Мой отец нарком Берия - читать онлайн книгу. Автор: Серго Берия cтр.№ 25

Есть и другие цифры. В связи с угрозой немецкой оккупации подлежали эвакуации 750 тысяч заключенных. 420 тысяч из них были сразу же направлены в армию, многие освобождены. Но, разумеется, в такой ситуации вряд ли кто был в состоянии добиться в одночасье освобождения всех узников ГУЛАГа, репрессированных незаконно. Точных цифр нет и по сей день, но известно, что на 1 марта 1940 года из 1668 тысяч заключенных, содержащихся в лагерях НКВД за так называемые контрреволюционные преступления, было освобождено 28,7 процента. Если учесть, что освобождение этих людей продолжалось и в дальнейшем, то, по всей вероятности, уже к началу войны эта цифра была значительно меньше.

Вполне можно допустить, а по некоторым источникам так и было, что сотни тысяч людей тогда, в 1939-м, спасти уже было невозможно. Лишь спустя десятилетия мир узнал и содрогнулся, что означали слова «десять лет без права переписки». Арестованные при Ягоде и Ежове люди даже не попадали в лагеря, а были почти сразу расстреляны. Позднее, уже во второй половине 50-х, их семьи получат извещения о смерти близких, якобы скончавшихся в лагерях ГУЛАГа в 1941-м, 1942-м, 1943-м и других военных годах. На самом деле прах их покоится в массовых захоронениях тридцатых годов.

Напомню: все эти преступления были совершены еще до того, как мой отец стал наркомом внутренних дел.

Но партийная верхушка умудрилась связать и эти трагические страницы нашей истории с именем человека, которого искренне ненавидела. Между тем ни одного массового захоронения репрессированных советских людей более позднего периода не обнаружено, а те, что широко известны и на Украине, и в Беларуси, и в России, датируются в основном 1937–1938 годами, то есть периодом, когда органы внутренних дел возглавлял Николай Ежов.

Как-то, перечитывая мемуары Жукова, нашел там такие строки: «Тем более противоестественными, совершенно не отвечающими ни существу строя, ни конкретной обстановке в стране, сложившейся к 1937 году, явились необоснованные, в нарушение социалистической законности, массовые аресты, имевшие место в армии в тот год. Были арестованы видные военные, что, естественно, не могло не сказаться на развитии наших вооруженных сил и на их боеспособности». При всем уважении к великому полководцу согласиться с ним здесь невозможно: и лагеря, и расстрелы, и миллионы репрессированных, и другие чудовищные преступления органично «вписывались» в тоталитарную систему. Сам советский строй был с самого начала круто замешен на крови…

Так писал Георгий Константинович или нет – судить, естественно, трудно. Но, безусловно, это был порядочный человек и оправдать насилие ни при каких условиях не мог. Кто виновник злодеяний против собственного народа, он знал прекрасно, но кто позволил бы ему обвинить в этом партийную верхушку…

А то, что концлагеря, заложники, массовые расстрелы – порождение Системы, бесспорно. Помните, говорил нам Горбачев о социализме с человеческим лицом? Это как прикажете понимать? А разве жертвы, которые на совести большевистской партии, это не лицо того социализма, который мы пережили? Волосы дыбом становятся, когда читаешь, что принесла диктатура народу. А нас убеждают, что мы свернули с истинного пути при Сталине. Да ничего подобного! Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков были не лучше. Но не надо персонифицировать: тот плохой, этот плохой, но остальные, вся Система – ни при чем. Так не бывает. Я не политик и никогда не стремился им быть, но, с моей точки зрения, здесь просматривается цепочка: одни убивают, потом их же убирают руками других… Какое там человеческое лицо у такого социализма…

Некоторые историки, признавая, что постановление ЦК, осуждающее массовые репрессии, все же было (а принято оно по инициативе отца), утверждают, что и при нем продолжались закрытые групповые процессы. Это ложь. Единственное, чего до конца он не смог тогда добиться, это сразу освободить людей, осужденных военными трибуналами, Верховным судом. Пересмотр этих дел требовал времени и более аргументированного обоснования, что эти люди невиновны.

Вполне понятно, что аресты, пусть не в таких масштабах, продолжались и в тридцать девятом, и в сороковом годах, но не по инициативе НКВД, как теперь пишут, а по требованию Орготдела ЦК, по личным указаниям Сталина, по решениям Политбюро. Правда и то, что опоздавшие более чем на 20 минут и прогульщики тоже попадали в лагеря. Кто-то на месяцы, кто-то на годы. Согласен, что этого тоже делать не следовало, но давайте посмотрим, почему так произошло. 10 августа 1940 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о нарушителях трудовой дисциплины. Не приказ по НКВД, подписанный наркомом или его замами тому виной, не документ, рожденный в недрах карательного ведомства, а Указ Президиума Верховного Совета. Что мог в такой ситуации изменить нарком? Или что могли предпринять органы НКВД на местах? Впрочем, не секрет, что и сам Президиум Верховного Совета имеет к этому страшному документу весьма косвенное отношение – решала все партийная верхушка…

И все же кое-что, как я говорил, новому наркому удалось. Почему так и не был расстрелян приговоренный к смерти авиаконструктор Туполев, например? А Борис Львович Ванников, ожидавший расстрела в тюремной камере после вынесения приговора? Помню, отец рассказывал, как Сталин вспомнил о Ванникове. Жаль, говорит, что в живых его нет, вот кого не хватает… А Ванников вопреки всему остался жив. Отец об этом знал прекрасно – по его прямому указанию исполнение приговора затянули, – но ответил Сталину так: «А вдруг… Все ведь бывает…». Ванников вскоре стал наркомом, а впоследствии – трижды Героем Социалистического Труда…

А сколько тысяч военных, ученых было тогда спасено! Тимошенко и Жуков часами сидели в кабинете моего отца и составляли списки, кого из офицеров и генералов освободить. Сидели ведь в то время сотни тысяч безвинных людей!

Или другой пример. Перед самой войной, в июне, были арестованы командующий авиацией, главный инспектор авиации и начальник войск ПВО – Рычагов, Шмушкевич и Штерн. Но кем? Генеральный штаб и нарком Тимошенко проверяли боеготовность частей ПВО и авиации. О результатах проверки сами же военные доложили в ЦК. Была создана комиссия, которую возглавил, если не ошибаюсь, Жданов. Входил в нее и Ворошилов, в недавнем прошлом – нарком обороны. Не знаю, сколь серьезной была вина генералов, которых обвинили в невыполнении директив Наркомата обороны и ЦК, а затем сместили с должностей и арестовали. Во всяком случае, нарком внутренних дел, вполне понятно, никакого отношения к этому иметь не мог. Позднее, когда стали известны неудачи начального периода войны, этот приговор и вовсе никто не ставил под сомнение – и ПВО, и авиация, как известно, показали себя тогда не лучшим образом, к сожалению. Но, повторяю, судить этих людей я не берусь. Вспомнил я о них лишь в связи с тем, что нередко и аресты военных приписывают Берия. А ведь военных судили только армейские трибуналы и Военная коллегия Верховного суда.

Мне самому довелось работать с людьми, пострадавшими от произвола, и я всегда относился к ним точно так же, как и мой отец. В нашем конструкторском бюро трудилось немало таких, чьи отцы были расстреляны. Скажем, Расплетин. Его отец был купцом в Рыбинске и расстрелян еще в 1918 году. Впоследствии этот крупный ученый стал академиком и возглавил ту организацию, где я в свое время работал.