Мария Стюарт, соперница Елизаветы - читать онлайн книгу. Автор: Галимов Брячеслав cтр.№ 15

Вернувшись с верховой прогулки, Мария с наслаждением погрузилась в горячую ванну с отрубями и молоком. Служанки протёрли ей лицо водой с лимонным соком, взбитыми яйцами и ячменным тестом, – незаменимое средство для белизны и мягкости кожи, – а потом ушли за составом для маски, который был приготовлен по рецептам лучших парфюмеров из Капуи. Его приготовление занимало пятнадцать дней, а входили в него тушки птиц, которых откармливали сосновыми семечками, топленое свиное сало, телячьи мозги, мякоть белого хлеба и миндальное молочко. Действие маски было поистине волшебным: лицо королевы выглядело свежим и юным, как в восемнадцать лет, – так что стражники замка втихомолку судачили о колдовских чарах королевы.

Дожидаясь служанок, королева весело болтала с Бесс; фрейлина отметила про себя, что настроение Марии значительно улучшилось после прогулки.

– Какое блаженство! – восклицала королева, томно вытягиваясь в купели. – Что может быть лучше ванны, какой прекрасный отдых для тела и души! Когда я жила во Франции, меня поражало, что французы, с одной стороны, обожают своё тело и постоянно думают, как бы его ублажить, а с другой стороны, не любят мыться. Диана де Пуатье, возлюбленная короля Генриха Второго, была исключением из общего правила. О, она знала сотни способов «омовения молодости» и до шестидесяти семи лет, до самой своей гибели, была молода и красива! Увы, её примеру следуют немногие, – когда я попросила дать мне для омовений серебряную ванну Карла Смелого, взятую как трофей французскими войсками ещё при Людовике Одиннадцатом, на меня посмотрели с огромным удивлением, – зачем, мол, я хочу мыться? Не гложет ли меня смертельная болезнь, не готовлюсь ли я к последнему причастию?… Ты смеёшься, Бесс? Но это чистая правда, – французы так боятся воды, как будто могут растаять от неё.

Моя кузина Елизавета, впрочем, тоже страдает водобоязнью, – это издержки плохого воспитания. Отец не любил её, – он ждал рождения сына, – а после того, как Анна Болейн изменила ему со своим двоюродным братом и была казнена, он вовсе возненавидел Елизавету. Она росла вдали от двора, без должного надзора, – некому было приучить её к чистоте. Она не следит даже за своими зубами, из-за чего их осталось мало, да и те в ужасном состоянии. Мне рассказывали, что однажды епископ Лондона предложил Елизавете удалить на её глазах свой зуб, чтобы доказать, что это не страшно. Но она предпочла оставить всё, как есть, – а дабы отбить запах изо рта, непрестанно жуёт ароматные конфетки; мне кажется, она и не подозревает, что нужно чистить зубы золой розмарина, положенной в льняной мешочек.

Всякая другая дама с такими зубами, как у Елизаветы, постыдилась бы смеяться, чтобы не показывать их, но ей всё нипочём! Она смеётся во весь рот, – однако при её дворе это никого не смущает. Там царят такие нравы, что неприлично даже говорить об этом. Вот один случай, из самых невинных. Граф Оксфорд, кланяясь Елизавете, вдруг издал некий громкий звук, который исходит обычно из задней части тела и не может быть одобрен в обществе. Говорят, что находившиеся при этом люди хохотали так, что дрожали окна, но громче всех смеялась Елизавета. Однако этим дело не кончилось: когда граф Оксфорд явился к ней после длительной отлучки, Елизавета сказала ему: «О, дорогой Оксфорд! Как долго вас не было; я уже успела забыть ваш…», – я не могу повторить то слово, что было произнесено.

Возможно ли, чтобы нечто подобное произошло у меня в Холируде? Там были изысканные манеры; там не было и тени пошлости!

– Моя мама несколько раз бывала в вашем замке, когда вы жили в нём. Она всегда с восторгом вспоминала о тех праздниках, что проводились вашим величеством в Холируде, – сказала Бесс.

– Это был самый прекрасный уголок в Шотландии! – подхватила Мария. – В Холируде царило светлое веселье, и музы слетали с небес, чтобы присоединиться к нему! Во всей Европе не было такого блестящего и утонченного двора; моя свекровь Екатерина, мать моего первого мужа, сгорала от зависти… Ты слышала о роде Медичи?

