я постоянно смущала Шерил.

Ничего, сказала я себе, пусть переучивается, это полезно. Будет как все нормальные люди.

Сказать-то я себе сказала, но разность наших стилей поведения меня тоже сковывала. Мне больше всего хотелось говорить с ней о загадке нашей схожести, о нашем возможном родстве, о всем том, в чем мне виделась тайна и к чему меня тянуло невероятно: уж так я устроена, люблю все таинственное. Тем более когда это таинственное избрало меня своим главным действующим лицом… Я себя чувствовала подлежащим большого сложного предложения, остальные члены которого были зашифрованы… Мне было совершенно необходимо найти ключ и расшифровать их.

Однако Шерил как бы избегала разговоров на эту тему, отвечала односложно и сама инициативу не проявляла. Казалось, она приняла наше сходство как данность; приняла, хоть и осторожно, нашу дружбу и никаких вопросов ни себе, ни мне задавать не собирается.

Я решила не давить на пугливую Шерил – я и так ее шокировала своими прямыми высказываниями по всем поводам – и подождать. Чего – я не знала. Лучших времен, наверное. Времен, когда она ко мне привыкнет.

В ожидании приезда Сережи я написала Игорю большущее нежное письмо и затащила Шерил к фотографу. Мы сделали несколько больших портретных снимков, а постановка мизансцен была моя: с подобранными волосами и с волосами распущенными, щекой к щеке и просто рядом в обнимку, и в профиль, почти нос к носу… Сначала Шерил смущало это позирование, но потом, когда я чуть не свалилась с высокого табурета, мы стали смеяться и в конце концов расхохотались так, что даже фотограф не выдержал и прыснул, хотя уже никто не знал, отчего это мы все смеемся…