Тотальный проект Солженицына - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бушин cтр.№ 34

Примечательно одно место, где она и меня помянула: «Подсчитала… Всего об «Иване Денисовиче» – ровно 800 писем. Недоброжелательных – 56.

Занялась подсчетом журнальных и газетных статей.

В центральных газетах – 11,

в периферийных – 18,

в журналах – 12.

Итого – 41. А в «Литературной газете», напечатавшей библиографию по «Ивану Денисовичу», дано лишь 17. Причем не названа даже статья Бушина в «Подъеме» («Дон», № 2. 1990, с. 112)».

Какая ревность, какая обида за драгоценного мужа!

А чего стоит такой пассаж, относящийся к зиме 1964 года, когда Солженицын находился в Ленинграде, а она оставалась в Рязани: «Февраль был снежным. Приходилось то и дело расчищать лопатой прогулочную дорожку мужа. Не дам ей скрыться под снегом! Это дает ощущение, что Саня просто куда-то отлучился из дома ненадолго, вот-вот вернется… и сразу в садик, сразу на свою тропочку…» (там же, с. 118).

Ей-ей, аж плакать хочется. А он ее поносит. Ведь умерла же она недавно, говорю, умерла… Но у него и к покойникам, с коими так много было связано в жизни, нет снисхождения.

Думаю, что Солженицын больше всего ненавидит свою покойную жену за то, что она рассказала, как гостила три недели у него на фронте. Сам же он ни в одном из припадков безоглядной открытости не обмолвился об этом ни словечком, ибо соображает, конечно, как ярко это гостеваньице высветило весь его фронтовой героизм…

И казалось бы, какое дело «подполковнику Иванову» до первой жены «объекта» операции. Но и у него читаем о ней то же, что у Солженицына: «Н. Решетовская, с помощью 5-го Управления КГБ опубликовала и распространила (неужто сама? – В. Б.) книгу «В споре со временем», порочащую супруга». Откуда он мог знать хотя бы о роли 5-го Управления в этом деле? Только от Солженицына!

И многое другое, что мы видим у «подполковника»: и байка о горьком детстве писателя, и басня об изъятии его книг, и сказка об антисолженицынских «спецгруппах КГБ», и треп о писательском величии – все это работа самого гения, уколотого в задницу. И назвать КГБ карательным органом мог лишь он, уколотый, а никак не старый чекист, обладающий профессиональной гордостью. Но это далеко не все.

Как мы знаем, Солженицын признает, что доказательства могут быть и косвенные, и даже лирические. А стилистические? А графологические? А грамматические? Почему нет? Пожалуй, все это даже более весомо, чем лирика. И здесь мы опять прибегнем к тому, чем уже воспользовались при рассмотрении лагерного доноса Солженицына.

Одна из примечательных особенностей характера этого человека, многообразно сказавшаяся и на характере его писаний, – отсутствие чувства меры, разного рода преувеличения, нажимистость, назойливость. В частности, это нашло выражение в редкостно непомерном обилии знаков препинания. При этом порой там, где они вовсе не требуются и даже, наоборот, противоречат правилам.

Взять, например, тире. Это энергичный знак. И вот в первом томе «Архипелага» встречаем, например, такое восклицание: «– Желаю вам – счастья – капитан!» (с. 33). Здесь первое тире совершенно неуместно, а во втором случае вполне достаточно было бы запятой. Или: «истязали Левину – из-за того, что у нее были общие знакомые с Аллилуевым» (с. 110). Или: «Отсюда – деловой вывод…» (с. 111). Или: «тут – совсем другая мерка» (с. 142). Или: «Мы – под танки за него готовы лечь» (с. 143) и т. д. А вот примеры с одной лишь 294-й страницы «Теленка»: «…о нем говорили, будто он – следователь КГБ. А вроде – оказалось и неправда». Или: «С ними-то – как раз и надо было говорить». Или: «Враги – вели подкопы» и т. д.

Если не нарушение правил, то, во всяком случае, пристрастие к тире как к средству стилистической выразительности здесь очевидно.

Такую же тиреманию видим и у «подполковника». Например: «В результате – появилась книга». Или: «Как только выполню задачу – улечу». Или: «Идти дальше было глупо – нас могли обнаружить». Или: «начальник находился при исполнении, – видимо, был предупрежден». Или: «… спрашивать не стал, – ответа все равно не добьешься» и т. д. В большинстве случаев здесь тоже вполне можно было обойтись запятой.

Такое же пристрастие в обоих случаях к подчеркиванию (курсиву, разрядке) тех или иных слов, выражений, фраз. Об этом уже говорилось в рассуждении о доносе. Вот «Архипелаг». На уже знакомой нам 110-й странице первого тома разрядкой, курсивом и крупным шрифтом выделены семь слов, на соседней 111-й – шесть, на следующей – тоже шесть и т. д. В третьем томе на страницах 263 и 289 – четыре подчеркивания, на страницах 246, 253, 276, 282 – пять, на странице 248 – шесть, на страницах 244 и 287 – семь и т. д. На двух опять же знакомых страницах «Теленка» – четыре выделенных курсивом слова. Не обошлось без этого и в сравнительно небольшом тексте «подполковника»: «специальные акции»…

Пожалуй, не менее показательна обоюдная любовь к запятым. «Архипелаг»: «Армяне, евреи, поляки, и разный случайный народ» (3, 265). «Теленок»: «…на другое утро, под лай собак, они опять пришли» (с. 295). «Иванов»: «Решетовская, с помощью 5-го Управления опубликовала книгу». Или: «…пока, в генеральском кабинете, информация не интересовала». Или: «Руководители знали об этих «посиделках» и, в случае необходимости, использовали их».

Остается сказать о кавычкофильстве. В первом томе «Архипелага» на странице 437 пять слов взяты в кавычки, а кроме того, четыре необязательных тире и 31 слово выделено. Какая концентрация! В третьем томе на странице 254 три выражения взяты в кавычки, на странице 286 – четыре, на странице 257 – пять и т. д. Какая неодолимая страсть к украшению своего письма!

А как у «подполковника»? Читаем: «По этому телефону звонит «генерал»…» Речь идет действительно о генерале. Почему же это слово взято в кавычки? Только по причине той же необыкновенной страсти. И дальше: «В спецгруппу входили «разработчики», «исполнители». «Значит, «незнакомец» не является представителем «семерки» и т. д.

Нельзя не заметить и то, что Солженицын нередко прибегает к прямой, как в пьесе, диалогизации разговора персонажей. Это есть и в «Архипелаге», например, на страницах 310 и 385 первого тома, и в «Теленке», хотя бы на странице 97, где, как в пьесе, представлен разговор автора с Твардовским, и на странице 102, где так же представлен разговор Твардовского с Александром Дементьевым, и на странице 112 – разговор Солженицына с секретарем ЦК Демичевым:

«Я: – Для охвата всей лагерной проблемы потребовалась бы еще одна книга. Не знаю, нужно ли.

Он: – Не нужно!..» и т. д.

Этот же прием использует и «подполковник»:

«Я: – Зачем вы ехали из Москвы?

Он: – Могут возникнуть новые обстоятельства.

Я: – Как долго вы пробудете у нас?

Он: – Как только выполню задание – улечу…»

Разумеется, не кому другому, а именно Солженицыну, о любви которого к стягиванию двух слов в одно уже говорилось, принадлежат и такие слова в тексте «подполковника», как «идееносители», «крестоналожение»… А фраза «я ощутил дыхание чего-то необычного» приводит на память слова из «Архипелага»: «под дыханием близкой смерти» (1, 33).