Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - читать онлайн книгу. Автор: Олег Айрапетов cтр.№ 136

Потери кадровых офицеров были невосполнимы. Дело не только в том, что за несколько месяцев невозможно подготовить офицера, по качеству равноценного тому, который имел многолетний опыт службы, а зачастую и боевой опыт. Офицеры военного времени были менее связаны предшествующей корпоративной традицией. А. Нокс отметил в своем дневнике: уже 1 февраля 1916 г. на Рижском плацдарме один из таких офицеров сказал ему, что после войны обязательно будет революция, так как из строя выбыло много офицеров старого, «высушенного реакционного типа»82. Чем меньше было командиров такого типа в части, тем менее стойкой она была в бою и менее надежной во всех других отношениях. Впрочем, армия еще подчинялась командирам, то есть оставалась вполне управляемой, и готова была продолжать борьбу.

С мая 1915 г. бесконечной чередой шли черные дни русской армии. Обескровленная в тяжелейших оборонительных боях, она была вынуждена отдавать весьма важные территории, города, крепости. Уже в июне были оставлены Карпаты, австрийцы вернули себе Перемышль и Львов, потеряны были практически все русские приобретения в Восточной Галиции. В августе – сентябре 1915 г. германцы вошли в Варшаву, взяли Новогеоргиевск, Ковно и Вильну, русские войска оставили Ивангород, Осовец, Брест, Гродно. Довоенные представления о русской военной силе оказались завышенными, и тем более сильным было разочарование. «В Англии мы готовы были сравнивать огромную мощь России с паровым катком, – вспоминал Д. Ллойд-Джордж, – который движется медленно, но который стирает все на своем пути. Французы сравнивали русских скорее с молотилкой, которая постепенно вбирала в себя все силы немцев и, в конце концов, перемалывала их. Поражение 1915 года показало, что немцы были молотилкой, а русские – попавшими в машину колосьями»1.

То, что вызывало разочарование у союзников, воодушевляло врагов, явных и скрытых. Август – сентябрь 1915 г. были временем принятия решения об участии в войне Болгарии. «Осложнения с Болгарией заключались в том, – вспоминал сотрудник русского МИДа, – что военная партия и военные настроения в Болгарии росли в связи с ухудшением положения союзников на фронте, и в частности Сербии. По донесениям нашей миссии в Сербии и по сведениям сербской миссии в Петрограде, Фердинанд только ждал, когда военное положение Сербии настолько ухудшится, что выступление против нее Болгарии будет абсолютно безопасным, что вопрос о выступлении Болгарии против нас уже давно решен в положительном смысле, что совершенно фантастично думать о возможности победы сторонников нейтралитета и единственное средство парализовать военностратегические последствия этого болгарского выступления – это самим напасть на Болгарию, выбрав для этого подходящий момент»2.

Бывший русский посланник в этой стране дал совершенно верное описание проблемы: «Именно Болгария играла решающую роль того дополнительного веса, который в конце концов опрокинул чашу весов; географическое положение предопределило эту ее роль»3. Безусловно, если бы Болгария отказалась от вступления в войну на стороне центральных держав, то ее последствия для России могли быть совершенно другими. Именно поэтому для германской стратегии болгарский вопрос в 1915 г. был прежде всего обозначен восстановлением прямого сообщения с Турцией. В сентябре 1915 г. Ганс фон Вангенгейм изложил причины этой политики: «Без Болгарии мы не можем удержать Дарданелл»4.

Последняя задача становилась особенно важной по причине того, что осуществить Канны в Царстве Польском не удалось. 6 августа 1915 г. А. фон Тирпиц записал в своем дневнике: «Радость по поводу падения Варшавы является неполной. Во-первых, мы заняли только западную часть, а во-вторых, это очевидно доказывает, что русская армия в основном вышла из окружения. Верховное командование наконец все-таки убедилось в том, что Турции надо помочь через Сербию»5. Для успеха этой помощи необходимо было как минимум сочувствие Болгарии, пристально следящей за обстановкой на русско-германо-австрийском фронте. Великое отступление русской армии и отсутствие реальной помощи со стороны союзников широко обсуждались в болгарской прессе. Общий вывод был прост: Россия слаба, а союзники или не могут, или не хотят ей помочь – в обоих случаях привлекательность Антанты для Болгарии ставилась под сомнение6.

