– Ну может и видели, – примирительно сказал Шоша. – Однако это все равно не повод разводить панику. Вэль-Вира разгромлен Сводом, отброшен на север, если мы кого-то и встретим – так это будут сторожевые дозоры варанской морской пехоты. То есть – наши союзники!
Шоша ехал на санях вместе со Звердой, но четверть часа назад соскочил на землю – погулять, поразмять кости. Он уже успел переброситься парой фраз с Эгином и Лагхой, с вечера переодевшихся в симпатичные колеты арбалетчиков Маш-Магарта и изображающих из себя простых, наипростейших дружинников. Барон в очередной раз заверил варанских гостей, что они со Звердой ни под каким видом не выдадут их Своду Равновесия.
– Кстати, а вот, похоже, и сами союзники, – настороженно сказал Лид, указывая на ему одному заметное перемещение в далеком, крошечном просвете между ветвями деревьев.
До той рощи, образующей как бы мысок, вдающийся в дорогу, было лиги две с половиной. Только Лид с его поразительно острым зрением мог заметить с такого расстояния краешек белого плаща пар-арценца Йора. Место, к которому приближались пар-арценц и пятеро самых талантливых аррумов из разных Опор, называлось Мельница Песиголовца, хотя песиголовцев там не бывало от сотворения Сармонтазары.
– Да ну? – Шоша рефлекторно прошарил всеми семью псевдочувствами гэвенга ближайшие окрестности в окружности четырехсот саженей. – Нигде ничего нет! Нигде и ничего!
– Вам просто зрения не хватает, – уверил его простодушный Лид. – Далеко, примерно в двух лигах, по дороге кто-то движется нам навстречу.
Баронская армия в этом походе была особенно компактна благодаря более чем скромным размерам обоза – каких-то три десятка универсальных лыжно-колесных повозок, помещенных в центр ордера. У баронов не было ни метательных орудий, ни специальных осадных машин, ни больших запасов провианта.
Боевыми механизмами в широком ассортименте располагал Свод, на них в основном и рассчитывали с самого начала. А когда пришла весть о падении Гинсавера, в предыдущем ночном лагере под охраной малоценной ополченческой сотни было решено оставить и все то, что имелось для поднятия авторитета: станковые луки, несколько легких камнеметов, четыре повозки с зажигательными стрелами, приставные лестницы и полсотни отрезков крепкого каната с крюками-«кошками» на конце. Вместо осады баронская дружина готовилась теперь к утомительной беготне по лесам и болотам, к облавам и обходным маневрам.
Полагаясь именно на мобильность походной колонны, бароны надеялись прибыть в Гинсавер до захода солнца. Головные сотни бодро втянулись в дефиле между чередой лысых, уродливых холмов.
Казалось, по дороге прошел исполин с двумя дырявыми мешками, из которых с каждым его шагом вываливались куски саманового раствора из глины неприятного, землисто-серого оттенка. «Фальмский Толковник» уверял, что приблизительно так оно и было в действительности, но даже широко мыслящая Зверда относилась к этой гипотезе скептически.
На одном из холмов северной гряды когда-то действительно стояла громадная трехбашенная ветряная мельница, хозяина которой за его неумеренную жадность и сварливость люди Вэль-Виры прозвали Песиголовцем. Полвека назад во время бурной весенней грозы в мельницу угодила молния, да такая, что ни от мельницы, ни от хутора Песиголовца не осталось ничего, кроме головней.
Злые языки поговаривали, что Песиголовец был тайным жрецом Гаиллириса, да не потрафил чем-то своему высокому патрону, за что и был покаран последним. Уж больно славно все горело, и это под ливнем-то!
А вот к этой версии Зверда относилась сочувственно. За Мельницей Песиголовца и впрямь водились кое-какие странности. Например, было известно, что серая глина с этих лысых холмов не является целебной в отличие от всех прочих разновидностей глины, которую можно было отыскать на Фальме. Наоборот, серая пакость была ядовита – в ней буквально на глазах умирало любое растение.
Глина эта хорошо лепилась, обжигалась и раскрашивалась, но никто никогда не отваживался использовать ее в гончарном ремесле. Единственным человеком, жившим в доме из подозрительных серых кирпичей, был сам Песиголовец.
Странным, неприятно странным с точки зрения Зверды было и то, что впереди, сразу за грядой холмов, лес был испещрен оспинами больших воронок. Они и впрямь настолько походили на тысячекратно увеличенные язвы, оставляемые на коже тлетворным дыханием ветряного мора, что их называли «харренской оспой».
Заросшие по краям спутанными, неряшливыми космами дикой малины, по весне «харренские оспины» обычно заполнялись водой, которая осенью загадочным образом уходила под землю, оставляя на зиму только неглубокие, промерзшие до дна болотца. Предки Вэль-Виры, да и сам Вэль-Вира, знали, что источник на горе Вермаут, «Хуммеровы оспины» и Рыжие Топи связаны между собой в одну систему обмена прямой силы, обычной и Измененной воды, а также трех элементов, имевших имена только в языке ледовооких.
Повозка Зверды как раз проезжала мимо того самого холма, вершина которого была замарана гарью от амбаров и схронов Песиголовца.
Несмотря на то, что день был в целом безветренный, вдруг подул устойчивый, сильный ветер. Оттого-то в свое время семья Песиголовца и соблазнилась поставить здесь мельницу, что ветер тут почти никогда не стихал. Тоже чудо, одно из многих чудес Фальма.
Баронесса насторожилась. Чем это потянуло из-за спины?
Нюх Зверды был лучше обычного, и все-таки ее человеческий нос в данной гэвенг-форме представлял собой всего лишь человеческий нос. Вот если бы она была воплощена сейчас в гэвенг-форме медведицы, обоняние которой многократно превосходит человечье, благодаря чему зверь способен, например, различать по едва уловимым признакам кожу фальмской и варанской выделки, деготь наихудший, корчажный, от первого тока дегтя ямного, которым только и не брезгуют добротные зимние сапоги морских пехотинцев «Голубого Лосося»!
– Глядите, Эгин, – Лагха стремительно нагнулся и выхватил из раскисшего снега под ногами треугольный черепок размерами с две ладони.
– От какого-то горшка, – отмахнулся Эгин.
Он был поглощен размышлениями над тем, почему в Варане запрещены арбалеты. Причем запрещены настолько строго, что даже он, отставной аррум Свода, никогда прежде не держал в руках эту замечательную штуку. Вот Второе Сочетание Устами тоже ведь запрещено, однако он, Эгин…
– Которым, судя по всему, является ваша голова, – с несвойственной себе грубостью выпалил гнорр. – Здесь варанское клеймо, глядите!
Действительно, черепок был украшен едва заметно оттиснутой Звездой Глубин – сакральным символом Флота Открытого Моря.
– Ну и что с того!? – окрысился Эгин, который никак не ожидал от Лагхи столь банального хамства на ровном месте.
– Это осколок пустотелого ядра с зажигательной смесью. Такие ядра используются в наших «огневержцах». Осколок свежий, даже остатки «горячей каши» не успели стереться, – терпеливо талдычил Лагха. – Лужа, из которой я его выудил, состояла наполовину из варанской масляно-селитряной смеси. Однако, черепок не закопчен, то есть ядро было почему-то использовано без боевого запала. Вам вопрос: кто и зачем выпустил дорогой, сложный снаряд…