Иоланда Арагонская похлопала в ладоши, и слуги ее внесли в залу заранее приготовленные семь золотых кубков.
— Пусть это будет залогом наших добрых отношений, — сказала одна королева — другой. — На этих кубках — герб Арагона. Когда будет желание утолить жажду, ваше величество, вспомните о нас.
— Как лестно, — улыбнулась Изабелла Баварская.
Она любила подарки. Тем более что часть французской казны уплывало на ее родину — в Баварию. Нелюбимая французами, Изабелла была патриоткой своей родной земли.
Через десять дней, 18 декабря, состоялось торжественное событие. На нем присутствовали обе королевы, дофин Луи, герцоги Людовик Анжуйский и Карл Орлеанский, Бернар Арманьяк и граф де Вертю. В этот памятный день были торжественно обручены десятилетний принц Карл и семилетняя принцесса Мария — будущие король и королева Франции, правлению которых будет суждено изменить ход исторических событий своего государства.
Часть вторая. Азенкур
Король Генрих V. Могу я с чистой совестью, по праву потребовать, что мне принадлежит?
Архиепископ Кентерберийский. Пусть будет грех на мне, мой государь! Написано в священной Книге Чисел, что если сын умрет, то переходит наследство к дочери. Властитель мой, восстаньте, взвейте наш кровавый стяг! На мощных предков обратите взор; и на могиле прадеда-героя, вам давшего на Францию права, его бесстрашный дух вы призовите; и деда, Принца Черного Эдуарда, который, разгромив войска французов, трагедию на славу разыграл!
Вильям Шекспир. Жизнь и смерть Генриха V
Что касается знати (английской знати времен Генриха Пятого. — Прим. авт. ), война против Франции была их образом жизни, которого она на протяжении поколения была лишена. Их образование, таланты, весь их кодекс поведения были ориентированы на войну. И в самом деле, быть аристократом означало быть воином, и это являлось оправданием их могущества. Война означала славу, стимул к деятельности и приключение; но прежде всего война означала добычу. И к тому же эта война была справедливой: как Церковь, так и Парламент ее поддерживали.
Питер Эйрл. Жизнь и эпоха Генриха V
1
Несколько дней шел проливной дождь, и теперь поле, с обеих сторон стиснутое плотными лесами, раскисло, превратилось едва ли не в топь. Земля взбухла, копыта могучих коней, одетых в броню, укрытых намокшими попонами, глубоко уходили в нее. По панцирям воинов текла вода. Спрятаться было некуда — палатки остались далеко за спиной. Все были мокры до нитки: принцы крови и простые воины. Роскошные павлиньи перья на шлемах знати выглядели жалко. Знамена поникли, плащи стали обузой.
25 октября 1415 года на поле, в пол-лье друг от друга, уже три часа кряду стояли два войска. Французы против англичан.
Весь цвет арманьякской знати собрался под Азенкуром.
Далекие башни самого замка сейчас едва читались за назойливым осенним дождем.
Французов было больше. Пятнадцать тысяч против девяти. Генрих Пятый, английский король, потерял часть своих людей под осажденным Гарфлером. Несколько суток оба войска шли вдоль Соммы к верховью реки: англичане по левому берегу, французы — по правому. Переправившись неожиданно для противника, англичане пошли на север, в сторону Кале, чтобы соединиться с главной военной базой острова на континенте, но французы преградили им дорогу под Азенкуром.
И теперь два войска ждали битвы. Коннетабль Карл д, Альбре, главнокомандующий французов, рассчитывал сражаться в обороне. Он знал, что атаку англичан замедлит огонь арбалетчиков, затем противник увязнет в первой линии из спешенных рыцарей, отчаянных рубак, потом их встретит линия копейщиков и легковооруженных воинов, и наконец, как две сокрушительные волны, обойдет англичан, сломает их ряды и замкнет за нападавшими круг тяжелая конница, равной которой нет в Европе.
Легковооруженным воинам будет с руки добивать разрозненные ряды англичан.
…Еще три часа назад, расположив армию в поле, растянув линию войска между тесными лесами, именно так думал коннетабль Франции, надеясь на стремительную победу в обороне. Его войско не так устало от переходов, как войско англичан. Главное, скорее было вступить в бой. Не ждать. Не томить две громады рыцарской конницы по флангам и три линии спешенных рыцарей и простых воинов между ними.
Но вот прошло три часа, а враг, отгородившись частоколом, ощерившись заточенными бревнами, в три четверти человеческого роста, не двигался. Он точно врос в землю по другую сторону длинного и узкого, не более мили в ширину, поля.
— Чертовы англичане! — через поднятое забрало, держа руку в железной перчатке на рукояти меча, скрипел зубами один из рыцарей коннетабля. — Они успели построить целый форт перед собой!
— Строить палисады — любимое занятие крестьян, — вторил ему второй рыцарь из свиты Карла д, Альбре. — Они, верно, понесут его впереди себя, когда пойдут в бой!
Коннетабль усмехнулся остроте, но улыбка, едва появившись на его губах, быстро исчезла. В этой войне англичане нападали, французы — отбивались. Но сегодня враг не торопился атаковать ряды Карла д, Альбре. Складывалось ощущение, что он никуда не спешит. Что из нападающих англичане превратились в осажденных. Что могут вот так, под проливным дождем, сутками торчать на этом поле, будь оно проклято! И теперь ничто не заставит их пойти вперед.
А войско коннетабля бушевало. Не находило себе места. Карл д, Альбре это видел, и картина нарастающего недовольства беспокоила его куда больше, чем безмолвное стояние на одном месте англичан. Будучи аристократом, коннетабль не любил наемных солдат. Но у последних, дравшихся за деньги, было одно преимущество — они четко выполняли все приказы своего полководца. И совсем другое дело — конница высокородных феодалов, каждый из которых считал себя пупом земли.
А нынче под Азенкуром собрались первые рыцари королевства, окружив себя многочисленными вассалами. Принцы крови, герцоги, именитые бароны! Карл Орлеанский был первым среди первых на этом поле. Битвы ожидали герцоги Алансонский, Барский, Туренский, Бурбон, — каждый с целым войском: с братьями, сыновьями и дядьями, с первыми своими рыцарями, оруженосцами, пажами, многочисленными рядами сержантов, которые вошли в общий строй войска. Каждому хотелось наконец-таки отличиться! Герцог Бургундский не привел свои войска в стан французов, но двум родным братьям — герцогам Брабантскому и Неверскому — запретить выступить на стороне Карла Шестого не посмел. Герцог Бретонский, занятый делами в своей вотчине, послал под знамена с золотыми лилиями младшего брата — Артюра де Ришмона.
Но эти высокородные рыцари, правившие на огромных землях и являвшиеся родственниками короля Франции, были не только отчаянно храбры, но бесконечно горды кровью, которая текла в их жилах. Их самолюбие и тщеславие были высшего накала. Они искали победы любой ценой, и путь к этой победе каждый из них часто видел по-своему. Еще больше рвались в бой их рыцари — каждый из них хотел как можно скорее отличиться, взять знатного пленника, чтобы потом получить за него богатый выкуп. А знатных англичан на той стороне поля было предостаточно. Самой важной птицей был сам король Генрих Пятый — накануне французские рыцари бросали кости за право первым пленить английского короля!