Распоряжения отдавались быстро и четко. 7-я танковая рота была придана боевой группе «Дорр» (1-й батальон полка СС «Германия»), с приказом атаковать с востока на запад вдоль железнодорожной линии Ковель — Старые Кошары, для расширения коридора и установления контакта со 131-й пехотной дивизией. Затем две «пантеры» из недавно прибывшей 5-й роты оберштурмфюрера СС Йессена придавались гауптману Ольбрихту, подразделение которого защищало казармы в южной части Ковеля. Позаботился Муленкамп и о своей командирской «пантере», подорвавшейся на мине на окраине Ковеля, отправив туда для охраны танк унтерштурмфюрера СС Хорста Нимана из 5-й роты. В разгар совещания раздался телефонный звонок — Гилле потребовал от Муленкампа усилить атаку 1-го батальона полка СС «Германия», и тот немедленно в дополнение к 7-й роте, выделил для этой цели еще и 6-ю. Не успели разобраться с этим, как раздался новый звонок, на сей раз с призывом о помощи из юго-восточной части города. Через 10 минут пять «пантер» полковой штабной роты оберштурмфюрера СС Хайнца Лютгарта
[53]
направились туда и выправили положение.
По окончании совещания Муленкамп лично объехал свои части, проконтролировав выполнение приказов и осмотрев избранные экипажами позиции.
Общая обстановка вокруг Ковеля была еще далека от стабильности. Ханс Дорр получил приказ атаковать в западном направлении вдоль железнодорожной линии Ковель — Старые Кошары. Он лично возглавил атаку своего прежнего 1-го батальона полка СС «Германия», при поддержке 6-й и 7-й танковых рот. Однако атака не удалась, захлебнувшись в сильном противотанковом и ружейно-пулеметном огне, которым советские войска встретили эсэсовцев с восточного края местных лесов. Пробиться в этом месте так и не удалось. Вечером 5 апреля 131-я пехотная дивизия, на соединение с которой шли эсэсовцы, доложила в штаб 2-й армии, что «продвижение СС-«Германии» при поддержке «пантер» от железнодорожной развилки на запад увязло»
{205}.
В других местах также было не легче. «Пантера» унтерштурмфюрера СС Нимана и охраняемый им обездвиженный командирский танк Муленкампа попали под обстрел советских противотанковых орудий. Командирский танк получил попадания в корпус и башню и был оставлен экипажем (наводчик Куддернатш успел произвести два выстрела из пушки, но промазал). Ниман тем временем вступил в бой с советскими орудиями, которые стреляли с дистанции 2500 метров, и даже поразил одно из них. Доклад об этом лег на стол к Муленкампу в 17: 10, и он немедленно отправил взвод из 5-й роты для поддержки Нимана. Одновременно по тревоге был поднят ремонтный взвод унтерштурмфюрера СС резерва Эриха Вайсе с приказом как можно быстрее починить командирскую «пантеру». Уже через час ремонтники приступили к работе. Задача перед ними стояла сложная — замена поврежденных подрывами на минах или артиллерийским огнем внутренних опорных катков «пантер» была очень трудоемкой операцией, в некоторых случаях требуя свыше десятка часов.
Стоит сказать, что Вайсе был одним из самых заслуженных офицеров ремонтно-технической службы в войсках СС, кавалером сравнительно редкой награды — Рыцарского креста военных заслуг с Мечами (награжден 16 ноября 1943 года).
Муленкамп только успел закончить составление заявок на боеприпасы и горючее, как ему по телефону сообщили об очередном кризисе. Советские войска пехотой и танками атаковали Дубовое и кирпичный завод на северо-восточной окраине Ковеля. Начальник оперативного отдела группы Гилле оберстлейтенант Раймпелль отдал 5-му танковому полку СС приказ выдвинуть одну роту к селу Дубовое, где она должна была доложиться гауптману Вайде, а другую — на северо-восточную окраину города к кирпичному заводу. Роты, судя по всему, 5-я и 8-я, были направлены в указанные места, однако противник так и не появился. За ночь состоялась лишь одна дуэль между противотанковым орудием и «пантерой», закончившаяся для обоих участников безрезультатно. Утром 6 апреля боевые действия здесь прекратились, и воцарилось временное затишье. Танкисты «Викинга» получили возможность отдохнуть.