19 августа военный министр генерал И. Фичев был смещен генералом Н. Жековым, а виной тому стала переоценка им возможностей русской армии. Фердинанд Кобург считал, что И. Фичев излишне доверительно отнесся к информации из французских и британских источников. Н. Жеков не сомневался в победе немцев7. Новый министр начал карьеру в 1881 г., когда поступил в Софийское военное училище – в это время там еще преподавали только русские или болгары, которые учились в России, первое свое образование он получил на русском языке, так как юнкеров учили по русским учебникам. Однако особым русофильством он не отличался: самым сильным разочарованием его детства (родился в 1864 г.) был Берлинский конгресс, после чего у него установилось твердое убеждение – болгары помогут себе сами8.

И. Фичев также отрицательно относился к России, однако был очень осторожен в прогнозах и суждениях. Его преемник сразу же заявил, «что Болгария пойдет против кого угодно, но не против Турции»9. Как и его предшественник, Н. Жеков получил высшее военное образование в Туринской военной академии, в период, когда в итальянской армии господствовали германофильские настроения. Однако И. Фичев, являвшийся начальником Генерального штаба накануне Первой Балканской войны, отличался не только осторожностью, но и независимостью во взглядах и суждениях, не чурался офицеров, получивших образование в России, что, конечно, не могло нравиться Фердинанду. С Н. Жековым было проще – он пронес свои твердые германофильские настроения через всю войну, вплоть до конца 1930-х гг., когда посещал съезд НСДАП в качестве почетного гостя и даже встречался с А. Гитлером10.

Перемены в Военном министерстве были восприняты обществом как явное свидетельство перехода страны к открытой прогерманской и протурецкой политике11. Но русское отступление лишь ускорило движение Софии к намеченному еще в 1913 г. союзу с Константинополем. Без решения, пусть и паллиативного, болгаро-турецких противоречий, в центре которых были часть Македонии и Адрианополь, враждебность болгарской политической элиты к России и ее союзникам не могла реализоваться в более конкретное выступление.

Это была сложная задача. С одной стороны, турки далеко не были удовлетворены результатами Второй Балканской войны, вернувшей им Адрианополь. Как отмечал Джемаль-паша: «Было существенно необходимо, чтобы Марица осталась турецкой рекой, и жизненно важно, чтобы Дедеагач был возвращен нам, так как он формирует естественную границу на побережье Эгейского моря. Во-вторых, было необходимо оставить в нашем владении Димотику, Саффанти и окружающую их территорию для обеспечения безопасности Адрианополя. И если вспомнить о том, что 85 процентов населения Гюмюлджини, Искетче и их округов является мусульманским, то нашим святым долгом было предпринять попытку вернуть эти земли»12.

У болгар был свой взгляд на эти территории. Французский посланник в Софии Г. А. де Панафье описал эти настроения следующим образом: «Болгары хотят сделать многое, слишком многое; они приобрели мегаломанию»13. Правительство младотурок, несмотря на далеко не блестящее положение на Дарданелльском фронте, не было настроено в пользу уступок, а тем более стране, которую недавно в Турции официально называли «булгари вилайет»14. Тем не менее они вынуждены были сделать это. Ключом к болгарским симпатиям была Македония. Значительная часть болгарских дипломатов и политиков была ее уроженцами, и не без их помощи освобождение «земли отцов» от турецкого ига давно уже превратилось в составную часть государственной идеологии15. Их позиция в данном вопросе была предельно ясно выражена словами одного из основателей либеральной партии П. Славейкова: «Кто нам даст хлеб, тот нам и брат»16. Иными словами, у турок в их положении братом был тот, кто мог отнять хлеб, но пока не делал этого.