Нашествие чужих. Почему к власти приходят враги - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Шамбаров cтр.№ 60

Кстати, в дни Октябрьского переворота, когда отряды Красной гвардии среди важнейших объектов занимали и банки, два из них избежали этой участи. «Нэшнл Сити банк» и «Лионский кредит». В план восстания эти объекты не были включены. А 15 декабря Совнарком принял декрет о национализации банков. Они объединялись с Государственным банком, объявлялась ревизия всех банковских сейфов. Но для двух банков было сделано исключение. Для каких — догадаться не трудно. Все те же «Нэшнл Сити банк» и «Лионский кредит». Правда, в Москве, городе еще не столичном, вооруженные красногвардейцы по ордеру Совета заявились 18 декабря в отделение «Нэшнл Сити банка» и выгнали служащих. Но это была явно инициатива местных властей. Стоило послу Френсису обратиться к Троцкому, как Совнарком приказал своему воинству убраться вон [154]. Зачем же обижать американцев и перекрывать канал, по которому идут деньги?

Впрочем, и возникшая было конфронтация с Англией оказалась преодолимой. Бальфур разъяснял Хаусу: «Мы не хотели ссориться с большевиками». Другое дело, что Октябрь слишком сильно ударил по интересам британской армии и народа, которому вместо скорой победы приходилось вновь «затягивать пояса». Западная пресса и общественность закрепили за большевиками характеристику германских агентов. Поэтому английское правительство просто обязано было демонстрировать по отношению к ним жесткую позицию. Но высшие круги британской «закулисы» прекрасно понимали глобальные выгоды крушения России и готовились использовать ситуацию. Вильям Вайсман обсуждал с Хаусом перспективы «снятия психологических и прочих преград на пути установления контактов с большевиками» [6].

В декабре Троцкий направил личное обращение к Ллойд Джорджу. А Уильям Томпсон после того, как выручил Советское правительство деньгами, передал руководство миссией Красного Креста Робинсу и отправился домой. Но по дороге посетил Англию. Сюда же прибыл Ламот — помощник Хауса и банкир, партнер Моргана. 10 декабря они провели переговоры с Ллойд Джорджем, убеждая его поддержать большевиков. При этом Томпсон представил британскому премьеру свой меморандум. В нем, между прочим, упоминалось, что американцы подсобили перевороту не только деньгами: «После свержения правительства Керенского мы материально помогли распространению большевистской литературы как через агентов, так и разбрасыванием с самолетов».

Но и Томпсон прекрасно понимал, что открытое признание большевиков и установление связей с ними невозможно. Общественность этого не поймет. Поэтому в меморандуме предлагалось: «Необходимо создать мощный неофициальный комитет со штаб-квартирой в Петрограде для действий, так сказать, на заднем плане, влияние которого в вопросах политики должно приниматься дипломатическими, консульскими и военными официальными лицами союзников» [139]. У американцев такое неофициальное представительство уже существовало, миссия Красного Креста.

Англичане решили организовать аналогичное представительство под эгидой генконсульства в Москве. Для данной миссии был определен дипломат и разведчик Брюс Локкарт. Его кандидатуру выбрало не министерство иностранных дел, а лорд Мильнер и Ллойд Джордж. Инструктировал Мильнер — по воспоминаниям Локкарта, военный министр разговаривал с ним «почти ежедневно». И он же лично протолкнул назначение на уровне британского кабинета. А советский эмиссар Литвинов (Валлах), находившийся в это время в Лондоне, написал для Локкарта рекомендательные письма к Троцкому [139]. С какой целью предпринимались все усилия? Томпсон и об этом написал в своем меморандуме Ллойд Джорджу. Написал очень красноречиво и предельно откровенно: «Россия вскоре стала бы величайшим военным трофеем, который когда-либо знал мир».

