Красные цепи - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 152

Цифры на табличке у входа сплетены в привычный запутанный шифр: 1, 17, 18, 24. Нужная мне квартира под номером два на последнем, шестом этаже.

Я распахиваю тяжелые деревянные двери. Широкая пологая лестница уходит в темноту. Справа в стене огромный холодный камин, заложенный кирпичом. Искрошившиеся остатки лепнины на стенах. Торжественно-печальный запах тлена, сырых стен и затхлого воздуха встречает меня, как мертвый дворецкий в истлевшем от времени фраке.

Я бегу по лестнице, перескакивая через пологие ступени. Под моими шагами хрустит крошево осыпающегося праха со стен и потолка, и этот тихий звук отдается эхом в гулкой тишине темных каменных коридоров. Я взлетаю с этажа на этаж, распугивая привидений и заставляя шарахаться серые тени в углах, мимо потемневших деревянных дверей квартир, мимо уходящих вдаль длинных переходов с истертыми мозаичными полами и стрельчатых окон с остатками ярких витражей, вспыхивающих во мраке, как призраки дьявольских арлекинов. Изнутри дом кажется еще больше, чем снаружи, и в какой-то момент я начинаю опасаться, что потеряюсь в переплетении лестниц и коридоров. Откуда-то сверху несутся далекие крики, разносимые призрачным эхом, похожие на тоскливые вопли проснувшейся голодной нежити.

На пятом этаже лестница неожиданно заканчивается просторной площадкой. Я вижу перед собой широкую галерею, висящую над пустынным двором. Старинные двери покосились на заржавленных петлях, деревянный пол усыпан осколками стекол из разбитых окон, сквозь которые с воем проносится ледяной ветер. Я пробегаю через галерею, битое стекло трещит и скользит под ногами, скрипят и жалобно стонут рассохшиеся половицы паркета, справа и слева видны темные мансарды и соседние горбатые крыши. Снова сломанные двери, окно с витражом и лестница на последний этаж.

Площадка перед квартирой Кристины скрыта густой темнотой и забрана железной решеткой, на которой висит цепь с открытым тяжелым замком. Я делаю глубокий вдох и на мгновение останавливаюсь, чтобы дать успокоиться лихорадочно бьющемуся сердцу, потом удобнее перехватываю теплую пластиковую рукоять пистолета и осторожно поднимаюсь по ступеням. Тишина. Я поднимаюсь еще выше и вижу, что дверь квартиры приоткрыта.

Опоздал.

Сердце не унимается и колотится в груди часто и болезненно, отмеряя последние мгновения умирающей надежды. Я присматриваюсь: на двери нет следов взлома, язычок простого замка утоплен в металлический паз. Темное деревянное полотно ровное и гладкое, как будто никто не бился в него с неистовой силой всего несколько минут назад. Неужели она открыла им сама?.. За первой дверью я вижу вторую. Она закрыта, но не заперта.

Я толкаю ее и вхожу в жаркий полумрак квартиры. Душный воздух пропитан странными тревожными ароматами горячего дерева и пряного дыма. Тесную прихожую тускло освещает полоска мерцающего желтовато-багрового света из-под тяжелой темно-красной драпировки, закрывающей вход в комнату напротив. Слева сквозь остроконечную арку я вижу анфиладу пустых темных комнат, бесконечную, как зеркальный лабиринт.

— Кристина? — Мой голос звучит глухо и тускло в горячей густой тишине.

Из глубины темной анфилады доносится далекий звонкий звук, как будто что-то твердое и стеклянное упало и покатилось по каменному полу. Я поднимаю пистолет и делаю несколько шагов в сторону арки. Теперь мне кажется, что я слышу доносящееся оттуда чье-то всхлипывающее прерывистое дыхание.

Еще два осторожных шага. Дыхание затихло, а потом снова прозвучало из сумрака совсем рядом со мной.

— Кристина? — опять зову я.

И она откликается.

Красная ткань драпировки у меня за спиной с резким шорохом отлетает в сторону. Я быстро поворачиваюсь, успеваю увидеть стремительно мелькнувшую тень, а потом наступает тьма, как будто кто-то выключил свет.

Когда ламия приходит в мир людей, она должна обрести плоть и родиться в теле человека, ибо таковы законы этого тварного мира. Ее темная сущность мгновенно изменяет человеческое естество, сообщая ему свои свойства, и тогда на свет появляется новый родовой вампир, лишь внешне походящий на человека.

