Третья линия пехотных сотен барона Шоши была составлена из тяжеловооруженных бойцов с разнородным холодным оружием, единственным общим признаком которого была повышенная ударная мощь. У тяжелой пехоты были и большие мечи с пламевидным клинком, и шестоперы, и двуручные топоры, древко которых с обратной стороны имело копейный наконечник для колющих ударов, и громоздкие трехлезвийные алебарды.
Бойцы третьей линии носили полные пластинчатые доспехи, поножи, наручи, шлемы с подвижными полумасками (остальные довольствовались приплюснутыми железными касками с широкими полями, одетыми поверх войлочных шапок) и обычно брезговали щитом, ограничиваясь небольшой деревянной «черепичкой» с венцом, клепаным из железных прутьев и полос.
И, наконец, в каждой сотне был отдельный десяток, так называемые «бегуны».
Эти были вооружены легче прочих, а именно небольшим луком из рога, перевязью с метательными ножами, треугольным щитом и длинным жалообразным клинком.
«Бегуны» служили для пешей разведки в лесу и горах. Их же высылали в качестве карателей во взбунтовавшиеся деревни. Такой работой солдаты плотного строя брезговали и запросто сами могли взбунтоваться, а у «бегунов», среди которых иногда попадались и беглые каторжане, и помилованные высочайшей милостью уголовные преступники, просто не было другого выхода.
Лид спешился. Вгляделся в нестройные россыпи деревьев. Войско людское супротив войска природного…
Лиду не хотелось маячить над головами солдат превосходной мишенью для ловкого пластуна-арбалетчика, скользящего в белом балахоне какой-нибудь неприметной ложбинкой, а то и затаившегося в подземном схроне по обычаю разбойников-ронтов из Итарка.
Если бы на них напали прямо сейчас, то, возможно, смогли бы перерезать всех, как куропаток. Это вещи несовместимые: быстрый марш на лыжах и доспехи.
Пехота шла налегке и только конное боевое охранение да «бегуны» могли прикрыть ее в случае внезапного нападения. Нападения, в которое Лид не верил до последней минуты, потому что в глубине души не очень-то полагался на прогнозы своего нанимателя, барона Шоши.
Лиду не очень нравились манеры Шоши. Барон был не то чтобы груб или неотесан, а скорее резок и, временами, производил впечатление не вполне вменяемого человека.
Шоша мог, например, неожиданно ухватить служанку за задницу и заорать на ползамка: «Как заест тебя магдорнская черепаха!» После этого он начинал гоготать и трясти головой, словно бы и впрямь в его выходке было что-то смешное или уж тем более оригинальное.
Но это была ерунда по сравнению с баронским пристрастием к свежей оленьей крови, которую он пил на каждой охоте, а охоты случались часто.
Иногда барон сгоряча съедал и сердце только что убитого животного. Лид знал, что приблизительно так поступали некогда жители Северной Лезы, а, возможно, и солдаты Эллата, его далекие пращуры.
Однако в Харренском Союзе уже давно царили другие нравы: подчеркнутая воспитанность, выверенный этикет, элегантный церемониал.
И только здесь, на суверенном полуострове, можно было встретить таких колоритных дикарей, как Шоша или его подданные.
Здесь жратву запихивали в рот руками, не стеснялись совокупиться средь чиста поля, прямо на виду у половины замка, или с убийственным простодушием предлагали военному советнику свои любовные услуги едва не задаром. Особенно Лида шокировало то, что с равным энтузиазмом в трехгрошовые проститутки набивались как девицы, так и юнцы с воровской искоркой в бездонно голубых глазах.
Лид служил Шоше уже третий год и только, пожалуй, к началу последней осени обвыкся с местными обычаями. Обвыкся в достаточной мере, чтобы не отказывать себе порою в простых солдатских радостях. Но к оленьей крови так и не привык, как ни старался.
Была, впрочем, в продуваемом морскими и сухопутными ветрами Маш-Магарте жемчужина из числа тех, какие Лиду приходилось видеть разве только издалека, среди фавориток сотинальма или в свите Ели, его дочери.
Этой жемчужиной была законная жена барона Шоши, Зверда.
Одной-единственной вполне целомудренной минуты, проведенной в ее обществе, Лиду хватало, чтобы забыть о всех тягостях местной военной службы.
Честный войсководитель не мог себе позволить даже в мыслях переспать с этой очаровательной особой, да, может, и не желал. Ибо что-то невысказуемое заставляло его опасаться всегда сосредоточенной, вежливой, сдержанной – и препоясанной мечом – баронессы.
К тому же, странности водились и за ней.
Зверда была едва ли не единственной обитательницей замка Маш-Магарт, которую не на шутку злила нескромность местных жителей.
А если бы у Лида кто-то спросил, какими безусловно положительными качествами обладают барон Шоша и его супруга, он бы не задумываясь ответил: смелость.
Хозяева Маш-Магарта были людьми отважными, причем отнюдь не безрассудно отважными, какими делает воинов и кузнецов Мед Поэзии.
Они всегда шли в бой сосредоточенными, собранными, словно бы отсутствующими на этом свете.
Посвистывал в руках Шоши змееживой бич, мертвящим крылом нетопыря хлопотал в руках Зверды клинок, один за другим наземь падали искромсанные «браслетоносцы». А хозяевам Маш-Магарта, казалось, было немного скучно между жерновами Судьбы, которые в тот день перемололи в прах треть объединенных баронских дружин.
И все – ради того, чтобы как встарь над угрюмыми замками возвышались страховидные штандарты древних кланов.
Чтобы не торжествовало над ними огненно-золотое знамя Союза и чтобы никто не водружал над баронскими воротами позорных досок: «Ленное владение Такого-Растакого, милостию Харренского Союза подтвержденное».
Бароны желали владеть своими лесами и угодьями, реками и озерами, холопами и небесами милостию клинка, а не чуждого им по крови и обычаям северянина.
Смелость барона Шоши окупилась и на этот раз.
Когда он и его люди были шагах в тридцати от придорожной стелы, случилось одно из тех необъяснимых явлений, которые Лид давно уже научился не замечать. В конце концов, мнимые слепота и безразличие были одними из главнейших условий его найма.
Снег, почти неразъезженный на этом непопулярном тракте, поднялся в воздух со звуком, который иначе как «скрипучим хлопком» назвать было нельзя.
Словно бы под снегом вокруг Шоши и его всадников была разложена гигантская простыня, которую вдруг резко дернули за четыре угла горничные-великанши. Фонтаны искристой пыли, тучи и вихри белого тумана поднялись по обеим сторонам тракта, полностью скрывая от взора происходящее близ стелы.
«Гамэри!» – взревела пехота за спиной Лида.
Этот клич он слышал уже не раз. В переводе с местного диалекта – «след зверя».
Или След Зверя – в зависимости от того, какой смысл вкладывать в эти слова. Так при первой же встрече сказала Лиду Зверда, добавив с призрачной улыбкой, что мир полон чудес. К счастью, не всегда «опасных и дивных», но также порою «милых и полезных».