Красные цепи - читать онлайн книгу. Автор: Константин Образцов cтр.№ 120

Что-то подобное я чувствовал теперь, когда рассказывал Кристине то, о чем раньше не говорил никому: словно меня постепенно освобождали от грязных, окровавленных лохмотьев, налипших на душу. Мы стояли на набережной; когда я замолчал, словно очнувшись от легкого сна, то увидел, что Кристина внимательно смотрит на меня, а в ее черных глазах светятся отражения ночных фонарей в темной глубокой воде. Потом она сделала шаг и легко прикоснулась к моей щеке холодными нежными губами. На душе у меня стало легко и свободно; я чувствовал в своей руке ее нежную ладонь, а еще исходящее от ее тела удивительное тепло, которое явственно ощущалось даже сквозь ткань наших пальто.

Мы бродили по городу еще около часа, а потом она вдруг заторопилась. Я предложил проводить ее до дома на Островах, но Кристина сказала, что сейчас ей нужно ехать по каким-то другим делам, а потом она скорее всего поедет в свою собственную городскую квартиру, где-то неподалеку, здесь, в центре. Я проводил ее до машины. На прощание она еще раз коснулась губами моей щеки и улыбнулась так, что я долго стоял на набережной, не чувствуя стылого дождя и промозглого ветра, улыбаясь вслед исчезающим красным огням автомобиля.

Я открываю глаза, и воспоминания исчезают, растворяясь, как неуловимые образы прервавшегося сна. Передо мной светится экран с открытой страницей в социальной сети, неизменным ночным спутником моего добровольного безделья. Когда ничем не занят, недели и даже месяцы могут пролететь незаметно, но дни и часы порой тянутся бесконечно долго, и, чтобы скоротать время, я ночи напролет таращусь в окно виртуального мира, методично обновляя новости и наблюдая за бесконечными лентами бессмысленных цитат о смысле жизни и достижении успеха, а еще за мельканием фотографий — ярких отражений тусклого реального существования людей, которые оказались в моем списке контактов и по какому-то недоразумению именовались друзьями.

Три дня назад я нашел в Сети Машу Галачьянц. Бледная девочка с короткострижеными взъерошенными волосами смотрела на меня огромными глазами с черно-белой фотографии. Повинуясь какому-то неясному чувству, я послал ей тогда заявку на добавление в список контактов. Сейчас я вижу, что моя заявка принята. Я гашу сигарету, с трудом вдавливая ее в переполненную пепельницу, и набираю сообщение:

«Здравствуйте, Маша. Как Ваша бабочка?»

Алина знала, что лучший способ избавиться от ненужных мыслей, чувств и воспоминаний — это работа. И в последние семь дней работы было столько, что Алине не приходилось прикладывать ровным счетом никаких усилий, чтобы не возвращаться мыслями к тому, о чем думать не хотелось: о Гронском, о событиях прошедших недель, неоконченном расследовании и снова о Гронском.

