Великая Отечественная. А был ли разгром? - читать онлайн книгу. Автор: Елена Прудникова, Марк Солонин cтр.№ 24

Интереснейшая история случилась с ПВО все того же Западного округа. Исследователь Д. Егоров в своей книге «Разгром Западного фронта» приводит свидетельство генерал-лейтенанта Стрельбицкого, который в 1941 году был командиром 8-й противотанковой бригады. Немецкие летчики в небе над Лидой вели себя странно. Они бомбили, как на учебе, совершенно не опасаясь зенитного огня — а зенитки молчали. Полковнику Стрельбицкому командир дивизиона ответил, что накануне ему пришел приказ: «На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать». Зенитчики начали стрелять, лишь когда к ним явился полковник с пистолетом в руке. Тут же были подбиты четыре машины, и вот теперь самое интересное. Три пленных немецких летчика заявили: они знали о запрете для ПВО открывать огонь.

А уж что у наших летчиков творилось…

Надо сказать, творцы советского исторического мифа смутно чувствовали, что с летчиками что-то не связывается. Если пехота, не приведенная в боевую готовность, просто не успевала занять позиции, то летчики-то, даже получив директиву в 2 часа ночи, успевали. Им-то надо было только взлететь — и они уже покинули стационарные аэродромы. Их там нет, и бомбить нечего.

Любопытная попытка объяснить это несоответствие были сделана в фильме Озерова «Битва за Москву». Там самолеты не смогли дать отпор врагу потому, что… НКВД затеял бетонирование взлетных полос! Действительно, такие работы на части аэродромов проводились — но как они касались авиации того времени? Большая часть советских самолетов взлетала по-простому, с земли. На полевых аэродромах вообще взлетных полос не было — маскировка. Это не аэродром, не аэродром, это луг, тут травку косят колхозники…

Так почему пункт директивы № 1 касательно переброски самолетов на полевые аэродромы (раньше этого делать было нельзя — немецкие разведчики бы выследили, нанесли на карту и ударили) был выполнен только в Одесском военном округе? Там авиационный начальник пытался было рыпнуться, что ночной перелет опасен, не подождать ли нам до утра — но на него цыкнули, он перевел своих соколов и… остался в живых. Остальным командующим ВВС повезло меньше, и еще меньше повезло их авиачастям: немцы в первые же часы войны подвергли массированным бомбовым ударом все доступные им постоянные аэродромы. Летунов не только не перевели оттуда — их даже не предупредили о возможном начале войны.

Маршал авиации Голованов в своих мемуарах вспоминает прелюбопытнейшие вещи. Его полк стоял в глубоком тылу, под Смоленском. Обстановка в округе была настолько мирной, что Голованов, получив сообщение о начавшейся войне, ему… не поверил. Директивы в последнюю предвоенную ночь их полку не присылали, она касалась приграничных частей. Накануне, в три часа утра 21 июня, полк провел учебную тревогу. На следующий день был объявлен выходной, субботним вечером в клубе устроили танцы. Голованов ушел домой, взял книгу и читал до рассвета. Собрался уже было лечь спать, но тут зазвонил телефон.

«…Я поднял трубку и услышал из Минска взволнованный голос дежурного по округу:

— Боевая тревога, немцы бомбят Лиду!

Такие звонки в связи с учебными тревогами были в то время не редкостью.

— Товарищ дежурный, — ответил я, — дайте хоть один день отдохнуть личному составу. Только вчера я поднимал полк по своему плану. Нельзя ли отложить?!

— Немцы бомбят Лиду, времени у меня больше нет, — ответил дежурный и выключился.

Я вызвал дежурного по полку, передал условный пароль тревоги; не торопясь, натянул сапоги и вышел из дому… На улице я увидел, как бежали на аэродром летчики, штурманы, стрелки-радисты, стрелки, инженеры, техники, на ходу надевая поясные ремни и застегивая пуговицы гимнастерок.

— Взрыватели выдавать? — спросил меня подбежавший инженер полка по вооружению.

Вопрос застал меня врасплох, взрыватели находились в запаянных ящиках, а тревогу проводил не я.

— Доставьте ящики с взрывателями к стоянкам самолетов поэскадрильно, без моих указаний не вскрывать!

Все были в сборе. Летный состав ждал заданий.

Я дал распоряжение начальнику штаба доложить в Минск о готовности и просить дальнейших указаний.

Пять минут спустя пришел начальник штаба и сказал, что связь с Минском не работает. Что ж, на учениях и так бывает. Проверяют, что будет делать командир при отсутствии связи… Решил позвонить командиру корпуса полковнику Скрипко и спросить, как у него идут дела…»

Тут надо пояснить: полк Голованова был центрального подчинения, а корпус полковника Скрипко — авиасоединение ЗапОВО. По логике вещей, ему должны были сообщить больше, чем «москвичу» Голованову. Тем не менее…

По голосу Скрипко я понял, что разбудил его, и ни о каких тревогах он ничего не знает. И только в этот момент у меня мелькнула мысль, что дежурный из Минска мне говорил правду!

Я сказал Скрипко о разговоре с дежурным по округу, о том, что привел полк в боевую готовность, и что связи с Минском у меня нет. Скрипко по корпусным каналам связи обещал связаться с Минском или Москвой. Шли томительные минуты ожидания… Лишь во второй половине дня мы узнали о войне, и то по радио, из обращения В. М. Молотова к населению» [42] .

Обратим внимание еще раз: полк Голованова — центрального подчинения. Если ему не было известно о том, что вот-вот начнется война, из Минска — то почему не сообщили о том же из Москвы? Да и связь с округом куда делась? Это ведь не пограничная полоса, это тыл…

Полк Голованова был расквартирован далеко от границы, так что его командир мог позволить себе пребывать в раздумье. Приграничным авиачастям так не повезло.

Любопытные вещи рассказывал уже в наше время генерал-лейтенант Долгушин, бывший во время войны летчиком-истребителем. Их полк стоял в ЗапОВО, аэродром находился, считай, на самой границе — в пяти километрах от нее. В пятницу, 20 июня, к ним прилетели Павлов, командующий авиацией округа Копец и их собственный комдив. Летчики доложили о результатах разведки — они заметили, что аэродромы на немецкой стороне буквально забиты бомбардировщиками. А теперь смотрите, что произошло на следующий день. Известный на военно-исторических форумах Василий Бардов на сайте «Авиафорум» выложил записи собственных бесед с Долгушиным [43] , где тот рассказывает:

«Закончили мы полеты примерно в 18 часов. Часов в 19 нас разоружили — поступила команда “снять с самолетов оружие и боеприпасы и разместить их в каптерках” — дощатых и фанерных сарайчиках за хвостом самолетов…

И мы спросили: «Почему сняли оружие?! Кто такой идиотский приказ издал»?! Даже к командиру полка Емельяненко обратился и говорит: “Ну почему”?! А командир полка разъяснил командирам эскадрилий: “Приказ командующего”, а командиры эскадрилий нам» [44] .