— Нет сомнений, государыня.
В это мгновение Жанна открыла глаза. Что-то странно было в голосе неприятной женщины-простолюдинки. Брови повитухи хмурились. Недоумение блуждало по ее немолодому, иссеченному морщинами лицу. Она переглянулась с Иоландой Арагонской, кивнула:
— Нерушимая девственница.
Жанну попросили одеться. Когда она застегивала жакет и опоясывалась ремнем, Иоланда Арагонская вышла со своими фрейлинами ко двору и громко объявила:
— Мы рады сообщить вам, что Дама Жанна — нерушимая девственница!
Королева Франции Мария Анжуйская вышла из палатки вместе с Жанной, держа ее за руку. Лица придворных смешались перед глазами девушки. Ее глаза застилали слезы. Но недолгое представление было окончено, и двор в этот знаменательный вечер ожидал еще один пир. Что до Жанны, ей хотелось как можно скорее запереться в своих покоях, забраться в кадушку с горячей водой, смывая с себя прикосновения повитухи, и выплакаться вволю.
Не знала Жанна, как давился проклятиями Ла Тремуй, когда были объявлены результаты экспертизы, хмурился и мрачнел Реньо де Шартр, как нервно шептал Карл Валуа: «Слава Богу, слава Богу!» Не знала она и другого — великого изумления и счастья в сердце мудрой Иоланды Арагонской. После обследования она вызвала к себе повитуху и задала ей несколько вопросов с глазу на глаз. И только потом сказала своей дочери: «Жанна обречена быть девственницей. Воистину — промысел Божий!»
На рассвете 12 марта Жанна в сопровождении многих придворных, которые не захотели пропустить еще одного грандиозного спектакля, выехала из Шинона по южной дороге, раскисшей от дождя и мокрого снега, в Пуатье. С тяжелым сердцем решилась она на это путешествие. Впрочем, поездки было не избежать. Жанне предложили карету, обложенную внутри мехами, чтобы было тепло и уютно, но она отказалась. «Предпочитаю Ястреба», — сказала девушка и, одев подбитый мехом плащ, запрыгнула в седло. Она намеренно подпоясалась широким кожаным ремнем с мечом у левого бедра и боевым кинжалом у правого, заломила на левую сторону широкий берет. Пусть все видят — она себя в обиду не даст! И хотя ей предлагали одеть женское платье, дабы предстала она перед коллегией клириков, как подобает даме, Жанна наотрез отказалась: держать бой — значит держать бой. Чуть раньше она спросила у Иоланды Арагонской, кто те люди, что не доверяют ей. Но королева промолчала. И тогда Жана назвала их сама: «Это монсеньер Ла Тремуй и его преосвященство Реньо де Шартр?» Но и тут королева, мудрый политик, не ответила.
Следуя с Жанной в Пуатье, до которого от Шинона было около двадцати лье, в карете с гербом, кутаясь в шубу, Иоланда Арагонская жаловалась своему исповеднику францисканцу отцу Ришару:
— Два камня на ногах моего зятя. Имя одному, что побольше, — Ла Тремуй, а второму — де Шартр. Срезать бы эти веревки, да сил нет. Храни нас Пресвятая Дева!
В Пуатье процессия въехала в тот же день поздно вечером. В богатых тавернах там уже громкоголосо совещались святые отцы, за добрым вином, согревающим душу и тело, решая, какими вопросами озадачить девицу, новоявленную спасительницу.
Среди почтенных прелатов были: духовник короля Жерар Маше, епископ Кастра; Симон Боннэ; епископ Пуатье Уго де Камбарель; метр Пьер де Версай и метр Жан Морен; богослов Гийом Эмери; бакалавр богословия Гийом Ле Марье; специалист по Священному Писанию Пьер Сеген; монах-кармелит Жан Ломбер; клирик Матьё Менаж; искушенный в вопросах богословия известный монах Сеген де Сеген и многие другие.
Реньо де Шартр, непосредственный владыка всех этих прелатов, отбыл в Пуатье тремя днями раньше, сказав королю, что лично должен проследить за подготовкой церковной комиссии. И он следил — изо всех сил!
— Помните, наш король молод и неопытен, — увещевал он избранных клириков, которых знал не один год, — он доверчив и добр сердцем. А потому на вас все надежды Господа! Ни одной лазейки не оставьте для той, что зовет себя Девой! Забудьте, что она благородной крови. Не бойтесь поймать ее! Весь ваш опыт, всю мудрость и умение отдайте этому!
Прелаты кивали: они понимали, что вовлечены в придворную игру. Не всем нравилось это. Но Реньо де Шартр числился их духовным вождем, и потому они обязаны были слушаться его и подчиняться ему во всем.
Жанну поселили в доме мэтра Жана Рабато, адвоката Парижского парламента, два года раньше перешедшего на сторону Карла Валуа. Половину ночи Жанна провела в кафедральном соборе Пуатье, стоя на коленях перед статуей Богоматери. Жан де Новелонпон не отходил от нее ни на шаг. Дьёлуар и Жюльен тоже хотели было остаться, но рыцарь отправил их на постоялый двор.
— Первый раз мне страшно, — под сводами храма сказала Жанна своему другу. — Я предпочла бы десять раз сразиться с бургундцами на мечах, чем оправдываться перед теми, кто не верит мне! Не хочет верить…
— Ничего не бойся, — Новелонпон сжал ее руку. — Они не умнее тебя. Сколько раз ты сама говорила, что твое дело — дело Господа. А значит, Он с тобой и поможет тебе.
— Спасибо, Жан, — печально улыбнулась девушка. — Если бы не ты, мне было бы трудно.
На следующий день, приковывая взгляды судей ладной фигурой, облаченной в мужской костюм, Жанна, готовая умереть, но выдержать еще один бой, смело отвечала на вопросы прелатов.
— Из ваших слов, Жанна, выходит, что сам Господь Бог хочет помочь французскому народу избавиться от бедствий, — спрашивал ее мэтр Гийом Эмери. — Это так?
— Да, мессир.
— Но если Францию желает освободить сам Бог, как вы говорите нам, зачем тогда нужны солдаты?
Жанна улыбнулась:
— Вы бываете голодны, мессир?
— Странный вопрос, Жанна…
— Ответьте мне на него, и я отвечу на ваш.
Гильом Эмери с улыбкой оглядел присутствующих.
— Бываю, Жанна, как и все люди. Думаю, как и ты. Если ты человек, конечно…
— Я человек, мессир. А теперь подумайте, как вы насытитесь, не имея рта, зубов, языка и горла? — Она оглядела упитанную фигуру мэтра Эмери. — Не будь у вас таковых, вы бы и недели не протянули. Такова воля Бога, создавшего Вас по образу и подобию своему. Не так ли? — Шепот пробежал по рядам клириков. Жанна гордо подняла голову. — Солдаты нужны для того, чтобы исполнить волю Бога. Оружие в их руках, чтобы они были сильными. Солдаты будут сражаться, мессир, отважно сражаться, и Господь милостиво дарует им победу.
Карл Валуа улыбался — Жанна была точно броня!
— Ну что, несносные рыцари, как она вам? — похожая на величественную статую, держа руки на подлокотниках кресла, лишь поведя глазами, спросила королева Иоланда.
— Она молодчина! — усмехнулся Ла Ир. — Ей палец в рот не клади!
Потон де Ксентрай утвердительно кивнул, поддержав товарища.
— Она — необыкновенна, — кивнул Жиль де Рэ. — Божественна…
Ла Тремуй, краем уха слышавший их разговор, щурил глаза и зло улыбался.