– Неверно рассуждаешь ты, барон недалекий. То дитя полезней, чем ты. За ся, за свой живот ты, барон недалекий, и перстом не шевельнешь. Стар ты, суетлив, земля тебе опостылела. И за сына своего – тож. Оскольки сын твой труслив и малохолен, всем о том известно. А за девочку свою не пожалеешь ты для меня ничего.
– Не дручи меня боле, женщина. Говори, чего хочешь!
– Твою книгу-подругу. «Семь Стоп Ледовоокого», – сказал голос из тумана.
– Ты просишь чего не может быть. Она не рабыня мне, а подруга. Не захочет она к тебе идти. Хоть в лепешку расшибись, а не пойдет!
– Нет тебе угомону, барон недалекий! Если б возможно взять твою подругу силком, я б уже исхитрилась взять. Я ж про то тебе и толкую. Сделай так, чтобы пошла ко мне твоя книга.
– Камо грясти подруге моей? Кто ты есть такая?
– Зови меня Хозяйкой. Хозяйкой замка Неназываемого. Матерь чад, тобою и сродственниками твоими убиенных. Отныне книга станет подругой мне. И помогать будет мне и родичам моим.
Санкут сокрушенно закивал головой. Видимо, эти слова не стали для него неожиданностью.
– Но сие невозможно! – повторил Санкут.
– Сделай, чтоб было возможно. Иначе онуке твоей жить до рассвета. Заутрене труну готовь и родичей на тризну скликай.
Санкут нахмурил свои седые брови и посмотрел в туман. Сколько горя было в его взоре! Он долго не отвечал, хотя губы его шептали некую немую отповедь. Наконец, он сокрушенно опустил голову и сказал.
– Годится, Хозяйка. Годится. Я сделаю все, как ты хочешь. Единственно, знай – не ранее ты получишь книгу, чем смерть моя меня окликнет.
– О том не хлопочи, – засмеялась женщина. Ее смех был похож на уханье филина. – Ждать осталось с комариный срам. Поспешай, Санкут-простофиля, домой, твоя вертлявая уже на деревянной коняке скачет.
Казалось, смех-уханье испугал не только Зверду и Санкута, но и белый пар горячих топей. Пар рванулся в стороны клочьями и на миг завеса, что скрывала Хозяйку Неназываемого замка от взоров Зверды и Санкута, рассеялась. Но Санкуту на это было наплевать. Гневно сверкнув глазами напоследок, он побежал через топи, вначале – медленно, потом – быстрее, будто был не властным старым бароном, а юным женихом, опаздывающим на собственную свадьбу. А вот Зверда, невидимая Зверда, не стала смотреть в спину своему деду. Она напрягла свое зрение, ее сознание сковало намерение увидеть – увидеть женщину, которая сломила волю ее деда. И ей повезло.
Но там, в распушенном хвосте горячего ключа, стояла не женщина. То была уже знакомая ей старая рысь. Только половина тела ее, ровно половина, словно бы по хребту проходил глубочайший, непреодолимый раздел-расселина, была ссохшейся, истлевшей, словно давно мертвой. Вослед Санкуту глядел ее единственный, желто-серый, как дорожная пыль, глаз.
ГЛАВА 25. НИЧЕГО НЕ ТЕРЯЕШЬ
«Мы поразительно беспомощны. Но иногда нам везет.»
Тэн, командир Особой истребительной плеяды
1
Еще хуже, чем на первый день в Ите – так чувствовал себя Эгин, пробираясь через сумрак и смрад юго-восточных кварталов к казармам конной гвардии. Все время, как он ни гнал его прочь, всплывал в памяти один и тот же разговор. В общем-то, последний серьезный разговор с Лагхой, который случился у них на борту «Дыхания Запада"…
Тот разговор c гнорром оставил после себя больше вопросов, чем принес ответов. А уж спокойствия в душу Эгина он не вселил и подавно. Впрочем, это полностью отвечало опыту его общения с Лагхой, а потому удивляться не приходилось.
– Как и все люди, вы, конечно же, хотите знать что происходит? – почти неприязненно осведомился Лагха, почесывая укушенную белым муравьем голень. – Вам интересно, что за колесница сорвалась с места три месяца назад и мчится теперь куда-то мимо нас, если не прямо на нас?
– Да, мой гнорр.
– Вы знаете что-нибудь о феонах?
– Ммм… «Это подлая раса сердцеедов, кровопийц, похитителей жизненной силы», – по памяти процитировал Эгин. Это было в свое время сообщено ему Звердой и являлось единственным, что он знал о феонах.
– Феон – это промежуточная между шептуном и гэвенгом форма существования жизненной силы, – отчеканил Лагха. И неожиданно неуверенным голосом, как бы стесняясь своей неполной осведомленности, продолжил:
– Но, пожалуй, ближе к гэвенгу. Наверное, это вообще несравнимые сущности. Они все находятся как бы в разных углах треугольника, их нельзя выстроить на одной линии и сказать: «эти – слева, те – справа».
– А человек? Человек – сравнимая сущность с феоном?
– Человека феон превосходит примерно в той же степени, в какой человек превосходит рыбу. Феон в нашем понимании не имеет плоти, обладает грандиозной познавательной способностью, почти неуязвим, почти бессмертен, но – в своем обычном, естественном состоянии не может размножаться.
– Тогда откуда же взялись первые феоны?
– Скорее всего, были созданы искусственно. Созданы теми самыми ледовоокими, о которых мы можем только догадываться. Зверда отказалась говорить со мной о ледовооких. Оно и не удивительно: «Эвери» запрещает гэвенгам обсуждать с людьми такие скользкие вопросы.
– Можно ли предположить, что гэвенги тоже созданы ледовоокими?
– Эгин, а вы умны! – впервые за все время плавания на проеденном муравьями корыте Цервеля Лагха по-настоящему чему-то обрадовался. Угрюмость гнорра как рукой сняло. – Как только я об этом не подумал? В самом деле, если гэвенги послушны «Эвери», и если «Эвери» запрещает обсуждать кого-то, мы можем предположить, что сам кодекс чести был навязан гэвенгам извне какими-то чужаками, а именно теми, кого в нем запрещено упоминать! То есть – ледовоокими! Не свидетельствует ли это, что ледовоокие – создатели гэвенгов?
– Свидетельствует!.. Впрочем, нет, – теперь пришел черед погрустнеть Эгину. – Я ведь видел море и страну гэвенгов. Там…
– Что? А, вы об этом? – Лагха выразительно ткнул пальцем в небо. Эгин кивнул. Лагха усмехнулся и тихо сказал:
– Море я тоже видел.
Эгин почувствовал ревность. Значит, Зверда показала свою родную страну и ему, Лагхе? Он, Эгин – не единственный избранник?
– И хотя я видел и море, и страну гэвенгов, и не где-нибудь, а прямо «над» Итом, я должен вам сказать, что это ничего не опровергает.
«Над Итом? А-а-а, ведь он же был чистым семенем души, его потусторонние ветры носили по таким аспектам бытия, что не удивительно… Но страна гэвенгов? Там? Она и над Итом тоже? Так что – в Ите тоже где-то бродят гэвенги?» У Эгина в голове не помещалось, что размеры страны гэвенгов не могут быть выражены в обычных мерах длины и что один и тот же город в определенном смысле находится везде, а в другом, не менее определенном смысле – нигде.
– Дело в том, что гэвенгов сперва могли создать и поселить там, – Лагха вновь показал на небо, – а потом уже научить проявляться в нашем аспекте мира. Или сделать так, чтобы они проявлялись.