Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Дельнов cтр.№ 76

Статуя Марко Поло в Ханчжоу

Особенно поразил Марко Поло огромный южный Ханчжоу. Ему показалось, что там проживает более полутора миллионов человек. Скорее всего, это оценка завышенная, но для сравнения: население тогдашнего Парижа вряд ли достигало двухсот тысяч. И жили китайские горожане куда более устроенной жизнью: широкие, прямые улицы города были прекрасно вымощены, их центральная часть посыпана песком – для проезда экипажей и всадников, по бокам устроены тротуары для пешеходов, по которым можно ходить, не опасаясь за чистоту ног (в крупнейших европейских городах иногда приходилось передвигаться на ходулях). Через каналы, по которым снует бессчетное множество лодок и барок, повсюду перекинуты мосты. Порядок образцовый: на дверях каждого обывательского дома доска со списком проживающих, владельцы гостиниц ежедневно докладывают полицейским властям информацию о приезжих (это, конечно, порядки из разряда еще тех). Вечером подается сигнал к тушению огней, по ночам полиция забирает всех праздношатающихся. Всю ночь гонг отбивает «сигналы точного времени» (по показаниям водных часов – механических китайцы не знали).

Европеец восхищается разнообразием и вкусом еды, тем, как заботятся китайцы о чистоте тела – вплоть до ежедневных купаний. Они любят прогуливаться на лодках, потешных кораблях, ходят в городские парки, где их ждет множество развлечений. О людях состоятельных Марко Поло говорит, что они «белолицые, красивые, с тонкими чертами лица. Те из них, кто занимает в деле до 15, 20 и 40 рабочих, сами уже не работают, они одевают своих жен в шелк и жемчуг, украшают дома свои снаружи резьбой, внутри картинами и великолепной мебелью».

Вне городов – обсаженные деревьями шоссейные дороги, на них – почтовые станции, где можно и с удобством отдохнуть (китайцы называли их точно так же, как еще сравнительно недавно и русские люди – ямами. Ничего удивительного – слово монгольское, а мы все в свое время были под одним хозяином). К числу чудес путешественник отнес сжигаемые вместо дров черные камни (уголь) и весьма озадачившие его бумажные деньги, которые он поминает не раз – со штемпелем императорской казны и со странным способом нанесенными надписями (европейский первопечатник Иоганн Гутенберг родится только через сотню с лишним лет. Правда, инкунабулы – книги, напечатанные тем же методом ксилографии, что и китайские, появятся немного раньше. Гутенберг велик тем, что от него ведет начало широкое применение наборного шрифта – у средневековых китайцев, как мы уже знаем, он не прижился).

Марко Поло отбыл из Поднебесной морским путем в 1295 г. (вскоре после кончины Хубилая), и через три года добрался до родной Венеции. С собой он привез целую россыпь драгоценных камней, за что получил прозвище «миллионер». Во время войны его города с Генуей в морском сражении угораздило попасть в плен. В заточении он оказался в одной компании с другим пленником, пизанцем Рустичиано (Пиза тоже воевала тогда с Генуей). Слушая рассказы сокамерника, тот сначала был уверен, что венецианец сочиняет от скуки небылицы (в те годы в Италии как раз зарождался жанр новеллы), но потом понял, что такого на потолке не высмотришь. Обладая литературным даром, Рустичиано стал записывать повесть о необыкновенных приключениях в неведомых странах. Когда оба узника, после заключения мирных договоров, были освобождены, один из них вернулся к своим миллионам, а его товарищ по несчастью привел в порядок свои записи – и с тех пор имя Марко Поло побуждает романтически настроенные души таращиться куда-то за горизонт.

Фарфоровая ваза (Юань, XIV в.)

Никто из пришедших на смену Хубилаю императоров из одновековой династии Юань не смог и в дальнем приближении сравняться с ее основателем. Следующему по счету императору Чэн Цзуну, внуку Хубилая, пришлось вооруженным путем доказывать ханам других улусов, что он не только Сын Неба, но и главнее всех на том пространстве, что осталось еще от монгольской империи – то есть еще и Великий хан. Он получил хорошее конфуцианское воспитание, но любил выпить. Внутри страны смут не было, но возникали экономические трудности, связанные с межмонгольскими конфликтами и неразумным печатанием бумажных денег.

Монголы с большим трудом вживались в китайскую цивилизацию. Кто-то из императоров, проникнувшись ощущением своих степных корней, отменял систему экзаменов. Кто-то, преклоняясь перед Конфуцием, ее восстанавливал и старался устроить свой двор на добротный ханьский манер. Император Вэнь Цзун (правил в 1328–1332 гг.) был не только истовым конфуцианцем, но и хорошим поэтом, искусным каллиграфом и увлеченным собирателем живописи. Он учредил ежегодную премию для «мужчин и женщин, прославившихся своим благочестием и честностью».

Но какой бы культурной ориентации ни придерживался повелитель, ситуация отягчалась перманентно, от царствования к царствованию. Иногда при смене власти вспыхивала борьба за трон, и двору становилось не до управления страной – такая ситуация неопределенности могла продлиться довольно долго. Упоминавшийся уже император Жэнь Цзун изо всех сил пытался бороться с кризисом финансовой системы (полным обесцениванием бумажных денег). А монгольская знать в это самое время до хрипоты отстаивала свое право на получение от него богатых даров – и казна легчала пуще прежнего. Молодой повелитель Ин Цзун (правил в 1320–1323 гг.) решился-таки, издал указ об отмене этой порочной благотворительности – и был зарезан разгневанными князьями, ворвавшимися в его спальню. Армия чиновников, с ученой степенью или без, разрослась и все глубже погрязала в коррупции. И по-прежнему очень мало внимания уделялось содержанию в порядке систем ирригации и плотин.

А Природа, как всегда в таких случаях, не стояла бесстрастно в стороне. Череда необычайно студеных зим привела к голоду. Тут же подоспела «черная смерть» – чума, выкосившая примерно в то же время и Европу (но попала она туда, скорее всего, именно из Китая – хотя винить за это надо не китайцев, а крыс и купеческие корабли).

В 1334 г. Хуанхэ, не обращая никакого внимания на донельзя обветшавшие преграды, в очередной раз стала приискивать себе новое русло. Жертвы исчислялись сотнями тысяч. В подобных ситуациях трещали троны и под природными ханьцами – что уж говорить о чужеродной Юань? Появлялись устойчивые очаги восстаний. Припоминались старые патриотические песни, сочинялись новые. Творческие интеллигенты-нонконформисты стали сочинять драмы не о проказах куртизанок, а о страданиях и подвигах героев, подобных Юэ Фэю. Очень кстати появился один из самых знаменитых китайских романов «Троецарствие», повествующий о подвигах почти что былинных китайских богатырей. Астрологи и уличные гадатели уверенно предвещали: «что-то будет» – и еще больше будоража умы и души.

Юаньские власти хотели, как лучше, а вышло… совсем не так, как хотели. Они удосужились, наконец, заняться обузданием Хуанхэ. Для этого были согнаны огромные толпы крестьян. Которые и так были изрядно озлоблены, а скопом представляли из себя совсем уже взрывоопасную массу – и, скорее всего, их плохо кормили. Благо, нашлись и вдохновители.