Хаос, в который погрузилось Бюро судебно-медицинской экспертизы после бесследного исчезновения его руководителя, Даниила Ильича Кобота, и двух ведущих сотрудников, постепенно приобретал несколько упорядоченный характер, и происходило это во многом благодаря деятельности Алины. Ей приходилось в два раза больше, чем обычно, заниматься исследованиями трупов, число которых, как назло, с каждым днем только росло, как будто на небесах объявили дополнительные скидки тем, кто приведет с собой друга; в перерывах между бесконечными аутопсиями она занималась административной работой, управляла отделом, общалась с хмурыми следователями и настырными оперативниками, а еще постоянно помогала решать рабочие вопросы изрядно растерянному бывшему директору по административно-хозяйственной части Бюро, так и не свыкшемуся со своим новым положением руководителя. Алина вихрем носилась по коридорам между лабораториями, секционными залами, своим новым рабочим кабинетом, в котором еще сохранился тошнотворный аромат приторного парфюма Эдипа-Эдуарда, и бывшим кабинетом Кобота. С каждым днем все больше выцветавшая секретарша выучила ее имя и отчество, стала вставать при ее появлении и даже пару раз успела открыть дверь, когда Алина врывалась внутрь некогда величественных апартаментов начальника Бюро, теперь больше напоминавших штаб действующей армии, расположившейся в бывшем дворянском особняке. Собственно, только имена пропавших Кобота, Иванова, Мампории были тем единственным, что в течение рабочего дня напоминало Алине о связанных с ними странных событиях, но и они постепенно стали просто именами, в то время как носившие их люди словно растворились, исчезли за той невидимой гранью, которую провела Алина, закрыв за собой дверь квартиры Гронского. Вместе с ними исчезали и воспоминания, вытесняемые требующими внимания и сил текущими проблемами и задачами, и Алина решала, руководила, составляла отчеты, делала вскрытие за вскрытием, проводя на работе по двенадцать часов и возвращаясь домой поздней ночью, так что, даже закрывая глаза в постели перед сном, видела строки экспертных заключений или багрово-сизые внутренности покойников.

Все это время Алина жила у отца. Дом Сергея Николаевича Назарова находился за городом, но не очень далеко от городской черты, так что дорога до Бюро и обратно не занимала у Алины много времени. Преодолев стеснение, она была вынуждена попросить у отца машину. Про свой несчастный «Peugeot», исчезнувший вместе с телами ворвавшихся к ней в дом бандитов, Алина сказала, что его случайно разбили во дворе, и это было почти правдой. Папа не стал задавать лишних вопросов и охотно отдал ей свой новый «BMW M5», тем более что сам он им почти не пользовался, а ездил с водителем на «Porsche Cayenne», и теперь Алина утром долетала до работы за полчаса, а обратный путь по ночной дороге преодолевала еще быстрее.

Напряженный рабочий график не давал нормально пообщаться с отцом, и Алине было от этого немного стыдно. Когда она приходила домой, у нее хватало сил только на то, чтобы съесть ужин, заботливо разогретый к ее приезду, и упасть в изнеможении в кровать. Но она понимала, и от этого ей было стыдно еще больше, что, даже будь у них время поговорить, она не знала бы, что сказать и о чем рассказывать.

Отец очень любил ее, Алина это прекрасно понимала, и, конечно, она тоже любила его. Но как это часто бывает с людьми, близкими друг другу родственно, но далекими по роду занятий и образу жизни и редко выбирающими время для общения друг с другом, темы для бесед можно было найти с большим трудом. Обычно отец и дочь виделись по праздникам: Новый год, Рождество, дни рождения, ну и еще, может быть, несколько раз в году, когда удавалось найти время и силы для того, чтобы побороть подсознательное ожидание неловкого молчания и мучительных поисков слов для продолжения разговора. И в самом деле, что ответить на вопрос «Как твои дела?» человеку, которого видишь так редко, кроме дежурного «Все в порядке, папа»? И что он может ответить на такой вопрос? Когда люди общаются постоянно, находясь в курсе мелких тревог и радостей, маленьких успехов и неприятностей друг друга, можно долго рассказывать о том, что случилось за те два бесконечно длинных дня, что длилась их разлука. А если не общаться два месяца? Три? Полгода, не считая коротких телефонных разговоров, единственная цель которых — удостовериться, что собеседник жив, здоров и в состоянии сказать: «Да, у меня все хорошо»? Даже в тот первый вечер, когда Алина со слезами на глазах приехала к отцу, и было совершенно очевидно, что у нее совсем не все хорошо, в их разговоре то и дело повисали неудобные паузы. Отец не спрашивал, хотя очень хотел это сделать, Алина не рассказывала, хотя еще никогда в жизни ей так не хотелось выговориться, и это продолжалось вечер за вечером: каждый искренне, от души стремился к другому, но словно натыкался на какую-то невидимую стену и замолкал на полуслове, так и не сказав чего-то важного для них обоих.