Вечером 5 апреля 8-й армейский корпус и боевая группа «Гилле» были временно подчинены генералу пехоты Хоссбаху, составив тем самым группу «Хоссбах» (куца также вошел 56-й танковый корпус). Приказ группа получила следующий: «Освободить Ковель и удержать его, включая изгиб железнодорожной линии на его восточных окраинах, как постоянный форпост в новой главной линии обороны, которая будет организована. Реку Турью следует взять под контроль по обеим сторонам от Ковеля. Начиная с севера, построить вдоль нее главную линию обороны вплоть до точки, где она впадает в Припять»
{206}.
Командный пункт 4-й танковой дивизии был развернут на северной окраине Ковеля. В ночь на 6 апреля генерал-лейтенант фон Заукен устроил для своих офицеров небольшую вечеринку в честь достигнутого успеха, на которую были приглашены командиры частей, вплоть до командиров рот. Офицеры собрались в штабном грузовике «Опель Блитц»
[54]
, принадлежавшем 1-му батальону 35-го танкового полка, где, по воспоминаниям Шульц-Меркеля, посидели хотя и в тесноте, но в очень теплой и непринужденной обстановке. Около полуночи Шульц-Меркель вышел из грузовика. Как раз наступил его день рождения (ему исполнился 31 год). Не успел он предаться философским рассуждениям о своих прожитых годах, как вдруг неожиданно всего лишь в 10 метрах от себя увидел советский танк Т-34. Ошарашенный именинник смотрел на непрошеного гостя, незвано явившегося на вечеринку. Быстро погасив свет, он бросился к ближайшему танку, чтобы по радио поднять свой батальон, однако оказалось, что связи ни с кем нет — экипажи, судя по всему, крепко спали, отдыхая после нескольких дней тяжелых боев. К счастью для Шулыд-Меркеля и всей 4-й танковой дивизии, советский танк исчез также неожиданно, как и появился, — он отправился в сторону немецкой дороги снабжения, и, судя по всему, так и не заметив немцев, которые были совсем рядом. Остаток ночи офицеры провели в напряженном ожидании возвращения советского танка, сжимая в руках «панцерфаусты» и приготовив противотанковые тарелочные «теллермины». Однако ночь прошла спокойно, противник так и не появился
{207}.
Утром 6 апреля командный пункт 1-го батальона 35-го танкового полка был передвинут ближе к городской окраине, неподалеку от кирпичного завода. Три свои танковые роты Шульц-Меркель выставил в боевое охранение в разных направлениях, а одну роту оставил в резерве. Было спокойно, поэтому около полудня не сомкнувший глаз за ночь Шульц-Меркель решил немного вздремнуть. Увы, на этот раз ему также не удалось поспать, так как он получил срочный вызов на наблюдательный пункт дивизии, оборудованный на высокой башне кирпичного завода (довольно странно, почему советские войска допустили промах и не подорвали эту башню при отступлении или же не разрушили ее при помощи артиллерийского обстрела или авиационного налета). Там уже находились командир дивизии фон Заукен и командир дивизионного 103-го артиллерийского полка оберст Рихард Лаукат. Отсюда они могли обозревать всю окружающую местность и просматривать советские тылы. Офицеры как раз могли наблюдать оживленное движение в советском тылу, однако, что там происходит, точно сказать было нельзя. Что это — перегруппировка войск, отступление или, наоборот, выдвижение резервов на передовую линию? Наконец, внимательно осмотрев территорию противника, фон Заукен спокойно произнес: «Это не грузовики, господа. Это танки, и они движутся сюда». Сначала фон Заукену, при всем к нему уважении со стороны офицеров, никто не поверил. Шульц-Меркель вспоминал, что никак не мог разглядеть танки в свой бинокль, и это при том, что имел очень хорошее зрение. «Как 52-летний фон Заукен мог видеть то, что не видел он?» — спрашивал себя Шульц-Меркель. В одном из автомобилей, стоявших у подножия башни, был «ножничный» бинокулярный перископ, и его быстро доставили наверх. Тут-то уж все увидели, что командир дивизии был прав. «Конечно, он был прав. Я насчитал почти 40 танков, но как много из них уже успели скрыться в лесу?» — вспоминал Шульц-Меркель. Час пробил, и наступило время действовать.