Революций без крови не бывает. Тем не менее, в дни Октябрьской революции ее пролилось относительно немного. Меньше, чем в Февральскую. Потому что Временное правительство успело достать все население, желающих защищать его оказались единицы. Но жестокость, сперва выплеснувшаяся только в стихийных эксцессах, стала насаждаться искусственно. Сверху. Еще в период подготовки переворота Свердлов направил своих эмиссаров на Черноморский флот, поставив им задачу: «Севастополь должен стать Кронштадтом юга». Для 1917 г. это звучало зловеще — Кронштадт был знаменит не только революционными настроениями, а еще и массовыми убийствами офицеров. И указание было выполнено. В Севастополе Советская власть победила мирным путем, флотские комитеты уже были большевистскими. Но посланцы Свердлова во главе с комиссаршами Соловьевой и Нимич начали «задним числом» разжигать злобу, сколачивать банды из самых отъявленных головорезов. И Севастополь, а за ним Ялта, Феодосия, Симферополь, Евпатория умылись кровью полутора тысяч убитых офицеров и гражданских лиц.

Троцкий при наступлении Краснова и Керенского на Петроград впервые пробовал проявить себя в качестве полководца, но у него ничего не получилось. На фронт он приехал к шапочному разбору, когда матросы Дыбенко и казаки заключали между собой мир. Лев Давидович начал было распоряжаться, но попал в дурацкое положение. Никто его не слушал, пришлось даже обращаться за помощью к Краснову [176]. Зато Льву Давидовичу хорошо удавалось другое. В период боев, наплевав на провозглашенную Советским правительством отмену смертной казни, он принялся проповедовать на митингах о «революционной гильотине», о «беспощадных расстрелах» — и выдвинул лозунг: «За каждого убитого революционера мы убьем пять контрреволюционеров!» Буквального претворения в жизнь еще не произошло. Но в Царском Селе по приказу Троцкого расстреляли священника, благословлявшего казаков. Были и другие казни. Первые казни большевиков…

В общем-то демарш Краснова-Керенского принес большевикам больше пользы, чем вреда. Потому что после переворота другие социалистические партии устроили им обструкцию. Не признавали их правительства. Железнодорожники, служащие, телефонисты, телеграфисты по призывам эсеров и меньшевиков устроили саботаж, не выполняли распоряжений новой власти. Но стоило 700 казакам помаячить на подступах к Питеру, как те же социалистические партии струсили, заговорили об угрозе «контрреволюции» и выразили готовность искать компромисс с большевиками. Правда, достичь его оказалось непросто. Меньшевистский профсоюз железнодорожников Викжель выдвигал требования удалить из руководства Ленина и Троцкого и сформировать «однородное социалистическое правительство» из всех левых партий, которое возглавили бы Чернов или Авксентьев. А 10 ноября в Петрограде открылся Чрезвычайный съезд Советов крестьянских депутатов, где большевики были в подавляющем меньшинстве, имели лишь 37 мандатов из 330 — и решений Съезда рабочих и солдатских депутатов этот съезд не признал. Предъявлял такие же претензии, как Викжель.

Спас положение лучший из большевистских интриганов и организаторов, Свердлов. Переговоры с лидерами меньшевиков — Даном, Либером, Гоцем — кончились ничем. Но Яков Михайлович сумел внести раскол в ряды оппонентов, власти-то всем хочется. И удалось найти общий язык с руководством левых эсеров — Спиридоновой, Натансоном, Шрейдером, Камковым (Кацем). По результатам достигнутого соглашения Ленин и Троцкий в правительстве были оставлены. Совнарком становился двухпартийным, из большевиков и левых эсеров — но к определению «рабоче-крестьянское правительство» добавлялось слово «временное». До Учредительного собрания. И все акты Совнаркома снабжались преамбулой: «Временно, до решения Учредительного собрания». Ну а Центральный исполнительный комитет Советов рабочих и солдатских депутатов сливался с ЦИК Советов крестьянских депутатов, добавлялись делегаты от армии и профсоюзов, и образовывался единый ВЦИК, получавший права многопартийного парламента. А возглавил его Свердлов, который, казалось, умел со всеми ладить и так хорошо все сумел устроить. День 14 (27) ноября провозглашался концом гражданской войны, «величайшим днем» всей революции. Его отмечали манифестациями, массовыми праздничными шествиями.