– Дорогая, я и не обсуждаю твою любовную жизнь, просто потому, что у тебя ее и не было никогда. Итак, все довольно просто. Ты помогаешь Одиссею, а это сводит к нулю отсутствие на поле битвы Ахиллеса.
Богиня войны глубоко вздохнула, намереваясь как-то оправдать свои поступки. Но Венера вскинула руку, не позволяя ей заговорить.
– Ох, оставь! Это все только на пользу тебе. Я бы даже сказала, для тебя это очень хорошо. Вот только ты спутала все наши планы.
– Я прекрасно это понимаю, – коротко бросила богиня войны.
– Ну вот, поэтому мы с Герой эти планы изменили. Греки вполне могут победить. Я хочу сказать, это, конечно, не совсем то, чего мы хотели. Но нам ведь на само деле просто хочется, чтобы закончилась наконец дурацкая война!
– Я тоже этого хочу, – кивнула Афина.
– Вижу, вижу... Так что для тебя это будет вдвойне хорошо. Греки побеждают. Твой возлюбленный – грек. Все наконец будут счастливы. Эй, ты ведь можешь даже сделать так, чтобы Одиссей еще лет десять не добрался до дома! И тогда он будет принадлежать только тебе, и у вас будет долгое-предолгое любовное свидание.
Серые глаза богини войны снова прищурились.
– Мы, кажется, не намеревались обсуждать мою любовную жизнь.
– Ох, вечно мокрая задница Посейдона, какая же ты зануда! – Но тут, вспомнив, где она находится, Венера оглянулась на море. – Прости, дорогой, ты ведь знаешь, что я сказала это любя.
– Послушай, ты не могла бы наконец сосредоточиться? – спросила Афина, – Как насчет Ахиллеса и его судьбы? Значит ли это, что он завтра умрет?
– Ох, об этом не беспокойся. Ахиллес будет преспокойно спать в собственной постели. На самом деле греков поведет в бой Патрокл, ну и еще моя маленькая магия. Вот только не рассказывай об этом своему дружку!
– Он не... – взорвалась Афина.
– Да как бы то ни было! Просто не говори ему, и все! Увидимся завтра, после того, как все это наконец закончится. Если, конечно, ты не будешь опять слишком занята.
Венера послала Одиссею воздушный поцелуй и исчезла.
Глава 26
Просторный шатер Агамемнона был битком наполнен радостными людьми. Большинство празднующих были в летах или занимали слишком высокое положение в обществе, чтобы лично участвовать в сражениях. Но если бы кто-нибудь прислушался к их тостам и хвастливым речам, то ему бы и в голову не пришло, что сами они никогда не бывали в гуще битвы. И еще здесь было много женщин, молодых безропотных пленниц, которые, если даже и не стремились к наслаждениям, все же делали вид, будто готовы хоть сейчас пуститься во все тяжкие. Видимо, надеялись, что это принесет им некоторые преимущества.
Брисеида ненавидела старых сморщенных козлов с увядшими мошонками. Но тем не менее она исподтишка одаряла улыбками тех, кто казался ей не слишком уж омерзительным. Она ведь может в любой момент надоесть Агамемнону, и тогда только кто-нибудь из этих полутрупов способен оказать ей покровительство... а иначе ее отдадут какому-нибудь крестьянину в шлеме, а тот начнет делиться ею со своими дружками...
Чего бы ей действительно хотелось, так это принадлежать человеку столь же мужественному, как золотой Ахиллес. Его шрамы никогда не беспокоили и не пугали Брисеиду, а мысль о берсеркере скорее возбуждала, чем отталкивала. Но когда она принадлежала Ахиллесу, он только и требовал, чтобы она принесла вина и еды. С тех пор как он отдал Брисеиду Агамемнону, она не переставала клясть себя за то, что не проявила больше дерзости когда имела такую возможность. Надо было без приглашения забраться в его постель. Надо было подумать о том, как его зачаровать, ведь удалось же это Поликсене...
– Брисеида! Еще вина! – приказал Агамемнон, протягивая руку со своего трона, чтобы подергать наложницу за сосок на глазах у всех военачальников.
Брисеиде хотелось скривить губы и зашипеть на него, как шипят гадюки. Но вместо этого она эротично выгнула спину и хрипло ответила:
– Все, чего только пожелаешь, мой повелитель!
Потом она схватила пустой винный кувшин и не спеша прошла мимо других мужчин, заманчиво поглаживая глиняные бока посудины, давая старцам полюбоваться на ее торчащие юные соски, позволяя им рисовать в воображении самые сладкие сцены.
Едва выйдя из шатра, Брисеида сменила походку. Теперь она кралась неслышно, как кошка, что отлично умела делать с самого детства. И конечно же, тупые вояки, толпившиеся вокруг бочонков с вином, не заметили ее приближения.
Брисеида вдруг услышала имя и замерла в тени.
– Ахиллес? В самом деле? Ты уверен? – спросил плотный коротышка.
– Я слыхал от самого Одиссея, – последовал ответ высокого воина с рябым лицом, – Должно быть, это правда.
– Ну с Ахиллесом и его мирмидонянами победа завтра нам обеспечена, братья!
– А я уж и не верил, что он снова решит повоевать, – сказал еще кто-то, – Говорят, та троянская царевна навела на него какие-то чары.
– Она навела чары только сюда, – заржал еще один солдат, хватая себя за гениталии, – но не сюда.
Другой рукой он поднял меч и описал дугу над головой.
Мужчины дружно рассмеялись.
Брисеида шагнула из тени в круг света.
– Агамемнон желает еще вина, – произнесла она ледяным тоном, протягивая кувшин, – Налейте-ка доверху.
Коренастый воин взял кувшин и сказал:
– Я сам сделаю это для тебя.
Его жадный взгляд сразу сказал Брисеиде, что он хотел бы наполнить и ее саму, как кувшин, однако она прекрасно знала, что, пока принадлежит Агамемнону, никто из этих мужчин не осмелится даже заговорить о своей страсти.
Воин протянул ей полный кувшин, таращась на отвердевшие соски, отчетливо видимые сквозь ее полупрозрачную одежду.
– Как тебя зовут? – спросила Брисеида.
Он улыбнулся, показав гнилые зубы.
– Антоклус, моя госпожа.
– Так вот, Антоклус, если еще раз осмелишься вот так смотреть на меня, я скажу Агамемнону, что ты пытался меня изнасиловать, и попрошу моего возлюбленного, твоего царя, подать мне на блюде твои яйца.
Воин побледнел до синевы, а Брисеида улыбнулась и Пошла прочь, осторожно держа кувшин, чтобы не пролить вино на платье.
Она быстро вернулась на свое место рядом с Агаменоном, на этот раз не обращая внимания на одобритедьные взгляды военачальников. Наполнив кубок царя, придвинулась к нему поближе и шепнула:
– У меня есть новости про Ахиллеса.
Агамемнон на мгновение заглянул в ее глаза, и то, что царь увидел там, заставило его хлопнуть в ладоши и крикнуть:
– Эй, музыку погромче, танцовщиц побольше!
Музыканты грянули во всю мощь, в шатер вбежали совсем юные девушки, одетые в одни лишь золотые цепи; они отвлекли внимание собравшихся мужчин от царя.