Она появилась на свет почти две с половиной тысячи лет назад в семье простого крестьянина в Междуречье. В ночь, когда она родилась, ее отец увидел сон: он выкапывал из земли огромный кожаный черный сундук, наполненный горящим сиянием золотых монет. Толстая кожа сундука была теплой и как будто живой на ощупь, золото сверкало потусторонним светом, и голос, раздавшийся словно внутри него, произнес: «Ты ни в чем не будешь нуждаться». Почему-то это столь радостное на первый взгляд обещание наполнило его таким ужасом, что в тот момент он скорее согласился бы прожить в горькой нужде остаток своей жизни, нежели позволить сбыться этим соблазнительным посулам. Несчастный крестьянин проснулся в холодном поту, и вопль ужаса, возвестивший о его пробуждении, слился с криками его жены, испытавшей первые муки родовых схваток.

Жизнь его семьи изменилась в тот же день, когда родилась маленькая Лилит. Без всякой видимой причины все жители маленького селения вдруг возненавидели их. Никто более не хотел сказать с ними ни слова, соседские дети перестали играть с его детьми, взрослые отворачивались при встрече, а женщины плевали на их следы и кричали проклятия в спину. Но в то же время никто и помыслить не мог, чтобы причинить им вред, потому что безотчетный страх, который испытывали перед ними люди, был еще сильнее, чем ненависть.

Лилит росла на удивление здоровым и красивым ребенком, и даже сторонившиеся их соседи признавали, что никто и никогда из них не видел девочки, более прекрасной и смышленой. Обещание, данное ее отцу во сне таинственным голосом, сбылось совершенно: беды и болезни обходили его дом стороной, и, даже когда эпидемия смертоносной заразы выкосила половину селения, никто из его семьи не заразился и не заболел. Его урожай всегда был богатым, торговля и хозяйство шли хорошо, и они если и не разбогатели, то жили в достатке и уж точно ни в чем не нуждались.

Когда Лилит достигла возраста, в котором девочки в те времена считались совершеннолетними, она ушла из дома: без слов, прощаний и сожалений, не взяв с собой ни одной монеты, ни вещей, ни одежды, словно бабочка, вылетевшая из ветхой скорлупы куколки. На следующий же день вся ее семья: отец, мать, братья и сестры — была перебита жителями деревни, дом сожжен, и даже сама земля, на которой он стоял, перекопана и обнесена оградой, за которую не смели ступать ни человек, ни животное. Саму же Лилит, шедшую по пыльной дороге куда глаза глядят, подобрал проезжавший мимо местный вельможа, привлеченный юностью и красотой.

Так начался ее путь длиной в тысячи лет, сотни стран и сотни тысяч погубленных жизней. Смертные не могли противостоять темной силе истинной ламии, сокрытой в совершенном теле молодой и прекрасной женщины. Самые сильные, властные и умные мужчины становились для нее легкой добычей, и она забирала у них все: деньги, могущество, разум, а в конце концов, когда очередной покровитель становился лишь слабой тенью самого себя, отнимала и жизнь. Время было не властно над ней, и века проходили мимо, обжигая дыханием войн, срываясь в бездну забвения грохотом павших империй, а Лилит оставалась все той же, жадной до жизни, ненасытной и гибельной, как смолистое пламя лесного пожара. Она никогда не строила планов, не думала о будущем, не делала накоплений и ничего не создавала: она просто жила, перелетая с место на место, как огромная самка адской саранчи, пожирающая все на своем пути. Ее нельзя было назвать злой, как нельзя обвинять в жестокости хищника, раздирающего на части и пожирающего свою добычу, ибо она просто стихийно следовала своей природе, не делая никакого нравственного выбора, брала то, что хотела, делала то, к чему стремилась ее натура, нисколько не задумываясь о чужих страданиях и боли. Иногда, когда она вдруг начинала чувствовать себя одинокой и страсть к очередному объекту охоты превращалась в подобие искренней любви, Лилит инициировала несчастного избранника силой древней ламии и превращала его в вампира, делая своим спутником на долгие годы, а иногда даже на столетия. «Ты ни в чем не будешь нуждаться», — шептала она, и так оно и было, до тех пор, пока он не надоедал ей, и она не прекращала призрачную жизнь бедняги так же, как и даровала ее.