– Да, мадам. Вдовствующая королева Франции, о которой вы упомянули, из этого рода.

– И это всё что ты знаешь о нём? – усмехнулась Мария. – Медичи – род торгашей и спекулянтов, одержимых властолюбием и помешанных на утверждении собственного величия. Даже святой папский престол не избежал их притязаний, – но не будем об этом… Лоренцо, отец Екатерины, считал себя покровителем искусств, французы называют таких «эстетами»; его дочь тоже старалась прослыть тонкой натурой, но всякий кто её видел, сразу понимал, что торгашество у неё в крови. Она одевалась роскошно, но вычурно, стремясь удивить людей богатством наряда, но не своим вкусом; будучи маленького роста, Екатерина заказывала туфли с каблуком не меньше четырёх дюймов и вышагивала, как на ходулях. Некрасивая, с длинным носом, она клала на лицо несколько слоёв грима и носила вуаль.

Екатерина долго не могла забеременеть, она обращалась к лекарям и магам, – ничто не помогало. Наконец, великий чародей Нострадамус дал ей дельный совет: она должна была каждое утро пить мочу мула и носить на нижней части живота навоз коровы, перемешанный с порошком оленьих рогов. Применив это средство, Екатерина обрела такую сильную способность к зачатию, что начала рожать детей одного за другим, в том числе родив двойню.

Частые роды состарили её и она сделалась более некрасивой, чем раньше. При французском дворе она была курицей среди павлинов; пока был жив её муж, Генрих Второй, её никто не замечал, а сам он проводил время с прекраснейшей Дианой де Пуатье, о которой я тебе уже говорила. После гибели Генриха – он погиб нелепо: на турнире щепка от копья попала ему в прорезь шлема, прямо в глаз, и пробила мозг, – Екатерина своими цепкими ручками захватила французский двор. Не имея достаточно ума, чтобы править как должно, она использовала известные мужские слабости: для того чтобы подчинить себе влиятельных мужчин, Екатерина обольщала их, – нет, нет, не сама, куда ей! – а с помощью своих фрейлин. Прости мне боже, но таких бесстыдных девиц мир ещё не видел! Куртизанки Венеции, известные своим крайним развратом и изощрённостью в плотской любви, должны были признать своё поражение перед фрейлинами моей свекрови. Они сопровождали её повсюду; когда она отправлялась для переговоров к кому-нибудь из своих противников, эти девицы ехали вместе с ней, верхом на белых иноходцах. Шляпы фрейлин были украшены великолепными перьями, – взлетая вверх и паря вслед за несущимися всадницами, они словно взывали к миру или войне…

Мой свёкор Генрих любил меня, как родную дочь; ещё не выйдя замуж за его сына, я уже жила на положении королевы. Заботясь о моём образовании, Генрих нанял для меня лучших учителей, – с ними я изучала французский, испанский, итальянский, древнегреческий языки и латынь, произведения античных и современных авторов. Я также научилась петь, играть на лютне и полюбила поэзию. Я уже рассказывала тебе, что мною восхищался Ронсар, из-за меня дрались на дуэлях.

Свекровь внешне относилась ко мне хорошо, всегда была приветлива и любезна, – однако в глубине души она терпеть меня не могла. Помню, как она сказала: «Нашей маленькой шотландской королеве стоит лишь улыбнуться, как все французские головы обращаются к ней». Да, все французские головы обращались ко мне! Если бы не преждевременная смерть моего мужа, кто знает… – вздохнула Мария. – А во что Екатерина превратила Францию! – продолжала она. – Эта прекрасная страна разорена, погибла, гражданская война скоро уничтожит остатки её населения. Екатерине нужно было всего лишь слушаться советов Гизов, опираться на Католическую Лигу, – и всё было бы замечательно! Французы – добрые католики и весёлые люди; сумрачная ересь Лютера и жестокие проповеди Кальвина одинаковы чужды им. Лишь такие сумасброды, как Генрих Наваррский, могли увлечься протестантскими бреднями. До чего же надо было довести не склонных к крайностям французов, чтобы они устроили эту страшную резню в ночь святого Варфоломея!