Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - читать онлайн книгу. Автор: Платон Васенко cтр.№ 42

Но главную заботу, беспокойство и огорчение молодому государю причиняли «атаманы и казаки». Не говоря уже о воровских шайках Заруцкого и иных подобных вождей, и те казаки, которые считались верными государству «служилыми людьми», доставляли много хлопот высшему правительству. Сначала они докучали ему своими беспрестанными челобитьями о жалованье и корме. И правительство старалось всемерно удовлетворить ходатайства «атаманов и казаков»361. Но последние привыкли к безначалию и своеволию во время Смуты и «разрухи». Они не удовольствовались «жалованьем и кормом», а принялись за воровство и грабежи под самой Москвой. Это опечалило и возмутило царя и его мать, великую старицу инокиню Марфу. Великим послам пришлось во время пребывания царя в Троице-Сергиевом монастыре выслушать гневные речи своего государя и передать их Земскому собору.

Двадцать шестого апреля Михаил Федорович и мать его, «государыня великая старица инока Марфа Ивановна, призвали» к себе митрополита Казанского Ефрема, присоединившегося в то время к царскому «походу»362, и все великое посольство и «на соборе говорили с великим гневом и со слезами, жалеючи о православных крестьянах, что грабежи и убивства на Москве, и по городам, и по дорогам встали воры великие, и православным крестьянам, своей единокровной братье, чинят нестерпимые смертные муки и убивства, и кровь крестьянскую льют безпрестани». Государь напомнил земским людям, что он согласился принять народное избрание под условием, что все люди Московского государства будут ему «служить и прямить», и «другу друга любить, и крови крестьянские межусобные не вчинать, а быти всем в любви и в соединении». Между тем «на Москве и по городам и по дорогам грабежи и убивства… православных крестьян бьют и грабют, позабыв свое вольное крестное целованье, и дороги все затворили гонцом к Москве из городов, и с Москвы в городы никого служивых и торговых людей с товары и ни с какими запасы не пропустят». Поэтому молодой царь «к Москве на свой царский престол, от живоначальные Троицы из Сергиева монастыря идти не хочет, толко всего Московского государства всех чинов люди в соединенье не придут, и кровь крестьянская литися не перестанет». От всех неурядиц, грабежей и насилий по дорогам государь и его мать «учинилися в великом сумненьи» и бросили в лицо посольства горький упрек: «Вы де нам били челом и говорили, что Московскаго государства люди все пришли в чювство, и от воровства отстали, и вы де нам били челом и говорили ложно… что всякие люди перестали от всякаго дурна»363.

Земские послы, «слыша такия слова от государя и опалу, стали в великой скорби» и отправили к Земскому собору отписку, в которой советовали принять самые строгие меры против «воровства»: грабежей и убийств и прислать к царю грамоту с просьбой ускорить приезд «на свой царский престол» в Москву. «А мы господа, – писали Федорит и Шереметев от лица всего посольства, – государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии и матери его, государыне великой старице иноке Марфе Ивановне бьем челом безпрестани, чтоб государь милость показал, шел на свой царский престол к Москве». Эту отписку ввиду ее важности повезли в Москву Чудовский и Новоспасский архимандриты, стольник Иван Петрович Шереметев и многие другие члены великого посольства «из всех чинов всяких людей»364.

Отправка этой депутации от посольства состоялась двадцать восьмого апреля, а на другой день Земскому собору была послана и царская грамота. В ней государь писал: «При своем государстве слышим на Москве и под Москвою по дорогам воровство, грабежи и убивства великие не престанут, и за чем к Москве никто из городов ни с чем не едут, и о том мать наша, великая старица инока Марфа Ивановна, и мы конечно и вседушно скорбим, и за тем к Москве итти не хотим». Такие речи, по собственным словам царя, он говорил великому посольству, и только просьбы последнего несколько смягчили разгневанного и опечаленного государя. Он указывал Земскому собору на необходимость принятия строгих мер против воровства и на то, чтобы «ни кому бы за тех воров не стоять»365.

Гнев государя возымел важные последствия, так как были наконец приняты действительные меры против «воровства». Земский собор очень встревожился, получив вести о неудовольствии и «великом сумненьи» государя и его матери, и стал действовать решительно. Он выслал несколько «посылок» из Москвы с целью поимки «воров», расписал в столице «объезжих голов» и велел «заказ крепкий учинить», чтобы «на Москве… во всех слободах и в казачьих таборах. однолично воровства и корчем не было нигде». «Атаманы и казаки», оставшиеся верными правительству, «меж себя ныне, для большаго укрепления велели дву атаманом у одного атамана через день, его станицы казаков смотреть и котораго вора сыщут, никак его не потаять»366.

Постаравшись обуздать таким образом своеволие казачьих масс, собор не замедлил с отправкой государю торжественной делегации от своего имени. В состав ее вошли архиепископ Суздальский Герасим, бояре-князья Иван Михайлович Воротынский, Василий Петрович Морозов, окольничий князь Данило Иванович Мезецкий, дьяк Андрей Иванов, служилые и «всяких чинов» люди. «Приехав ко государю на стан», делегация должна была «свидитися с митрополитом Ефремом» и с теми, «которые на перед сего посыланы к государю в челобитчекех», и «бити челом» царю Михаилу Федоровичу и его матери, «чтоб он государь умилосердился надо всеми православными крестьяны, шел бы государь на свой царский престол к Москве и походом бы своим не замешкал, и Московскаго государства всяких людей приходом своим учинил радостных». С просьбами «бить челом» государю собор обратился также к митрополиту Ефрему и своим великим послам Федориту и Шереметеву «с товарищи»367.

С делом отправки к царю нового посольства очень спешили: дьяку было поручено написать наказ и «грамоту против наказу отпустить сейчас, не выходя из избы»368.

Архиепископы Герасим и князь Воротынский «с товарищи» застали государя «на стану в Братошине», где и были приняты в тот же день, первого мая. Царь Михаил Федорович объявил им, что «государь на свой царский престол к Москве идет… а будет на последний стан от Москвы, в Тонинское, мая в 1 день, а к Москве. мая во 2 день»369.

И действительно, второго мая, в весенний воскресный день, многочисленные толпы ликующего народа имели счастье видеть въезд в столицу излюбленного всей землей государя. Следуя благочестивому обычаю и влечению набожного сердца, царь Михаил Федорович поклонился московским святыням, отслушал благодарственный молебен и «возведен бысть в царский его дом»370.

Понятны были чувства, волновавшие москвичей, да и остальных русских людей второго мая 1613 года. К глубокой радости народа, порядок явно торжествовал над смутой, и правильная жизнь государства, несомненно, налаживалась прочнее и крепче.

II

После торжественного въезда царя в Москву решено было озаботиться составлением грамоты об избрании Михаила Федоровича «на превысочайший престол Российского царствия». По изготовлении грамоты в течение многих месяцев собирались под ней подписи «властей», «синклита» и выборных из городов.

В то же время Земский собор, исполняя желание народа, обратился к царю с усиленной и единодушной просьбой о скорейшем венчании на царство. «И приидоша ко государю всею землею, – повествует Новый летописец, – со слезами бити челом, чтобы государь венчался своим царским венцем». Молодой государь назначил днем своего венчания на царство воскресенье одиннадцатого июля 1613 года, канун дня своего ангела. При этом, чтобы не омрачать величайшего торжества Русской земли местническими счетами, царь Михаил Федорович указал «для своего царскаго венца, во всяких чинех быть без мест»371.